Големы-лошади били копытами, взбивая лед в крошку, их глаза светились синим огнем. Они готовы в путь. Неблизкий. Академия находится в нескольких сотнях миль от столицы. Дедушка хотел перенести ее, но освященные Нэйшей стены трогать не решился, а без них учебный процесс невозможен. Оставил, как есть, в Агосе. Издавна считается, что сама богиня тренировала первых энтарских магов в этих местах. Доказательств не осталось, но легенду чтили и уважали, а еще боялись очернить память той, что дала всем кританцам жизнь и многих наделила магией синего цвета.

Орин, возница, – высокий, длинноносый, с тугим хвостом на затылке, увидев меня, нажал на активирующий экран. Дверь салона распахнулась, и я мягко запрыгнул внутрь.

Вояки исчезли из вида: один займет место около возницы, второй поедет позади.

– Синар! – Эври подбежал как раз тогда, когда я пристегивал ремни безопасности. Брат заглянул в окно и, запыхавшись, быстро проговорил: – Ты… главное… не упусти невесту. – Красные пятна расплылись по его бледным щекам, темные волосы, спутавшись, упали на глаза.

– Пф… – я откинулся на мягкую спинку и отмахнулся от младшего, как от надоедливой мухи. – Отдыхай, с предателями не разговариваю. И в советах не нуждаюсь.

– Да не сдавали мы тебя! – он откинул длинную челку назад и стер пальцами выступивший на лбу пот. Явно бежал. – Вы с пигалицей так шумели, что почти все жители крепости видели пьяный поход.

– Ночью, ага, так и поверил. Ябеды.

Брат широко заулыбался, перевел указательный жест в мою сторону и встряхнул волосами, что слипшимися от влаги прядями едва прикрывали уши, а потом загадочно прошептал, сверкая янтарем радужек:

– Невесту не упусти! Это важно, Синар. – Его глаза забегали, а тонкие губы дрогнули.

– Да понял я. Иначе папка вытолкает из родного дома взашей. И по попе надает. Страшно-то как…

– Не только. – Эври вдруг затравленно обернулся, словно боялся, что кто-то услышит.

Машина завибрировала, вздрогнула, брат отступил подальше от лезвий.

– А что еще? – я подался к окну.

Колесница мягко сдвинулась и, плавно поднявшись в воздух, стремительно набрала ход в направлении открытой магической арки, настроенной по нужным координатам. От нее снег на площади потемнел, набрал красноты.

Брат кусал губы, словно сомневался, стоит ли говорить что-то еще. Замок медленно уходил в сторону, и Эври вместе с ним.

– Узнаешь, когда придет время! – закричал он, когда мы влетели в дрожащее зеркало портала.

Глава 3

Любава

Сегодня все изменилось.

Холодный, чужой мир, где среди диких лесов и приземистых домиков Агоса возвышается кристально-белое здание магической академии, стал моим домом на долгие годы. После Новогодья пройти еще один семестр, а дальше… Не знаю, что дальше.

Мой опекун, Патроун ис-тэ Орисс – ректор академии, будущее не пророчил, потому что у него таких – заблудших иномирцев, как я, – десятки. Да, у нас особый статус и отличается учебный курс, но на Энтаре мы все равно – чужие – и высокие посты или какие-то привилегии нам не светят. Этот бал – надежда получше устроиться, но я и здесь остаюсь в стороне.

Многие из наших мечтали после выпуска работать в школах Криты, а ведь могут и в Иман попасть по распределению. И вовсе не учителями. Хорошо, если назначат местным лекарем, слугой или архивариусом. Большинство попаданок и попаданцев со слабым потенциалом после академии оказываются на улице и вынуждены продавать свое тело и магию… хотя об этом вслух говорить не принято.

Мы здесь никто. Странные путешественники по мирам. Не выбрасывают, только потому что магия слишком ценна. На Энтаре много одаренных, но большинство из них – это гордецы-стихийники, слабые целители и довольно приземленные бытовики. А здесь больше всего ценятся боевые профессии, хотя в мире последние лет двадцать нет никаких беспокойств или расприй, насколько я изучила историю мира. Но опасностей для магов хватает и без этого. Чего стоит ужасная болезнь – чернота, что повреждает эссаху и косит магов без оглядки на возраст и положение. Весь Энтар последнее десятилетие в полной готовности встретиться лицом к лицу с настоящей эпидемией. Поэтому маги, любые, так ценны в этом мире.

Я готова к любому исходу после выпуска из академии. Особых желаний у меня нет, рвения выслужиться – тоже, а моя магия довольно специфическая и не до конца раскрытая. Да и ее использовать – только себе вредить и другим угрожать, это мы уже с Патроуном проверили, потому я в отборе и не участвую.

