– Есть вероятность, что Воспитатель и на вампиров обратит свое внимание? – подал голос главный упырь их коллектива, по совместительству ее напарник.

Все в участке целый день косились на его нос, раздувшийся и потемневший, как спелая слива. Но он стойко сносил любопытные взгляды. В процессе, разумеется, как обычно, изображал из себя царственную персону и умудрялся делать вид, якобы ничего особенного не расцвело у него на лице и не пустило ростки под глазами.

И эта его железобетонная выдержка даже на Вэл произвела впечатление. Потому как она сама особой терпимостью к косым взглядам не отличалась. А с теми, кто пытался поддеть ее за живое и тыкнуть носом, у нее и вовсе был разговор короткий. Короткий и болезненный для всяких идиотов.

– Полностью отрицать мы этого не можем, поскольку еще полгода назад Воспитатель специализировался исключительно на людях. Никто и мысли не допускал, что он в скором времени может переключиться на оборотней.

– Это для всех было неожиданностью. Серийникам не свойственно так кардинально менять свои предпочтения, – добавил капитан.

– Тем не менее думаю, что это маловероятно, – подытожил старший детектив. – Во-первых, труп вампира невозможно изувечить. Вернее, невозможно сохранить его в изувеченном состоянии. Насколько бы сильно он ни искромсал тело, вампир в любом случае воскреснет через несколько часов после смерти. Конечно, Воспитатель может потом его сжечь, тем самым упокоив на века. Но тогда детективы не смогут увидеть результаты его многочасовых трудов – на такое он тоже вряд ли пойдет.

– Раз он может поменять криминалистическую характеристику жертвы, то что ему мешает разнообразить сами убийства? – не переставая что-то чиркать карандашом в мини-блокноте, отметил между делом еще один кровосос, продолжающий дико нервировать Вэл неуместной улыбкой.

Неужели злорадствует? Да еще и так публично!

А ведь на первый взгляд он показался ей наиболее адекватным в упырином братстве. Без всех этих украшалочек из разноцветных волос или сережек в губе. Спокойно отреагировал на напарника. Поздоровался с ним как с равным. Но в итоге и дня не прошло – полезла из него свойственная их виду гниль. Он, наверное, даже хуже того придурка, которого ей дали в напарники. Марсель, или как там его, хотя бы не тихушничает, а откровенно нарывается на мордобой. Этот подход ей был ближе и понятнее.

– Во-вторых, с вампирами опасно связываться. Любого представителя оберегает клан. Всем известно, как старшие вампиры трепетно относятся к своему потомству, – продолжил объяснять детектив Грос, проигнорировав реплику двуличного подонка. На его тонких губах появилась тень улыбки, снова сделавшая его похожим на хитрого змея. – Вас же не забавы ради первые сто лет держат взаперти. И после того как вы достигнете совершеннолетия, все равно не желают отпускать из родного княжества. Если Воспитатель решит открыть охоту на вампиров, то фактически подпишет себе смертный приговор. Без разницы, положит он глаз на тех, кто из высшего или низшего сословия, – отличие заключается лишь в скорости исполнения приговора.

– Ваши аргументы звучат для меня убедительно, – поддакнул белобрысый с важным видом. Словно кому-то было дело до того, что он там думает. А затем он неожиданно повернулся и подвинулся таким образом, чтобы, несмотря на сидевшую между ними вампиршу, демонстративно окинуть Вэл ехидным взглядом своих немигающих красных глазенок. И, продолжая ее им сверлить, гаденыш заговорил, раздражающе растягивая слова: – Пожалуй, вы правы, детектив Грос. Никто в своем уме не стал бы вредить вампиру. Тем более зная, что он привилегированный представитель высшей знати.

Задумчиво поджав нижнюю губу, Вэл пару раз кивнула, давая понять, что услышала его царское величество, прониклась всей чудовищностью совершенной ошибки. А потом с невозмутимым лицом подняла ладонь до уровня глаз и показала ему неприличный, но однозначный жест, что трактовался как не слишком вежливая просьба заткнуть себе рот мужским детородным органом.

