Он хотел бы закрыть глаза и открыть снова, лишь когда все так или иначе закончится, однако взгляд буквально прилип к застывшей фигуре Хибики, от слов которого зависели судьбы всех четверых участников этой трагедии.

– Дождись меня, – тихо попросил он. – Это все, о чем я прошу.

Генри затаил дыхание. Курихара закусил губу, почти как Сората.

– Хорошо, я дождусь, – выдохнул Сэм. – Даже если ты сам меня забудешь, Хибики, я не перестану ждать, где бы я ни оказался. Это новое мое обещание.

– А я найду тебя, – Хибики протянул руку, будто желая коснуться, но не тела Кимуры, наверное, он его даже не видел. Он хотел коснуться своего единственного друга. – Я обещаю, что найду тебя, когда придет время. Прощай, Сэм.

Глаза Сораты на миг закрылись, а потом Сэм тихо произнес:

– Кимура в опасности. Он сильный медиум и ценен для мертвых. Его тело может принимать нас, но есть что-то, что заберет его, чего бы это ни стоило, и с ним тебе не справиться. Не пускай его туда, иначе он не вернется обратно.

Тело Сораты дернулось, выгнулось и мешком рухнуло на татами. Сэм ушел.

– Прощай… Прощай… – тихо шептал Хибики, глядя туда, куда взгляд Генри не мог проникнуть. Способны ли родственные души видеть друг друга даже сквозь последнюю границу? Хибики видел, и глаза его были полны невыплаканных слез, в которых застыло отражение самого дорогого ему человека.

Генри без сил опустился на пол и уложил голову Сораты на колени.

– Все будет хорошо, – сам себе пообещал он, рассеянно гладя растрепанные волосы. – Я не отдам тебя. Только вернись. Я прошу, только вернись.

Когда он снова занес ладонь, грудь Сораты резко поднялась на вдохе, он закашлялся, к щекам прилила кровь, прогоняя мертвенную синеву. Мокрые ресницы дрогнули.

– Генри?

Все полагали, что Сората заболел и лег в больницу на обследование, однако клиника, услугами которой он действительно воспользовался, лечила несколько иные болезни. Врачи там умели молчать, и пациенты могли быть уверенными в сохранности своей тайны. Мало кому приятно распространяться о курсе лечения в психиатрической больнице.

– Что же случилось с господином? – причитала печальная Аями, прислуживая Генри за столом, правда, руки у бедняжки подрагивали, и она пролила молоко на скатерть. – Надеюсь, он скоро выздоровеет, да помогут ему боги и добрые духи!

В тот день Сората позвал Генри по имени, но стоило тому отозваться, как Кимура впал в настоящее буйство. Он кричал и вырывался, им вдвоем удалось скрутить его лишь с помощью подоспевшего Масамуне. К чести секретаря, вопросы он начал задавать только после того, как Сората успокоился. Точнее, просто ушел в себя, перестал на что-либо реагировать. В таком состоянии его и увезли в больницу. Генри с ним не пустили, но он прекрасно помнил этот вмиг потускневший взгляд, будто обращенный в никуда, вялые руки, опустившиеся плечи. Из Сораты словно выкачали воздух, оставив полуживую оболочку, способную дышать, но не способную чувствовать. Разум Сораты был от них невыразимо далек.

Только к вечеру следующего дня Генри удалось перехватить Курихару. Они почти не разговаривали все это время, и Генри было страшно начинать первому, но Хибики неожиданно легко пошел ему навстречу. Он как раз сидел за роялем в белой английской гостиной и рассеянно наигрывал печальную незамысловатую мелодию. Лучи заходящего солнца красиво ложились на его волосы, черные и гладкие, как у большинства японцев, и на блестящий навощенный паркет.

– Хибики, – позвал Генри издалека. Пальцы Курихары замерли над черно-белыми клавишами. – Прости, если помешал.

– Не помешали. – Он опустил крышку и любовно погладил сияющую поверхность. – Компания – это не всегда плохо.

Генри подошел к нему и присел на диван.

– Как Сората?

– А почему вы спрашиваете у меня? Навестите его. Или вам страшно?

Пристальный взгляд черных глаз приковывал к месту. Генри мысленно отругал себя за нерешительность и продолжил разговор более уверенно.

