– Не уходи! – вдруг вскрикнул Кимура и резко распахнул глаза. Сначала в них не было ничего, только сонный дурман, потом промелькнуло узнавание и… стыд.

– Прошу прощения, – он поморщился и, выпростав руку из-под пледа, потер лоб. Бледность покидала его, но все равно Сората выглядел больным. Генри много чего хотел ему сказать, но язык вдруг онемел. Фразы застревали где-то в горле, и каждая из них казалась надуманной и неуместной.

– Ты потерял сознание, – сказал он и нехотя выпрямился, присаживаясь на край кушетки.

– Прошу прощения, – повторил Сората и прикрыл глаза ладонью. Только вот Генри хотел услышать другое, еще не знал, что именно, но точно не извинения. – Это была трагическая случайность.

– Ага, конечно, – не сдержал Генри здорового скепсиса. – Ты понимаешь, почему я прилетел?

Сората посмотрел, наконец, ему в глаза:

– Разумеется, нет. Я вообще не знал… даже предположить не мог…

Он замолчал и опустил взгляд. На все еще бледных щеках проступили яркие пятна болезненного румянца. Ресницы задрожали.

Генри больше не знал, что сказать. Два года прошло, из которых больше половины дней он размышлял, о чем бы они говорили, вновь встретившись. Тогда казалось, что все будет легко и просто, так же, как всегда было между ними. Макалистер чувствовал объединяющую их связь, она слишком сильна, чтобы порваться столь быстро, однако сейчас он почему-то ощущал пустоту в груди, огромную черную бездну, которую нечем было заполнить. Он мучительно размышлял, отбрасывая слова и мысли и тут же находя новые, но они также не покидали его уст. Это было очень страшно.

– Генри…

– Сората…

Они вдруг начали говорить одновременно, и оба же замолчали, уступая первенство. Получилось глупо и неловко.

– Я хотел сказать…

– Я рад…

Сората поднес ладонь ко рту и усмехнулся, совсем как раньше. Генри вздохнул и улыбнулся облегченно:

– Давай все-таки ты первый.

Кимура кивнул и, мгновенно вернув себе серьезность, сказал:

– Генри, я рад, что ты прилетел. Жаль, не получилось достойно тебя встретить.

Эхо произнесенных слов повисло в теплом, пахнущем цветами воздухе. Генри казалось, он чувствует его вкус на кончике языка – сладкая горечь. Не то, совсем не то.

– А я хотел сказать, что мне больно видеть тебя таким. Расскажи, что случилось? Я прилетел, потому что получил предупреждение насчет тебя.

– От Хибики?

– И от него тоже, – Генри задумчиво поворошил густой белый ворс. – Но не только. У меня есть и другие источники, ты знаешь, что я имею в виду.

– Кого, – поправил Сората. – Ты о призраках? Ты еще видишь их?

– Едва ли есть средство, способное мне помочь. – Генри отвернулся к окну, но желание видеть Сорату оказалось сильнее. Он снова посмотрел на друга. – Но мне все нравится. Они мои друзья, в некотором роде. Впрочем, это долгая история, возможно, я еще успею рассказать ее тебе с самого начала в другой раз.

Кимура снова широко улыбнулся:

– В другой раз – это звучит обнадеживающе. Я буду очень ждать его. – В гостиную вошла женщина в костюме горничной, и он распорядился: – Кимико-сан, подготовьте комнату для гостей в старом крыле. Ту, что ближе к моим, вы поняли? Макалистер-сан останется погостить. Относитесь к нему, как к почетному гостю. Нет, как к хозяину.

Сората повернулся к Генри и ободряюще кивнул:

– Я хочу, чтобы он ни в чем не нуждался. И, Кимико-сан, распорядитесь, чтобы подготовили все для купания. Для двоих. Свободны.

Следом за служанкой удалился и сам Кимура, пообещав прислать за Генри кого-нибудь минут через тридцать. Молодая девушка с поклоном попросила следовать за собой и привела Макалистера в японскую половину дома. Светлый коридор имел ряд раздвижных дверей-сёдзи, а сквозь тонкую бумагу стен доносились звуки сада.

