«Да и дорого. Но нам же только прицениться. Закупаться лучше в ломбардах, на рынке или на ярмарке, это гораздо дешевле. Наверное. Никогда не покупала бирюзу в промышленных масштабах…» – вздохнула я.

Пришлось идти менять розовый рюкзак на ярко-фиолетовый. Он был чуть побольше и погрубее, но имел на груди пластиковую застёжку, которую в ремонтном ателье на первом этаже тут же поменяли на металлическую подходящего под остальную фурнитуру цвета, не забыв содрать втридорога за срочность.

Пока я оплачивала несколько скидкочных товаров в трёх разных ювелирных магазинах, продавщицы смотрели на меня со смесью ужаса и сострадания. Мне в какой-то момент показалось, что одна сейчас скажет: «Подмигни, если он держит тебя в заложницах».

Мне с каждым разом становилось только веселее. Алекс тоже улыбался, и я, воспользовавшись его добродушным настроением, потащила его по обувным. Нужную обувь для мальчиков мы нашли в дорогущем туристическом магазине, и отвалила я за неё без преувеличения целую зарплату. Кто, скажите мне, вообще может позволить покупать такое на детей? Или весь этот магазин существует исключительно при поддержке детных путешественников между мирами?

Для себя я тоже кое-что нашла, причём в три раза дешевле. В одном из магазинов приглянулись качественные высокие зимние ботинки с плотным густым мехом. Алекс их одобрил. А ещё купила всем тонкие войлочные стельки, их я вкладывала под меховую стельку, чтобы ноги не мёрзли даже в самые лютые морозы.

Кожаные шапки-ушанки продавались в изобилии, даже со скидками, и я ради смеха взяла всем одинаковые, белые. Пока мы выбирали шапки, Алексу предложили чернильно-синюю мужскую дублёнку из овчины. Застеснявшаяся продавщица сказала, что модель идёт с большой скидкой, потому что хоть она и очень большого размера, но вот на животе ни у кого не застёгивается. Муж заинтересовался плотным мехом, а мне понравилось, как она на нём сидела, но увы, денег на неё не хватило. Мы потратили почти всю заначку за каких-то пару часов!

Возвращались уставшими, по пути домой пришлось заказать две пиццы, так как продукты мы так и не купили. Вот такая я легендарная хозяюшка, хватило ровно на два дня.

Алекс, нагруженный пакетами, хотел пойти по лестнице, но я его удержала.

«Ты куда?»

«Домой, куда ещё?» – удивился в ответ он.

«Поехали на лифте!» – радостно предложила я.

Тот как раз подъехал и дружелюбно распахнул перед нами серые двери.

«В этой зеркально-металлической коробке?» – недоумённо спросил Алекс, с опаской оглядывая пространство лифта.

«Это безопасно…» – протянула я, демонстративно заходя внутрь.

«Пожалуй, воздержусь», – хмыкнул Алекс и пошёл по лестнице.

С пакетами. На двадцатый этаж. Вот и раскрыт секрет накачанной мускулистой задницы.

Пиццы привезли быстро, Алекс расправился с ними обеими, мне достались два кусочка и остатки винегрета.

Ночь была потрясающей, я начала с массажа, который пришлось делать обнажённой, чтобы пациент не сопротивлялся. Оказывается, ритмичное покачивание нагой женской груди действует на больного гипнотически и усиливает его стремление лечиться.

Интересно, кто-нибудь ещё об этом догадывается?

Глава 5. Знакомство с детьми

Алексис

Отвратительный мир!

Витрины – слепяще яркие, упаковки нарочито цветастые, люди пёстрые, материалы искусственные, воздух зловонный. Особо неприятным оказалось то, как местные женщины норовили отвернуться и отпрянуть от меня подальше, а вот мужчины на Аню кидали более чем заинтересованные взгляды. Возмутительно!

Получается, по местным меркам я для неё не пара. Или всё дело в шрамах? Их я тут на мужчинах не видел, неужели нет воинов? Или они научились их лечить? Каким бы сильным ни был целитель, зарубцевавшаяся ткань ему неподвластна, потому что она здорова, а как лечить здоровое? Если неправильно зажившую кость можно перебить и срастить заново, то с рубцом такое не сработает. Поколебавшись, решил не спрашивать об этом у жены. Зачем акцентировать её внимание на моих недостатках?