– Масамуне сказал, что туда пускают лишь родственников и доверенных лиц. Я не подхожу ни под одну из категорий.

– И это вас останавливает? – Хибики усмехнулся. – Не верю. И вы не верите. Это все самооправдание, ведь вы же хотите его увидеть.

Генри не мог не согласиться.

– Прочитай мои мысли, – попросил он. Курихара покачал головой:

– Нет. Я и так знаю, о чем вы думаете. И нет, я тоже не понимаю, что имел в виду Сэм. Поэтому, пожалуйста. Я впервые прошу вас о чем-то. Пожалуйста, не оставляйте Сорату одного.

– Потому что ты благодарен ему? – предположил Генри.

– Потому что он моя семья.

У Хибики был выбор, возможно, самый важный в его жизни. И он попрощался с Сэмом, теперь навсегда, ради того, кого стал считать родным.

– Спасибо тебе за него, – тихо поблагодарил Генри, но Хибики лишь поморщился.

– Я сделал этот выбор не ради вас или Сораты. Так будет лучше для меня самого. Я больше не хочу жить прошлым.

Разумеется, он лукавил, и Генри не стал спорить с ним.

– Все равно, спасибо. Я сделаю все, что от меня зависит.

Он без слов направился к выходу, но в дверях столкнулся с красивой молодой японкой.

– Простите! – он протянул руку, желая поддержать ее за локоть, но девушка отшатнулась и большими удивленными глазами уставилась на него, впрочем, тут же исправившись и опустив взгляд. Генри успел лишь отметить, что, несомненно, она была юна и очаровательна, как фарфоровая куколка. Девушка сложила руки перед собой и поклонилась. Взгляду Генри предстал треугольник бархатистой кожи, едва заметный из выреза голубой шифоновой блузы.

– Прошу прощения! – звонко сказала она и выпрямилась. Тугие кудряшки завитых волос дрогнули в такт резкому движению. Из-под длинных ресниц сверкнули темные глаза. Генри не ответил сразу, взглядом спрашивая помощи у Хибики. Парень поднялся навстречу:

– Саваки-сан, – он тоже чуть склонил спину. – Как себя чувствует Сората?

Девушка с любопытством покосилась на Генри:

– Отлично. Хи-чан, он просил найти своего английского друга, – она улыбнулась, обращаясь к Курихаре, но искоса посматривая на Генри. – Это он? Такой большой! Может, не говорить ему ничего?

Тут Генри догадался, что она, видимо, считает его не знакомым с языком. Не хотелось ставить бедняжку в неловкое положение, но Хибики его опередил.

– Именно так, Саваки-сан. И, боюсь, он вас прекрасно понимает.

– О! – Ее красивые миндалевидные глаза округлились. Она прижала ладонь ко рту и смущенно порозовела. – Простите меня!

– Ничего страшного, – поспешил успокоить Генри, когда девушка снова склонилась в вежливом поклоне, только на сей раз руки вытянула вдоль тела, пальцы беспокойно комкали складки широкой юбки. – Так что там с Соратой?

Вопрос о том, кем являлась сама юная прелестница, тоже пока оставался открытым.

– Кимура-сан просил передать, что желал бы вас видеть, – сообщила она, и от Макалистера не укрылась легкая ревность в ее голосе. Всего на миг проскользнула тонкая недовольная нотка, но ее вполне хватило, чтобы вновь указать Генри на его место в этом доме и новой жизни Сораты. Задавать вопрос не было необходимости, он уже все понял.

– А вы…

– Саваки Мицуки, – широко улыбнулась девушка, снова тряхнув искусственными кудряшками. – Невеста Кимуры-сана.

Она уже ушла, а в голове у Генри все звучал ее жизнерадостный голос «Саваки Мицуки. Невеста Кимуры-сана».

Сборы не заняли и четверти часа. Водитель Кимуры сам предложил свои услуги, заранее проинструктированный кем-то из домашних, возможно, той же Мицуки. Машина плавно текла короткими улочками, пересекла мост и углубилась в новый лабиринт, все больше отдаляясь от центра города. Клиника будто пряталась от посторонних глаз. Автоматические ворота раскрылись перед посетителями, Генри вышел из автомобиля и оглянулся, чтобы увидеть, как те с механическим шуршанием снова закрываются.

