То, что раньше ему казалось скучным, теперь всецело владело его вниманием. Во время своего заключения, официально это называлось посвящением, он был вынужден читать главы о человеческом поведении. Сейчас же он буквально уходил в текст с головой, читая эти разделы. А Дональд (его голос на другом конце линии) сумел убедить в том, что все эти мальчики из Робберс-Кейва^[1], Милгрэмы^[2] и Скиннеры^[3] – не просто выдуманные истории. Некоторые из них были реальностью.

Повзрослев на этих страницах, с каждым разом он черпал больше и больше из книг Наследия. Его вниманием завладела история старого мира. На протяжении тысячелетий в нем то и дело вспыхивали восстания. Они с Джульеттой спорили, можно ли положить конец этим повторяющимся вспышкам насилия. Книги отвечали, что такие надежды тщетны. А потом Лукас обнаружил целые главы об опасностях, к которым приводят эти восстания, – это была как раз та ситуация, в которой они тогда оказались. Он прочел о людях со странными именами – Кромвель, Наполеон, Кастро, Ленин, – которые боролись за свободу людей, а затем порабощали их еще хуже.

Джульетта убеждала его, что все это не более чем легенды. Мифы. Вроде страшилок, которыми родители пугают детей, чтобы те слушались. Она считала, что эти страницы служат для показа того, как легко ввергнуть мир в хаос, и что природа людей охотно этому способствует. А вот последующее восстановление – дело сложное. Мало кто задумывается над тем, что` противопоставить несправедливости. Легче всего все разрушить, говорила она, как будто из обломков и пепла можно восстановить мир заново.

Лукас с ней не соглашался. Он считал, и то же говорил Дональд, что истории эти – правда. Да, революции – это тяжело, это боль. И после них всегда наступает время, когда становится еще хуже. Но постепенно ситуация улучшается. Люди учатся на своих ошибках. Вот в чем он пытался ее убедить однажды ночью после звонка от Дональда. Они тогда проспорили до рассвета. Джулс, разумеется, должна была оставить последнее слово за собой. Она отвела его в кафе и показала на светлеющее небо над горизонтом, на безжизненные холмы, на редкие проблески солнечного света, отраженного от разрушенных башен.

– Вот твой мир, который сделали лучше, – сказала она. – И люди в нем отлично учились на собственных ошибках.

Да, последнее слово всегда за ней, хотя Лукасу тоже было чем ей ответить.

– Возможно, это те сложные времена, которые были до, – прошептал он, уткнувшись носом в свой кофе.

Джульетта его как будто не слушала.

Страницы под пальцами Лукаса запульсировали красным. Он посмотрел вверх. Лампы под потолком мигали, сигнализируя о входящем звонке. Сервер связи загудел, над первым разъемом замигал индикатор. Взяв в руки гарнитуру, Лукас размотал провод и воткнул штекер в разъем.

– Алло, – сказал он.

– Лукас?

Компьютер удалял из голоса все эмоции. Кроме разочарования. То, что ответила не Джульетта, вызвало у собеседника спад эмоций. А может, Лукас все это нафантазировал?

– Да, это всего лишь я, – произнес он.

– Прекрасно. Для твоего сведения: у меня дело, которое не терпит отлагательств. У нас мало времени.

– Ясно. – Лукас отыскал в книге место, на котором они с Джульеттой остановились в прошлый раз. Эти разговоры напоминали ему время учебы с Бернардом, но с той разницей, что он перешел на новую ступень обучения и осваивал уже не Правила, а Наследие. – Я хотел кое-что спросить о том парне, Руссо…

– Хорошо, но сперва я вынужден снова тебе сказать: прекратите копать.

Лукас закрыл книгу, положив палец между страницами, чтобы не потерять нужное место. Он был рад, что Джульетта согласилась пойти на собрание в мэрию. Она всегда оживлялась, когда поднимали эту тему. Когда-то она пригрозила Дональду отомстить, и он, похоже, думает, что они копают туннель к нему, а Джульетта заставила Лукаса поклясться, что он будет поддерживать эту ложь. Она совсем не хотела, чтобы в Первом укрытии узнали про ее друзей из Семнадцатого и о планах по их спасению. Лукасу эта ее уловка не нравилась. Джульетта не доверяла Дональду, хотя он и предупредил, что их дом может быть в любой момент уничтожен неким таинственным образом. Лукас же видел в нем того, кто пытается им помочь, даже во вред себе. И Лукас считал, что Дональд переживает за них.