– Господин здоров? – спросил Генри, когда девушка, опустившись на колени, открыла перед ним одну из дверей. Служанка, кажется, не поняла его, а услышав тот же вопрос по-японски, только ниже опустила голову. Похоже, прислуга в доме была не из болтливых.

Оставшись в одиночестве, Генри оглядел комнату. По-японски лаконичная и строгая, на тонкой внешней перегородке проступали очертания сада. На полу – восемь прямоугольных татами, в углу – низкий столик и стопка тоненьких подушек. Декоративные деревянные панели, стилизованные рисунки на стенах и обязательно – изящная икебана в высокой нише. Генри не смог бы жить в такой комнате долго, его душе ближе хаос, его уютный тесный кабинетик на втором этаже был раем в сравнении с этим пустым гармоничным пространством. Но неудобства легко было преодолеть ради одной лишь возможности разговаривать с Соратой. Да, пожалуй, ему очень не хватало их полуночных споров в комендантской или в беседке у задней двери на кухню академии. Генри прикрыл глаза, стремясь ощутить присутствие мертвых, но вместо этого услышал шаги в коридоре.

– Я вхожу! – предупредил незнакомый голос по-английски, и дверь с шорохом отъехала в сторону.

Гость оказался смутно знаком. Высокий, по крайней мере, для японца, серьезный мужчина в очках и деловом костюме, превращающем его в среднестатистического офисного работника. Однако нельзя было не отметить явную дороговизну ткани, впрочем, ждать от личного секретаря Кимуры иного и не приходилось.

– Масамуне Иноске, – представился он. – Я здесь по приказу моего господина.

Обращение отдавало средневековьем, однако многое из того, что было нормально для этой страны, казалось Генри странным и чуждым.

– Генри Макалистер, – нашел нужным сообщить Генри. – Очень приятно.

По лицу Масамуне этого совершенно нельзя было сказать. Он окинул Генри строгим взглядом:

– Господин велел убедиться, что вас хорошо устроили.

– А почему он сам не зашел?

Генри это совершенно по-детски задело, хотя он понимал, что вопрос нетактичный.

– Господин занят важной работой, – наконец-то на лице секретаря появились чувства. Генри расценил их как гордое презрение. – Ведение бизнеса отнимает много сил и времени, господин трудится, как и положено продолжателю рода Кимура. Если вас все устраивает, я доложу, что вы скоро прибудете в купальню. Аями вас отведет.

Из-за спины Масамуне робко выглянула та самая девушка и с поклоном положила перед Генри чистую одежду. Выходило, что разговор на этом окончен, однако Генри еще не все узнал.

– Я прилетел, потому что Сорате угрожает опасность. Зачем ему врач? Он болен? Насколько это серьезно?

Секретарь раздосадовано поправил очки на переносице:

– Мы в состоянии обеспечить безопасность господина Кимуры и позаботиться о его здоровье. И прошу вас, не беспокойте его по пустякам. Ваше присутствие…

– Излишне? – предположил Генри и, похоже, не ошибся.

– Вы кажетесь умным человеком, – невозмутимо отреагировал Масамуне. – Прошу меня простить, дела требуют моего участия.

Он ушел, а ощущение, будто указали на дверь, осталось. А еще – что от Генри все что-то скрывают.

Когда спустя тридцать минут служанка по имени Аями проводила Макалистера в местную баню, Сораты там не оказалось. Он не пришел.

Горячая вода обожгла непривычное к подобным температурам тело. Генри погрузился в деревянную ванну по грудь, ощущая, как учащается сердцебиение и бежит по венам кровь. Густой пар плыл по помещению, пряно пахло маслами и травами, добавленными в воду. Аями стояла за спиной, и ее руки массировали уставшие плечи и спину. Генри размяк и расслабился. Невесомые прикосновения пальцев приносили отдохновение. Только были эти пальцы слишком уж холодными, хотя горячий пар согрел бы и мертвого. Ногти пробежались по шее, захватили прядь волос на затылке и игриво дернули. Послышался шорох отодвигаемой двери, Генри вздрогнул и увидел, что перед ним вырисовывается из мутной пелены хрупкая фигурка в традиционном кимоно. Плечи сдавило с неимоверной силой. Генри дернулся, но давление только усилилось, он погружался в кипяток, сердце бешено заколотилось, не справляясь с температурой почти в сорок пять градусов.

