Легенды гласят, что за тысячи лет, прошедшие с основания крепости, ни один главный охотник не обходился без ворона. Когда занимающий пост человек умирает, ворон улетает в небеса, а после, с назначением нового, возвращается и садится ему на плечо. Кто-то даже утверждает, что с тех пор, как в основание кузницы заложили первые камни, и по сей день это всегда была одна и та же птица. По словам Дрю, ворона очень почитают в крепости, и обычно именно он выбирает из достойных кандидатов следующего главного охотника. Среди жителей есть даже те, кто считает птицу древним божеством, принявшим животный облик, чтобы защищать Охотничью деревню от вампов.

Если это правда, то старый бог плохо справляется со своей задачей. Пусть сам повелитель вампов не способен миновать Грань, но каждое полнолуние он насылает на нас чудовищ, чтобы напомнить о своем существовании. Да и приход кровавой луны этот божок, если верить слухам, никак не смог предотвратить.

– Приветствую вас, жители Охотничьей деревни, – начинает Давос в своей обычной усталой манере.

– Направляй и охраняй нас, – раздается в ответ хор голосов.

– Похоже, вам понравились сегодняшние гуляния, – улыбается Давос. Он пытается изображать заботливого отца, но мне в его словах чудится нечто неприятное, а блеск в глазах заставляет нервничать. И Дрю улавливает мое беспокойство.

«Давос крещен в крови наших врагов, – обычно объясняет брат. – За свою жизнь он видел больше вампов, чем любой из нас. И похоронил множество сородичей».

Здесь, в Охотничьей деревне, все насмотрелись на кровопролитие. В этом богами позабытом месте смерть – обычный гость.

– Однако ночь не бесконечна, – продолжает Давос. – И я должен созвать охотников к себе.

От толпы словно в трансе медленно отделяются мужчины и женщины. Охотники, из-за своей кровавой работы покрытые шрамами, которые оставили след не только на коже, но и в душе. Мне хочется схватить Дрю за руку и спросить, сможет ли он прийти позже. Завтра вечером брат отправится на охоту, и сама мысль о том, что нам не удастся еще хоть раз пообщаться наедине, кажется невыносимой. Хотя я пока даже не знаю, о чем.

Что обычно говорят человеку, который отправляется на верную смерть? Что я могу сказать брату такого, о чем он еще не знает? Какие подобрать слова, чтобы выразить все свои чувства? Дрю всегда был умным и тактичным. От меня же, если в руках нет молота, мало толку.

Однако я позволяю ему уйти.

По-другому просто нельзя.

У него своя роль, у меня – своя. Их навязали нам еще до рождения, опираясь исключительно на фамилию и пол. Можно сколько угодно надеяться, мечтать или завидовать другим. Никому из нас не дано свернуть с предначертанного пути.

– У вас есть еще поручения для кузницы? – спрашивает мама.

– Нет. Для защиты Охотничьей деревни вы уже сделали более чем достаточно. Без вашего оружия, стеновых укреплений и помощи с кожаными доспехами охотникам в ночь кровавой луны пришлось бы отправляться на охоту в плачевном состоянии, – говорит Давос, пока вокруг него собираются охотники.

– Для нашей семьи большая честь видеть, как готовятся к каждой охоте охотники и вся деревня. А к этой особенно.

Мама, грустно улыбаясь, переводит взгляд на Дрю. Она часто так на него смотрит – со смесью гордости и беспокойства, страха и радости. Брату с рождения было предназначено стать охотником, а мне – кузнецом, однако никто из нас не ожидал, что Дрю и в самом деле вступит на этот путь. Такая жизнь не сулит долголетия. Но ему пришлось покинуть дом и поселиться в крепости. И мы понимаем почему.

Так уж повелось в семье Рунил: старшая дочь работает в кузнице, старший сын отправляется в крепость. Здесь, в Охотничьей деревне, у любой семьи есть свои традиции и своя роль. Когда каждый на своем месте, мы все чувствуем себя в безопасности. Но ради этого всем нам приходится давать обещания и приносить жертвы. Так что Дрю после смерти отца просто занял свое положение в обществе.