Да, приходится приучать себя называть Аню Анну женой.

Весь день я старался сдерживаться и не рычать, когда она подходила с вопросом или в поисках одобрения. Надо отдать должное, вопросы не были глупыми, и сама она сделала максимум для того, чтобы поменьше меня дёргать. Я даже сам несколько раз проявил инициативу, увидев, как она мучается. Сборы прошли спокойно. Когда сказал, что разрешаю ей взять два арроба вещей, ждал истерики, но она лишь кивнула. Послушная. Это обнадёживает. Может, я и смогу на время смириться с нашей связью.

Вечер же закончился исключительно хорошо. После ужина она загнала меня в душ, а затем искупалась сама, но одеться я ей не дал, сказав, что если она хочет разминать мой рубец, то пусть делает это так, чтобы мне было приятно смотреть. И трогать. В какой-то момент я настолько увлёкся, что забыл, чем она занимается и начал откровенно саботировать процесс.

Аня позволила, но после утоления страсти всё равно вернулась к разминанию и разгибанию руки. Вот ведь упёртая. В её усилия я не верил, однако спорить не хотел. Да и предложить иного варианта времяпрепровождения не мог, так что этот был не хуже и не лучше любого другого.

С момента обнаружения жены я вообще был удивительно добродушен. То ли зловонный воздух этого мира лишал боевого духа, то ли сексуальное удовлетворение действовало умиротворяюще, но я позволял ей очень многое, особенно если она делала это обнажённой.

Я стал понимать, почему когда-то её полюбил. Мне нравилась её хрупкость, стройный силуэт, точёная спина, переходящая в узкую талию и округлые мягкие ягодицы. Мне нравилось, как она стонет и прогибается под моим напором, как краснеет бархатистая кожа в местах, где я её сжимаю. Мне нравился её запах, лёгкий и дразнящий, цепляющий и заставляющий наклониться ближе, чтобы проверить: только показалось, или он действительно настолько хорош? Но особенно мне нравилось доводить её до пика удовольствия, заставлять нежное тело дрожать и сжиматься, а затем горячо пульсировать. Это было настолько остро, что я сам не мог сдерживаться.

Прежде чем уснуть, я подмял жену под себя и закинул сверху ногу.

Определённо в нашей связи было несколько плюсов. Естественно, они и близко не могли сравниться с громадными минусами, но не имея возможности окунуться в счастье с головой, я привык довольствоваться его редкими брызгами.

Утро началось с того, что жена сама проявила инициативу. Прохладные пальчики дразнили и гладили, и я ничего не имел против, когда она проложила дорожку нежных поцелуев по шее, а затем перевернула меня на живот, сев рядом. А дальше она меня чесала. Если кто-то пару дней назад сказал бы мне, что я буду млеть и покрываться мурашками от того, что меня легонько почёсывают острыми ноготками, я бы не поверил.

Однако эта ласка понравилась настолько, что я едва не издал полный разочарования стон, когда она закончилась. Жена позволила мне повернуться на спину и оседлала сверху, проведя коготками по животу. Я едва сдерживался, чтобы не излиться в неё раньше времени. А Аня всё продолжала, двигаясь нарочито плавно, расчерчивая грудь, живот и руки тонкими красноватыми полосками. Не в состоянии больше терпеть сладкую пытку, я с силой сжал её бёдра в руках и вошёл до предела. Моя маленькая мучительница прогнулась назад, дразня взор и лишая остатков самообладания. Дальше мною овладела животная страсть, и я даже не пытался её сдержать.

Бурный, как взрыв, оргазм оглушил. Маленькая жена обнимала меня за шею, доверчиво прижавшись всем телом.

«Я не сделал тебе больно?» – на нежной коже до сих пор алели отметины от моих пальцев, и мне стало не по себе.

«Ровно настолько, насколько мне хотелось. Мне нравится, когда ты такой… несдержанный».