Аями вскрикнула и уронила полотенца, которые несла.

Генри схватился за края офуро, и в тот же миг все прекратилось.

– Господин! Господин! – запричитала насмерть перепуганная девушка. – Вы в порядке, господин?

Генри вылез из ванны, не смущаясь своей наготы. Кожа горела, будто он действительно побывал в кипятке. В некоторых местах вздулись болезненные волдыри.

– Господин! – Аями бросилась ему наперерез и упала на колени. – Простите меня, господин! Я не уследила…

Она распласталась на мокром полу, сотрясаясь от рыданий, но ее вины в случившемся не было. Генри слишком расслабился, совсем забыл, что в любом, даже самом безлюдном месте есть те, кого обычные люди не видят. Пообещав ничего не рассказывать Сорате, Генри вернулся в комнату и попытался вспомнить свои ощущения. Руки были мужскими, теперь он в этом не сомневался, хотя поначалу и подумал на Аями. У призрака были весьма материальные прикосновения, так что едва ли этот человек умер давно, либо желание связаться с миром живых слишком крепко привязало его к земле.

Генри не пробыл в этом доме и дня, как чей-то призрак уже пытался утопить его в ванне с горячей водой. И на это не было ни единой причины.

После неудачного купания Макалистер решил пройтись по дому, полагая, что статус гостя хозяина ему это позволяет. Однако ни Сораты, ни Курихары, ни даже Масамуне он не нашел, а слуги либо не отвечали на вопросы, либо давали лаконичные, но слишком обтекаемые ответы. Аями, с красными от недавних рыданий глазами, сообщила, что ужин подадут через четверть часа.

– А Кимура? Он будет ужинать?

– Господин еще не вернулся из города, – пролепетала девушка, ниже склоняя голову.

Макалистер нахмурился:

– Во сколько же он обычно возвращается? Что он там вообще забыл?

Аями, видимо, все еще чувствовала себя виноватой и была не такой молчаливой:

– По-разному. Иногда остается ночевать в городе, особенно если приходится работать допоздна.

Генри бы воспользовался ситуацией и узнал побольше, однако девушку позвали на кухню. Поужинав в одиночестве, он решил во что бы то ни стало подловить Сорату, сколько бы дел тот ни собирался сегодня сделать.

Когда Сората вошел в комнату, Генри уже ждал там, едва подавляя в себе желание немедленно вскочить ему навстречу. Было так темно, что он наверняка терялся в тени, и Сората его не заметил. Не зажигая света, он скинул пиджак и расслабил узел узкого галстука. Генри и сам едва видел его, но угадывал движения. Вот Сората протягивает руку к выключателю, и яркая вспышка ослепляет обоих.

– Генри! – Сората отпрянул и прижал ладонь к груди. – Что ты здесь делаешь?!

Макалистер поднялся с футона и теперь возвышался над Кимурой. Но вместо ощущения власти испытывал лишь жалость.

– Ты отвратительно выглядишь, Сората.

– А ты сидишь в моей спальне с выключенным светом, – парировал тот нервно. – Это не слишком воспитанно, не считаешь?

Генри решил не вступать в спор.

– Сегодня на меня напал призрак мужчины. Не знаешь случайно, кем он мог быть?

Сората побледнел еще сильнее, хотя и до этих слов почти сливался с белоснежной тканью рубашки. Его пальцы безостановочно двигались, теребили кончик галстука, сжимались в кулаки и снова разжимались. Если бы не новая стрижка, начал бы дергать себя за хвост, но его не было, только короткая черная шапка волос с густой челкой. С ней он действительно походил на подростка больше, чем два года назад на него походил Хибики, но под глазами залегли глубокие тени, а лучики морщинок в уголках стали заметнее. Время ли беспощадно к Кимуре, или он сам довел себя до такого состояния, это Генри предстояло узнать. Он хотел увидеть прежнего Сорату, а для этого нужно уничтожить нынешнего.

– Сората, – Макалистер подошел ближе и положил ему ладонь на плечо, чувствуя, как оно напрягается от его прикосновения, – Сората, ты избегаешь меня. Работа хороший повод, но я же вижу правду. Зачем все это?