Я показывала ему наши дни и ночи, учёбу, которая всегда давалась легче, когда мы делили сложности на двоих, вечеринки с друзьями, редкие путешествия на машине отца, которую Алекс не очень любил и совершенно не умел водить. Наши летние вылазки на дачу к друзьям и поездки на пляж, редкие ссоры и бурные примирения.

«Что я рассказывал тебе о себе?»

Да толком ничего. Кусочки информации про то, как недоволен его отец выбором специальности, иногда что-то про друзей детства со странными именами.

«Покажи Обряд. Метка. Как она у тебя появилась?»

Это произошло тем летом, когда он ушёл. Болезненные воспоминания наворачивались слезами на глазах, да и голова начала раскалываться от тяжёлого мысленного контакта. Но я подчинилась и показала воспоминания из того вечера.

«Что было дальше?»

«А дальше ты ушёл на каких-то десять лет. И я сначала ждала, а потом перестала. Ты можешь снять это клеймо?»

«Я за этим и пришёл», – саркастично ответил Алекс, и я почувствовала его эмоции, мрачные и враждебные.

«Ты меня не узнаёшь? Как такое может быть?»

«Я тебя не помню, потому что получил травму головы во время взрыва и потерял две с лишним годины из жизни».

«Две годины? Но ты жил тут не меньше трёх лет, и это только то время, которое мы учились вместе».

«А сколько времени прошло с тех пор, как я ушёл?» – мрачно спросил он.

«Десять лет», – ответила я.

«Видимо, година в нашем мире равна двум годам в вашем. Тогда по времени примерно совпадает», – ответил Алекс.

«Ты… ты из другого мира?» – я не удержалась от глупого вопроса, хотя давно предполагала нечто подобное.

Как иначе объяснить и странный обряд, и способности, и невозможные фиолетовые глаза?

«Да. И судя по тому, что я тебе этого не рассказал, наши отношения были не столь радужными и близкими, как ты пытаешься показать. По крайней мере, я тебе не доверял».

Его слова воскресили давно забытую боль. Наверное, он прав.

«И что изменилось сейчас?»

«Сейчас это уже не имеет значения. Мне жаль, что я связал нас Обрядом».

В ответ на такие простые слова внутри взорвались эмоции, которые я годами считала остывшими. Наши ночи, наша любовь, наша страсть – неужели он так просто их забыл? То ли яркие воспоминания так повлияли, то ли я просто не готова была его отпустить, но вместо того, чтобы обиженно оттолкнуть, я прижалась к нему, вдыхая его запах, такой родной и такой чужой одновременно.

Халат он стянул с меня ещё в коридоре, поэтому я осталась в одной тонкой майке и шортиках. Это было так жалко, так глупо, однако я его не отпускала. Безумно хотелось, чтобы это всё оказалось страшной ошибкой, чтобы он вспомнил… и остался. За все эти годы ожидания я не смогла придумать ни одного стоящего оправдания его поступку, но вот сейчас он стоял передо мной, покрытый шрамами, забывший, но пришедший на помощь в момент, когда так нужна была его защита.

Когда рука Алекса скользнула под майку, я лишь крепче вцепилась в него в ответ. Касание шершавой ладони было умопомрачительно приятным, и пришлось замереть, чтобы не спугнуть эту ласку, такую забытую и такую необходимую. А дальше всё случилось словно в первый раз – его прикосновения и мои жаркие поцелуи, сильные пальцы, скользящие по груди и сжимающие её в сладких тисках, горячее дыхание, одно на двоих.

Первый раз он взял меня на диване, едва не запутавшись в своём странном комбинезоне. Я не возражала, напротив, подавалась ему навстречу, обхватывала руками и ногами, сходя с ума в объятиях. Первая волна наслаждения накрыла, едва он успел набрать ритм, двигаясь во мне яростными толчками. Почувствовав мой экстаз, он тоже взорвался горячим удовольствием. Мы приходили в себя, глубоко дыша, переплетённые на узком диване, разгорячённые и ошарашенные случившемся.

«Алекс, а ты мог быть с другими?» – осторожно спросила я.

«Нет, метка работает в обе стороны. У меня тоже никого не было всё это время, если ты об этом».