Судя по тому, как придурка перекосило, этот жест был вполне в ходу и на Флемоа.

– Вы еще поцелуйтесь, голубки, – фыркнул Рикки и тут же зажал рот кулаком, глотая хриплое кваканье. Все по классике: сам пошутил – сам посмеялся.

И прежде чем обернуться с намерением пощекотать бок братишки локтем, Вэл заметила, как на мгновение расширились глаза вампирши в ответ на слова Рикки. Бедная, ей, наверное, даже и в голову бы не пришло такое извращение, если бы не его дурацкое чувство юмора.

Капитан призвал их к порядку, одарив каждого строгим взглядом. Но, откровенно говоря, Вэл уже давно смекнула, что он не такой уж и свирепый дядька. Больше виду ради старался. Руководитель группы, как-никак. Все должны его бояться и уважать. Она и боялась. Вернее, делала вид, что боялась, но уважала вполне искренне.

Их начальник с шикарной копной каштановых волос, густой бородой и тяжелыми бровями, нависшими над теплыми ореховыми глазами, выглядел как настоящий воин, прошедший не одно кровопролитное сражение, но шрамов у него на лице не было, как, например, у детектива Гроса. Тому старая полукруглая отметина пересекала всю щеку от виска до подбородка. Но отсутствие боевых ранений не делало капитана менее мужественным. Он все равно создавал впечатление самого сильного среди них. От него так и веяло магической мощью.

– Поскольку мы зеленые юнцы из медвежьего угла, как выразился капитан Бак, я могу узнать, чем вызвана одержимость вампиров своим потомством? – с легким налетом дурашливости спросил Рикки. Однако его глаза оставались серьезными. И они сосредоточенно исследовали окружающие лица. – Насколько мне известно, вампиры не способны на деторождение в классическом смысле. Они принимают в так называемую семью уже взрослых, сформировавшихся людей. Откуда тогда эти мощные родительские инстинкты?

– Что ты знаешь о ритуале кровавого рождения? – первым отозвался двуличный упырь.

– Да все то же, что и все. Вампир выпивает досуха человека, накачивает своей кровью и наблюдает, как тот корчится в агонии. Большинство людей, желающих примкнуть к бессмертному полку, умирают в процессе. Те, кто выживают, – собирают сливки.

– Большинство – это 93,4 %. То есть вероятность расширить вампирскую семью составляет меньше семи процентов. И эти цифры применимы только к молодым и здоровым. Сотни тысяч людей ежегодно приходят к вампирам на пороге смерти, когда неизлечимое заболевание уже загнало их в угол. Но среди них смертность составляет все сто процентов. Еще не было зафиксировано ни одного случая, когда возрастной или больной человек смог переродиться, – безмятежно растолковал упырь. Склонил набок голову и изобразил щенячью улыбку, от которой у Вэл волосы на затылке зашевелились. – Как ты думаешь, много желающих среди молодых и здоровых поиграть в рулетку с шестипроцентным шансом выиграть?

– Сомневаюсь.

– Отчаянных дурачков хватает, иначе вампиры уже давно выродились бы, – хохотнул в ответ Аллен, сверкнув длинными острыми клыками. – Но ты прав, желающих мало. В среднем вампирская семья за сто лет обогащается на одного или двух отпрысков. Среди низшего сословия разворачивается нешуточная борьба за кандидатов. Свободно выбирать могут полупривилегированные члены общества и дворяне. Но у аристократов в целом дела с размножением обстоят сложнее, поскольку они принимают в семьи лишь магически одаренных. А среди тех еще меньше желающих рискнуть жизнью, которая в два раза длиннее, чем у обычного, то есть неодаренного человека.

– Вампиры не могут умереть от естественных причин, но технически убить их несложно. Поэтому им приходится прикладывать много усилий, чтобы сохранять свою популяцию, – подвел итог старший детектив. – Отсюда и забота о потомстве.

– Ну да, если знать обо всех нюансах, то убивать вампира лишено всякого смысла для Воспитателя.