– Боюсь, работа над туннелем будет продолжена, – ответил Лукас. Он едва не ляпнул: «Потому что она не остановится», имея в виду Джульетту, но решил, что лучше будет проявить определенную солидарность.

– До нас доходит вибрация. И люди понимают: что-то происходит.

– А ты не можешь им сказать, что у нас беда с генератором? Что у него опять сбилась центровка вала?

В ответ послышался разочарованный вздох, даже компьютер не смог его погасить.

– У них достаточно ума этому не поверить. Я приказал им не тратить время на поиски причины вибрации, и это все, что я могу. Повторяю: добром это не кончится.

– Тогда почему ты нам помогаешь? Зачем подставляешь шею? У меня создалось именно такое впечатление.

– Моя работа – гарантировать вам выживание.

Лукас уставился в чрево сервера, не сводя глаз с его мигающих индикаторов, проводов, платы:

– Да, но все наши разговоры, твои пояснения к книгам, звонки каждый день, будто по расписанию… Зачем ты это делаешь? В смысле… что тебе-то от всего этого?

На другом конце линии ответили не сразу. Это был редкий случай, когда в спокойном голосе их возможного благодетеля проклюнулась неуверенность.

– Потому что… я должен помочь тебе вспомнить.

– Это важно?

– Да. Это важно. Для меня. Я знаю, что чувствуешь, когда забываешь.

– Книги здесь хранятся для этого?

Снова пауза. Лукас понял, что случайно натолкнулся на какую-то скрытую правду. Надо будет запомнить этот их разговор, а потом рассказать Джульетте.

– Они для того, чтобы те, кто унаследует этот мир… не важно, кто будет выбран для этого… чтобы они знали…

– Что знали? – с отчаянием переспросил Лукас.

Он боялся, что сейчас потеряет собеседника. В прежних разговорах Дональд уже топтался возле сегодняшней темы, но всякий раз уходил от нее в сторону.

– Знали, как все обустроить правильно. Слушай, наше время истекает. Мне пора.

– «Унаследует этот мир…» Что ты имел в виду?

– Расскажу в другой раз. Мне надо идти. Береги себя.

– Хорошо. Ты тоже…

Но в его наушниках уже щелкнуло. Человек, который каким-то образом так много знал о мире, каким он был раньше, отключил связь.

15

Укрытие 18

Джульетта ни разу еще не бывала на собраниях в мэрии. Она, конечно, знала, что такие сборища происходят, но никогда не испытывала желания видеть это воочию. И вот теперь ей предстояло впервые побывать на таком собрании, причем уже в роли мэра, и Джульетта очень надеялась, что этот первый раз станет для нее и последним.

Она присоединилась к судье Пикену и шерифу Биллингсу, сидевшим на подиуме, возвышающемся над залом, в то время пока жители заходили из коридора и искали себе места в зале. Подиум вызвал в памяти театральный раёк на базаре, и Джульетта вспомнила, как отец сравнивал такие собрания с балаганным действом. И сравнение это никогда не звучало как комплимент.

– Я не знаю ни строчки из своей роли, – прошептала она загадочно Питеру Биллингсу.

Они сидели настолько близко, что соприкасались плечами.

– Ты справишься, – заверил ее шериф.

Он улыбнулся молодой женщине в переднем ряду, и та помахала ему в ответ. Джульетта догадалась, что у молодого шерифа появилась пассия. Значит, жизнь продолжается.

Она попробовала расслабиться. Всмотрелась в толпу. Незнакомые в основном лица. Кого-то она узнала. В зал из коридора вели три двери. Две открывались в проходы, разрезающие ряды старинных скамей. Третий проход шел вдоль стены. Проходы разделяли помещение на три части – примерно так же, как не столь четко проведенные границы разделяли укрытие. Джульетте не нужно было все это объяснять. Люди, заходившие в зал, делали это разделение очевидным.