Конечно, об этом, о чём же ещё? Я ошалело улыбнулась и утянула его в спальню. В конце концов, после стольких лет вынужденного воздержания одного раза мало. Не знаю, слышал ли он мои мысли или сам наметил схожий курс, но остаток вечера мы провели в постели. Единственное, что смутило, так это отсутствие поцелуев. Раньше мы обожали целоваться, а теперь он предпочёл ограничиться только прикосновениями, и это было непривычно и немного неправильно. Но настаивать я не стала, посчитала, что ещё успею спросить об этом завтра.

Впервые за долгие годы я засыпала в кольце сильных мужских рук, и это было потрясающе приятно, хоть и немного жарко по летней поре.

Уже отключаясь, подумала, что я так и не спросила, что будет завтра.

Алексис

Переход между мирами – мерзкое ощущение, будто пытаешься пройти сквозь каменную стену, только стены нет, камня нет, ничего нет… и тебя, возможно, тоже нет. В общем, к каска́рру такие удовольствия. Злость на неизвестную жену-повстанку становилась только сильнее, и я был готов накинуться на неё и начать душить, как только выйду из портала.

Но оказалось, что позиция экзекутора уже занята каким-то сипящим и хрипящим телом, под которым яростно дрыгались женские ноги. Пару мгновений потребовалось, чтобы разобраться, дрыгаются они в порыве страсти или в сопротивлении. Судя по крикам, амбре перегара, а также борьбе, которую отчаянно проигрывала моя единая, согласием тут не и пахло.

И я бы, может, полюбовался на то, как они развлекаются, вот только руку жгло нестерпимо, а поиздеваться над мерзавкой хотелось и самому. Поэтому пьяного я поднял за шиворот, впечатал ему в грудь аркан и отправил уже мёртвое, но ещё не знающее об этом тело за порог. Не люблю насильников.

Девушка, поднявшаяся с пола в драном балахоне, была очень напуганной. А ещё она явно не ожидала меня здесь увидеть, но сбежать не пыталась, наоборот вцепилась в локоть, но не в попытке остановить процесс эвакуации своего пьяного кавалера, а скорее из страха, что я уйду. Даже прижалась ко мне.

– Алекс!

Я рассматривал её с любопытством. Симпатичная, даже красивая, но не яркой порочной красотой Ксе́ндры, а какой-то милой и уютной, хоть и скучноватой. А ещё она улыбалась, причём радость была подлинной, её аура искрилась от счастья. Надо же, ни страха, ни вины, чистое счастье и никакого ментального блока. Ящерица она или человек, почему защиты на ней нет никакой?

Руку из балахона было видно только до локтя, пришлось стянуть с неё рваное нечто, чтобы хорошенько рассмотреть рисунок, оплетающий кожу от тыльной стороны ладони до плеча. Неужели я так сильно её любил? Напротив меня стояла совершенно чужая незнакомка, если бы не улыбка. Улыбка трогала за душу, а странные ямочки на щеках только добавляли ей какого-то необычного очарования.

Таких я никогда не видел, и внутреннее чутьё подсказывало, что девушка родилась не в Мунда́ре. Что-то неуловимо чуждое сквозило в её чертах: вроде и нос обычный аккуратный, и губы вполне полные и выразительные, и глаза голубые в обрамлении густых ресниц, но было в её лице нечто завораживающе иное. Особенно сейчас, когда она с удивлением и радостью рассматривала меня в ответ. Её поразили шрамы, даже рука дрогнула, словно единая хотела прикоснуться ко мне, но остановилась буквально в пяди от моего лица. Всё равно я бы ей этого не позволил.

– Он самый. А теперь ты мне будешь много и обстоятельно рассказывать о том, кто ты такая и где мы находимся. И тебе же лучше, если ты сделаешь это добровольно.

Она изумлённо ответила на какой-то тарабарщине. Я понял, что это местный язык, и даже уловил смысл. Девушка со странными ямочками на лице не говорила на алара́нском, а значит, когда-то я говорил на местном. Возможно ли, что из-за травмы забылся и язык тоже? Ведь значение сказанного ею я вполне понимал, хоть и не мог ответить. Ладно, допустим. Не выпуская беглянку из захвата, быстро осмотрел помещение, вызывающее какое-то смутное, очень далёкое чувство принятия.