– Нет, – категорично отрезал Аллен, не переставая улыбаться. – Господа, вы зацикливаетесь на одной гипотезе, согласно которой…

Вэл в какой-то момент выпала из спора, что развернулся между обманчиво добрым кровососом, Рикки и детективом Гросом. У нее в голове вертелись странные цифры, не желающие усваиваться мозгом.

Как за сто лет в семью могли войти всего один или два новых члена?

Их матери чуть за сотню. Вышла замуж она около семидесяти лет назад и за это время успела три раза родить, что по меркам оборотней считалось обычным делом. Приплоды у волков средние. По два-четыре щенка. Поэтому большинство самок ограничивались тремя-пятью выводками, после чего начинали предохраняться.

Опустив взгляд на руки, Вэл пересчитала на пальцах всех братьев и сестер в их ветке семьи. Выходило девять оборотней. Трое погибло. А остальные, все, кроме нее и Рикки, обзавелись уже своими щенятами – это тринадцать племянников.

Сколько же тысяч лет надо копить потомство, чтобы клан хотя бы до сотни разросся?

Она ошарашенно покосилась на сидящих рядом упырей. Сначала ее встретил настороженный взгляд Белладонны, а потом и белобрысый подключился, ядовито плюнув на флемоанском:

– Не нервируй нас, припадочная.

– Сколько вампир ваш кланъ? – спросила она шепотом, пропустив мимо ушей оскорбление. Потом ему нос повторно сломает.

– Тридцать семь особей, – вежливо ответила ей вампирша. И почему она так отличалась от своего брата? Между ними вообще ничего общего не было. Ни во внешности, ни в характере. – Наш клан считается одним из крупнейших в аристократической среде.

– Крупнейших?!

По столу требовательно застучала ручка, и капитан приказал:

– Заканчивайте разговоры.

Все тут же смолкли и приготовились слушать дальше о Радикальном Воспитателе. Но капитан посчитал, что достаточно предоставил им информации, и поставил перед фактом, что с завтрашнего дня они будут работать по группам, после чего отправил на свои рабочие места знакомиться с информационной системой под страшным названием «ЦДВБ «Оникс».

Разделение их пестрого коллектива на две оперативные группы, на первый взгляд, показалось Вэл логичным решением. Но ровно до тех пор, пока она не увидела списки с именами на главной странице особого отдела в полицейской базе данных.

Вэл не могла объяснить словами, почему у нее резко испортилось настроение, стоило поподробнее узнать о распределении. Просто взяло и из ниоткуда возникло гадливое чувство, точно ее окунули по самую шею в бесперспективное болото. Хотя нет. Она лукавила. Вслух не признавала, но глубоко внутри уже понимала: как ни трепыхайся, а с этими ребятами горы не покоришь.

– Что еще за СОВД и СОРГ? Дурацкие аббревиатуры. У них что, пальцы отвалятся нормально расписать названия? – пробубнила сама себе под нос Вэл на ирашском и огляделась по сторонам.

Офира выглядела довольной, сияющей улыбкой демонстрируя, как рада оказаться с ней в одной группе. Она приятная. Да и профессионал с большой буквы. Все же пятьдесят лет проработала в полиции. Но работала она на административных должностях и явно рассчитывала и дальше копаться в бумажках – безопасное, но скучное до ломоты в костях занятие.

Ее напарник, на лице которого не проступило даже намека на щетину, внушал еще меньше оптимизма. Компьютерный специалист хорош в офисной среде, но абсолютно бесполезен в полевых условиях задержания вооруженных преступников. Она не сомневалась, что от него будет много толку для всего особого отдела. Однако сидеть целый день рядом и бесконечно клацать по клавишам для нее было смерти подобно.

Вэл не так уж о многом и мечтала: всего-то ездить на вызовы и ловить преступников собственными руками. Быть в центре горячих событий, чтобы адреналин зашкаливал в процессе погони, а тело приятно гудело после удачно завершенной миссии.

Она с грустью посмотрела на свои раскрытые ладони и шумно вздохнула.