«Не боишься?»

«А должна?» – улыбнулась она, показав очаровательные ямочки на щеках.

«Да».

«Тогда тебе нужно лучше стараться, пока что самое страшное в тебе – это скорость, с которой ты уничтожаешь еду», – она потёрлась о мою щёку и прикусила за мочку уха, пустив по телу новую волну мурашек.

Даже не подозревал, что это может быть настолько приятно. Не помню, чтобы кто-то кусал меня за уши. Как такое вообще могло прийти кому-то в голову?

Когда Аня ушла в ванную, а затем на кухню готовить завтрак, я задумался, что, в общем-то, ничего не имею против такой удобной жены. Чаще всего женщины раздражали суетой, которую умудрялись создавать вокруг себя из ничего. А ещё требовательностью и нытьём. Порой хотелось отдать последнюю пару исподнего, лишь бы они отстали и заткнулись. С Аней такого ощущения не было, и это удивляло. Напротив, она не требовала, а щедро дарила ласку, тепло и заботу. Пожалуй, это я мог принять. В ограниченных дозах, которые определял сам, разумеется.

Остаток утра после завтрака посвятил просмотру телевизора. По прошествии пары дней я уже неплохо понимал местную речь, хоть пока и не мог говорить сам. Аня закончила сборы и собралась идти за продуктами. Одну я её не отпустил. И вроде не было необходимости идти с ней, однако взыграло любопытство. Стало интересно посмотреть на их еду, может, даже что-то выбрать и попробовать самому. Мелькнула мысль: не хочу, чтобы она несла тяжёлые сумки сама и ходила одна под взглядами других мужчин, но я задавил эту мысль на корню. Мною двигало любопытство и ничего более.

Рынок в этом мире находился в здании и, вопреки ожиданиям, вонял вполне привычно.

Необычные крошечные фрукты цепляли взгляд. Нормального размера были только зелёные полосатые круглые плоды. Остальное всё было твое маленькое, что приходилось даже по несколько штук покупать. Удивительно.

Хотелось попробовать сразу всё, хотя скажу откровенно: некоторая еда выглядела отвратно. Особенно изогнутые палочки ядовито-жёлтого цвета.

Аня купила самых разных овощей и фруктов, а также несколько видов мяса и птицы. У нас на рынке отрезают куски от туши при клиенте, чтобы он сразу видел, мясо какого животного берёт. Здесь же покупателям предлагалось нарезанное мясо, и становилось непонятно, кому оно принадлежит? Ящеру, сколопендре, морской твари… Ясность была разве что с маленькими ощипанными птичками, их крошечные – меньше кулака – яички продавались в смешных подложках.

Самое забавное, что товары тут разрешалось пробовать маленькими кусочками, поэтому я надолго задержался около прилавка с сырами и перепробовал, кажется, все. Грузная продавщица не поскупилась на товар, ловко орудовала длинным, как сатака́й, ножом и одаривала заискивающей улыбкой. Выбрал в итоге несколько кусков, но Аня отказалась брать так много, мотивируя тем, что мы столько не съедим. Наивная. Спорить я не стал, дорогу на рынок запомнил, так что вернусь и сам куплю, когда кончатся. Отсутствие собственных денег неприятно царапало, я не привык зависеть даже от родителей, хотя утешал себя тем, что это временная мера, а Аню я ещё успею искупать в роскоши в Мундаре.

В одном из углов рынка пристроились прилавки с разными цветами.

«Какие тебе нравятся больше всего?» – спросил я жену.

Она зарделась и указала на крупные пахучие белые пятилистные бутоны.

«Вон те».

«И какие они на вкус?» – поинтересовался я.

«Что? На какой вкус?» – удивлённо вытаращилась она.

«На самый обычный. Может, купим? Как их едят? Запекают в сладком сиропе?» – предположил я, не понимая, чему так удивилась Аня.

«Их не едят, дарят женщинам и ставят на стол», – погрустнев, ответила жена.

«Ставят на стол цветы, но не едят?»

Очень странный обычай.

«Да. Для красоты», – вздохнула Аня и двинулась прочь от заставленных зеленью прилавков.