Сильнее всего поразила кровать, отделанная бирюзой. Насколько же богата эта девица? Пришлось взглянуть на неё по-другому. Это вполне объясняло, почему я появился у Капитолия с нательной сумкой, полной дорогущих украшений из этого редкого камня. До сегодняшнего дня на ум приходило лишь то, что со мной таким образом расплатились за взрыв, но что если я пришёл из другого мира, где смог раздобыть эти сокровища сам?

Единая тем временем заинтересовалась моей меткой и даже настойчиво попыталась стянуть с меня петора́к, чтобы на неё посмотреть. Под впечатлением от кровати, инкрустированной бирюзой, сопротивляться не стал ни когда она оставила меня полураздетым, ни когда потащила к ящику и стала сравнивать рисунок на коже с картинкой в странной книге.

Но что это была за картинка! На ней очень чётко были изображены мы с ней, улыбающиеся и счастливые. Я – такой, каким помнил себя до падения Капитолия, а она почти совсем не изменилась. Мы стояли рядом в странных синих штанах и не менее странных, слишком откровенных белых майках. Картинок оказалось много, целая книга состояла из них целиком, лишь кое-где мелькали надписи. Девушка указала на одну из них и ткнула пальцем в меня. Всмотрелся в чуждые символы и вдруг осознал, что этот почерк принадлежит мне.

Да, символы незнакомы, но вот такой же росчерк я всегда ставлю в буквах с нижней петлёй. Рассматривая свидетельства из прошлой забытой жизни, я испытывал одновременно горечь и удовлетворение. Стало жаль забытых дней, но чем дольше я рассматривал книгу, тем яснее становилось, что именно тут прошли исчезнувшие из памяти две годины, даже на картинках где-то волосы у меня были совсем короткие, как сейчас, а где-то длинные. Так они отрастают только за половину, а то и за целую годину, не меньше. На картинках встречались незнакомые лица. Светловолосая девушка с ямочками присутствовала почти на всех, и становилось очевидно, что мы были близки. Часть картинок сделана здесь, именно в этом доме, а значит, я тут часто бывал или, возможно, даже жил.

Ещё раз прошёлся по жилью, коснулся поразительной кровати, потрогал странную раму вокруг зеркала, порассматривал предметы в надежде, что какой-то из них отзовётся озарением, но вещи вызывали лишь исследовательский интерес.

Выглянув из окна, едва не вскрикнул от неожиданности. Жильё незнакомки располагалось очень высоко! На высоте станции, не меньше. Дома вокруг непривычные, по дорогам движутся какие-то странные коробки, а в небе не видно ни одного крыла́ра. Другой мир. Чужой, непонятный, незнакомый. Что я тут делал? Пожалуй, пора задать несколько вопросов хозяйке дома. Да, местным языком я не владею, зато ментальной защиты на ней нет, поэтому попробуем вести диалог с помощью мыслеобразов. Менталист из меня никудышный, но с простой мыслеречью не справится только ребёнок.

«Кто ты такая?» – я попытался формулировать кратко и не сильно рассчитывал на успех, но улыбчивая единая приятно удивила.

«Аня Анна. Я твоя бывшая возлюбленная»

Значит, Аня Анна. Странное имя, короткое и какое-то куцее. Неужели это родовое имя такое короткое? Или она решила его не говорить? В тот момент, когда я уже хотел задать этот вопрос, она раскрылась и впустила в свой разум. Каска́ррова бездна, к такому я оказался не готов!

Нахлынули десятки, сотни воспоминаний. Образы, чувства, события. Целая жизнь, прожитая за пару годин. Стоит ли доверять транслируемым мыслеобразам? С одной стороны, у незнакомки нет никакой защиты, да и сам мир крайне скуден на магию, это я успел ощутить. С другой – это может быть и ловушкой. Согласно мыслям Ани Анны, мы вместе учились лечить людей без применения целительской силы! В её воспоминаниях это прошло вскользь, но я поразился тому, как естественно она к этому относилась. Лечить без магии! Словно её и не существует вовсе!