В фойе работал кондиционер. Вежливая медсестра лично провела Генри вверх по лестнице, по светлому коридору с рядами белых дверей до нужной палаты. – Прошу сюда, пожалуйста, – она с поклоном указала на дверь. Генри кивком поблагодарил и, стукнув костяшками пальцев приличия ради, заглянул внутрь.

– Можно?

Прямо напротив входа было окно, наполовину скрытое жалюзи, и яркий солнечный свет просачивался в палату сквозь щели. Под окном на тумбочке стояла пузатая стеклянная ваза со связкой распустившихся алых роз. На фоне стерильного светлого помещения они выглядели нелепым пятном, каплей крови на белом листе. Рядом притулилась початая бутылка питьевой воды.

Сората полулежал на постели, до пояса прикрытый тонким одеялом. В больничной одежде он казался еще более худым и слабым. Прошло десять дней с тех пор, как они не виделись, и Генри снова чувствовал ту же неловкость, что и не так давно перед воротами дома Кимуры.

– Генри, – возможно, Сора хотел воскликнуть, но сил не хватило. – Здравствуй.

Он улыбнулся одними губами, а глаза оставались потухшими и сонными. Генри списал это на действие лекарств.

– Здравствуй. – Он вошел и остановился посреди палаты, не зная, куда себя деть. – Как самочувствие?

Сората указал взглядом на стул, и Генри подтащил его к кровати и сел.

– Уже гораздо лучше, если не считать того, что во мне побывала душа мертвеца. Я рад, что ты решился прийти, – он чуть нахмурился. – Ведь это Саваки передала мое приглашение?

– Да. Она очень милая девушка.

– Безусловно, – ответил Сората. – Ее выбирала лично моя мать.

Что-то в его голосе не понравилось Генри, и он решил пока сменить тему на более нейтральную, однако Сората ему не дал.

– Помоги мне сесть, – он требовательно протянул руку, и Генри взялся за нее и потянул Сорату на себя. Тот неловко заелозил, пытаясь подобрать под поясницу подушку. Генри наклонился, продолжая удерживать его за запястье, и помог усесться.

– Спасибо, – Кимура воспользовался их неожиданной близостью и посмотрел в глаза. – Я бы понял, если бы ты не пришел.

– Что за… глупость?

– Не глупость. Мне рассказали, что произошло. Я повел себя неразумно, не послушав твоих предостережений, к тому же, говорят, я устроил позорную истерику. Это же правда? Я кричал и… плакал?

Смущающее воспоминание заставило его бледные впалые щеки слегка порозоветь.

– Правда, но в этом нет ничего такого. Ты едва не лишился своего тела, а это верная смерть. Не знаю. Может, даже хуже. – Снова накатил страх, что это действительно могло случиться. – Не делай так больше.

– Но я не мог поступить иначе, Генри. – Сората подался вперед, хватаясь за его ладонь. – Помнишь последний день в «Дзюсан»? Ты дал мне попрощаться с Кику, хотя признайся, для тебя это было мучительно. Как я мог отказать в этом Хибики? Если у меня есть такая возможность, если я проклят даром, – голос его дрогнул, – быть проводником душ, то почему бы и нет? Я живу бок о бок с Хибики два года. Он ни разу не заикнулся о своем горе, но я же чувствую, Генри. Его боль превратилась в щит. Я не стал таким же только потому, что ты мне не позволил. Быть может, ты и не догадывался, но даже через все это расстояние ты помогал мне цепляться за жизнь.

– Сората…

– Подожди, я еще не закончил. Я хочу, чтобы Хибики успокоился. Не знаю точно, что происходило пока… пока меня не было. Но Сэм тоже вернул себе покой. Он уходил легко, понимаешь? Разве это не замечательно?

Генри не знал, что ответить. Разумеется, все так, и возможно он сам поступил бы подобным образом, но то он, а то – Сората. Что бы он ни говорил о себе, он создан для жизни, а Генри – для обратной ее стороны. Нельзя, чтобы они оба погрязли в чужой боли.

Макалистер наклонился к нему:

– Дар, говоришь? Возможно. Но не пытайся прыгнуть выше головы. Я не хочу приходить на твою могилу.

– Возьми мой призрак с собой в Англию, – улыбнулся Сората.

– Это не шутки, – пожурил его Генри, но от сердца все же отлегло. – Ладно. Когда тебя выпишут?