И с того момента мы с мамой каждый месяц опасались прихода Давоса с сообщением о том, что вампы забрали еще одного члена нашей семьи. Однако Дрю чудесным образом все время возвращался. Может, и этот месяц, даже несмотря на кровавую луну, не станет исключением. Глупая надежда, знаю. Но в Охотничьей деревне других не бывает.

– Кстати, о семейной чести… – Давос переводит на меня взгляд. При виде блеска в его глазах к горлу подкатывает желчь. – После завтрашней ночной охоты поводов для праздника будет предостаточно. Пора задуматься над будущим нашей девы-кузнеца, чтобы кузница продолжала снабжать оружием и грядущие поколения.

– Я подчиняюсь воле главного охотника. – Опустив подбородок, я сохраняю на лице непроницаемое выражение, словно на масках, в которых охотники отправляются на Приграничные болота.

– Тогда на следующей неделе зазвонят колокола, возвещая о скорой свадьбе. – Чтобы подчеркнуть свои слова, Давос постукивает тростью об пол.

Дрю старается не хмуриться. Эту тему он ненавидит даже больше, чем я.

Могу себе представить, что брат скажет потом.

«Подумать только, Давос говорил о тебе так, словно тебя здесь вообще нет. А уж это замужество! Как будто ты какая-то ценная кобыла».

Вот только моя судьба ни для кого не секрет. Девы-кузнецы всегда выходят замуж еще до двадцати лет. Такова традиция, порожденный необходимостью порядок вещей, поскольку в следующее полнолуние жизнь любого из нас может оборваться. Скорее всего, я забеременею еще до конца года, и от этой мысли, несмотря на жар кузнечного горна, меня пробирает озноб.

В толпе годящихся в мужья охотников-мужчин раздаются возбужденные шепотки. Все дружно косятся на меня. Я же инстинктивно сжимаю в руке кузнечный молот.

Может, я и девушка, но ни капли не похожа на нежный цветок. Напротив, во мне сплелись прохлада серебра и крепость железа. И даже если придется принять свою судьбу, я не склонюсь ни перед одним мужчиной.

Два

До побелевших костяшек пальцев я сжимаю рукоять молота, но никто ничего не замечает. Вокруг все радостно кричат. В Охотничьей деревне свадьба девы-кузнеца – грандиозное событие. Обычно у нас очень мало поводов для праздников, поэтому если выпадает случай, деревенские жители веселятся от души.

Я ничем не выдаю своего страха и беспокойства. Не стоит лишать их радости. По крайней мере, из-за ребяческого желания самостоятельно выбрать мужа, основываясь на любви, страсти, привлекательности или прочих причинах тяготения людей друг к другу. У меня есть долг и обязательства, которые гораздо важнее всех моих желаний.

– В ночь, – разворачиваясь, командует Давос.

– Удачной охоты! – дружно желаем мы, и главный охотник уводит своих верных воинов.

– Кузнечные мехи, Флориана, – мягко, но непреклонно напоминает мама. – И раз уж ты взяла молот, помоги выковать несколько серпов. В крепости их вечно не хватает. – Взглянув на мое лицо, она немного смягчается и дарит мне грустную улыбку. Маме слишком хорошо известно мое будущее. Ее саму точно так же выдали замуж.

И со временем она влюбилась в отца.

Я вспоминаю их вместе в кузнице с блестящими от пота щеками и затаенными улыбками, предназначенными только друг другу. Легкий и проворный отец. Сильная, выносливая мама. Он стал ее щитом, она – его мечом. Две части единого существа.

Потом перед глазами встает другая картина – как отец без серпа, неестественно спотыкаясь, бредет к кузнице. Тогда мы поняли, что его больше нет, осталась лишь пустая оболочка.

Я встряхиваю головой, отгоняя мысли, и принимаюсь за работу.

Вскоре уходит последний гуляка, и мы с мамой, как всегда в конце долгого дня, остаемся одни. Угли меняют цвет на оранжево-красный, тени удлиняются.

– На сегодня хватит.

Постучав по рогу наковальни, мама убирает молоток на место, расправляет плечи и разминает запястья. Сколь бы долго мы ни занимались подобной работой, мышцы все равно болят. Каждый удар отдается в локтях и плечах, колени ноют, да и все тело часто просит пощады. Кузнечное дело требует большого напряжения.