Задние скамьи в зале были уже заполнены, но большая часть людей разместилась за скамьями у стены – среди них она узнала айтишников и обслуживающий персонал кафе. Средние места с одной стороны были заполнены наполовину. Джульетта обратила внимание, что публика в основном сидит там ближе или к проходу, или к центру ряда. Фермеры в зеленом. Водопроводчики с гидропонных ферм. Люди, надеющиеся на что-то. Другая сторона зала почти пустовала. Она предназначалась для работников «глубинки». Здесь в переднем ряду сидела, держась за руки, пожилая пара. Джульетта узнала мужчину. Обувщик. Они проделали долгий путь. Джульетта ждала, что появится больше обитателей нижних этажей, «глубинки», но для них это был слишком трудный подъем. Она вспомнила, какими далекими казались эти собрания, когда она сама там работала. Бывало, она и ее товарищи лишь задним числом узнавали о том, что на них обсуждалось и какие законы там принимались. Причина не только в долгом подъеме: большинство ее коллег были слишком заняты проблемами ежедневного выживания, чтобы ходить куда-то ради рассуждений о будущем.

Когда поток людей превратился в струйку, судья Пикен встал и открыл собрание. Джульетта настроилась на то, что начнет умирать от скуки. Сначала будет коротенькое вступление, потом потоком польются жалобы. Людям наделают обещаний. И все вернется на круги своя.

А ей нужно было только одно – вернуться к своей работе. Осталось еще столько незавершенного – и в шлюзе, и в лаборатории. Меньше всего ей сейчас хотелось выслушивать их смешные жалобы, призывы к повторному голосованию, чье-то недовольство по поводу туннеля. Она не сомневалась: все, что им кажется серьезным, – мелочь по сравнению с тем, что она задумала. После того как ее отправили на верную смерть, а, вернувшись, она выжила, приняв огненное крещение, в ней проснулось нечто такое, что отмело заботу о пустяках в дальние уголки сознания.

Пикен ударил молотком, призывая собрание к порядку. Он всех поприветствовал и зачитал подготовленную повестку. Джульетта заерзала на скамье. Она смотрела на толпу и видела, что все взгляды устремлены на нее, а не на судью. И уловила окончание заключительной фразы Пикена только потому, что в ней прозвучало ее имя.

– …послушаем нашего мэра, Джульетту Николс.

Судья повернулся и жестом пригласил ее подняться на кафедру. Питер ободряюще похлопал ее по колену. Пока она шла к кафедре, под ее подошвами поскрипывала металлическая опалубка – там, где была плохо привинчена. И это были единственные звуки, которые раздавались в зале. Потом кто-то кашлянул, зал наполнился обычным негромким шумом. Джульетта оперлась о кафедру и поразилась смеси цветов, раскрасивших зал собрания: синие, белые, красные, коричневые, зеленые, – каких только комбинезонов здесь не было. А поверх – хмурые лица. Озлобленные люди со всех этажей укрытия. Джульетта сглотнула и поняла, насколько не готова держать перед ними речь. Она надеялась выдавить пару слов, поблагодарить людей, заверить их, что неустанно работает над тем, чтобы сделать их жизнь лучше. И попросить, чтобы ей дали хотя бы шанс, чтобы завершить начатое.

– Спасибо… – заговорила она, но судья подергал ее за рукав и показал на микрофон, который стоял на кафедре. Кто-то в черном, сидевший в зале, крикнул, что им ничего не слышно. Джульетта повернула микрофон ближе к себе и увидела, что лица в толпе в точности те же, что были тогда на лестнице. Взгляд их был насторожен. Первоначальное обожание, или нечто вроде того, выплеснулось в подозрение.

– Я сегодня здесь для того, чтобы выслушать ваши вопросы. Узнать ваши заботы… – Джульетта была напугана тем, как громко она это сказала. – Но сперва я хочу сказать пару слов о том, что мы надеемся в этом году завершить…

– Ты уже впустила сюда отраву? – крикнул кто-то из задних рядов.

– Что? – не поняла Джульетта.

Она прочистила горло. Встала какая-то женщина с ребенком на руках:

– С тех пор как ты вернулась, у моего ребенка все время жар и температура!

– Другие укрытия существуют? – выкрикнул кто-то еще.