– Я приберусь.

– Спасибо. – Мама кладет ладонь мне на плечо. – Насчет слов Давоса о твоем браке…

– Я и внимания особого не обратила.

Она улыбается, прекрасно понимая, что я лгу.

– Я не знала, что он поднимет эту тему. Иначе предупредила бы тебя заранее.

– Не сомневаюсь.

С тех пор как умер отец, а Дрю переселился в крепость, мы с ней остались вдвоем. Каждый день работаем вместе, ужинаем по вечерам. Мама – единственная, кто по-настоящему понимает мое положение.

– Если завтра охотники не прикончат повелителя вампов, мы еще поговорим о твоей свадьбе. Я не отдам тебя за первого встречного и всеми силами постараюсь отыскать достойную партию.

– Спасибо, – искренне говорю я.

– Не за что. – Наклонившись, она целует меня в лоб, хотя я вся перепачкана металлической пылью и сажей. – А теперь отдыхай. Завтра вечером нам придется сидеть взаперти, на рассвете начнем приготовления. Пока же наслаждайся одиночеством.

Мама меня слишком хорошо знает.

Она уходит. Я провожу рукой по гладкой поверхности наковальни, цепляюсь ногтями за бороздки на размягчившемся металле горна. Он еще не остыл после работы.

«Дом».

Каждый месяц сюда являются вампы и пытаются лишить нас всего, что дорого. Впрочем, если верить старым историям, эти постоянные нападения – всего лишь разминка. Настоящая битва состоится завтра. В последнее время Дрю все чаще советовал мне не переживать и не думать о возможной смерти. Но как? Ведь старые истории не лгали. С каждой ночью луна становится все более зловещей, а ее бледно-розовый оттенок приобретает насыщенный темный цвет. Нельзя же просто закрывать на это глаза.

Я приступаю к уборке: сметаю окалину, потом сгребаю угли и отодвигаю их назад. Мысль о том, что мы не разожжем их через несколько часов, на рассвете, кажется странной.

Затем я отправляюсь в хранилище, встроенное в толстые стены в задней части кузницы, где проверяю и пересчитываю серебро, заодно убеждаясь, что все слитки уложены именно так, как нравится маме. И запираю дверь с приплавленными к ней вращающимися дисками. Это необычное приспособление, цифровой замок, придумала моя прапрабабушка и скрывала принцип его работы до самой смерти. Каждая женщина-кузнец оставила после себя след, изготовив что-то очень важное. Однако у меня все еще впереди.

Возможно, я создам свой уникальный замок на замену этому. Ведь никто из ныне живущих не знает, как в случае чего починить тот, что уже вмонтирован в дверь. Лишь члены нашей семьи понимают, как он работает, и умеют его открывать.

Мама всегда говорит, что страх и отчаяние порождают неверные решения. И нужно беречь серебро, поскольку в нем наша единственная защита от вампов. Которая заметно скудеет с каждым днем.

В Охотничьей деревне существует непреложное правило: любому, кто войдет внутрь через крепостные ворота, уже нет пути назад. Ему придется остаться здесь навсегда и стать частью нашего сообщества. Все это во имя защиты от вампов. Раз никто не сможет войти и выйти, то и вампы тоже не сумеют проникнуть за стены. Тем не менее нам приходится поддерживать связь с внешним миром, однако единственный существующий проход тщательно охраняют.

К сожалению, в деревне нет месторождений железа и серебра, поэтому их доставляют из других мест. Но лишь главный охотник имеет право выходить за ворота и общаться с торговцами, остальные же охотники лишь переговариваются с ними через стену.

По словам Дрю, корабли «Торговой компании Эпплгейта», привозившие с далекого севера редкую серебряную руду, уже почти год не заходят в соседний портовый городок. Забеспокоившись, что они могут вообще не вернуться, мы с мамой много раз за ужином обсуждали, как быть, если серебряные жилы в тех далеких шахтах иссякнут. Она принялась изучать старые семейные записи в поисках способа эффективно переплавить сломанное оружие и выковать серпы в форме полумесяца, которыми пользуются охотники, чтобы серебро не потеряло при этом своей силы.