Для меня ис-тэ Орисс почти отец, я подчинюсь его воле в любом случае. Даже если после выпуска придется уехать за тысячи миль от Агоса торговать на кританском рынке зачарованными амулетами или собирать травы в диких лесах для иманских лекарей. Вряд ли мне светит что-то получше, хотя ректор и обещал похлопотать.

Другое дело – доживу ли до распределения.

Но сейчас я хочу лишь одного – чтобы этот шумный день поскорее закончился. Я не люблю скопления людей, более того, боюсь их.

Патроун знал, что мне в обществе сложно, понимал причины лучше других учителей, не требовал большего и всегда выручал, если не справлялась. Общаться я не люблю, ни с кем не дружу, скована и холодна со всеми, потому что не знаю, кто я и что мне нравится. Или что я ненавижу.

Ис-тэ так и не смог разобраться, какого типа магия в моей эссахе, под градации Энтара она не подтягивалась, но была сверхмощной, сильнее, чем он ожидал, поэтому меня строго контролировали мастера академии и вели с самого первого дня обучения. Из какого мира я сюда попала, так и не получилось выяснить. Я ничего не помнила. Лет в пятнадцать, когда меня на улице, обнаженную и израненную, подобрали столичные уличные и отвели в приют, я уже была чистой книгой, без прошлого и родных. Из приюта через несколько лет Патроун ис-тэ забрал меня к себе, где я прожила несколько лет, а после отправил учиться в академию. Характер моей магии слишком отличался от местных, а все попаданцы шли по королевской программе, в нее я и попала.

Все эти годы на учебе я почти ни с кем не общалась. Характер у меня такой… тяжелый. Только Патроуну доверяла, будто между нами незримая связь, как у настоящих отца и дочери.

Сокурсников тоже сторонилась. Считала, что дружба в этом временном пристанище из холодных стен бессмысленна, а любовь невозможна. Вокруг слишком много ограничений и запретов, чужой мир претил, да и мое сердце не способно вместить в себя чувства и эмоции. В нем всегда пусто и холодно. Но были и другие причины моей отстраненности, и мы с Патроуном держали их в тайне.

Ребята и девчонки, что учились со мной в одной группе, большинство помнили свою прежнюю жизнь, свое перерождение или инициацию. Многие попадали сюда из других миров и знали, что их ждет, вернись они назад – пусть это и невозможно. А у меня не было ничего, кроме угнетающей холодной боли под ребрами, что с каждым днем становилась сильнее. Я словно чистый, но не нужный лист, который выбросили из окна.

Последний раз, когда попыталась прочитать «реституо мемориа», легкое восстановление памяти, упала в обморок и пролежала в лазарете сутки, мучаясь в горячке. За что получила от опекуна жесткий выговор, мол, эти заклинания на мне не работают, о чем я знала, конечно, но хотела выяснить – вдруг во мне что-то переменилось. Но больше решила не испытывать такого типа заклинания, потому что тьма в глубине души, что изредка просыпалась во снах, пугала. Я боялась, что память хранит нечто ужасное и отвернет от меня ис-тэ Патроуна. Наверное, потому и оставила попытки вспомнить, прислушалась к опекуну. Он все говорил, что придет нужное время – и сама вспомню.

Я и представить не могла, что, шагнув за порог комнаты в день бала, уже не буду прежней замкнутой ледышкой.

С каждым днем, что приближал к выпуску из академии, в груди все больше рос невидимый кусок льда. Он давил и делал меня холоднее к остальным.

Я не умею чувствовать. Не умею сопереживать. Не умею искренне улыбаться или радоваться. Для меня все одинаковое.

Могу механически выполнять задания учителей, сдавать экзамены на высшие баллы и показывать на практике безупречные общие заклинания, но мне на все плевать – делаю это от скуки или потому что требуют правила академии.

Ни одному из гостей на балу я не буду представлена. Не учу парные танцы, не трясусь над нарядом, как другие студентки. На это есть очевидные причины: ко мне не прикоснуться. Артефакт, который подарил Патроун, неосознанно отталкивает других и спасает меня от боли.

Иначе не выжить. И не только мне.

Бал перед Новогодьем – предварительный отбор и распределение сильных студентов. И я в нем – лишняя деталь.

После праздника, хотя это действо сложно так называть, жизнь в академии на несколько недель замрет. Энтарцы разлетятся по домам, отмечать с родными конец полугодия и пик сезона снегов.

Останемся только мы – десятки талантливых магов, тех, у кого нет дома на этой земле.

Что случалось с пустыми иномирцами, если такие появлялись, мне неизвестно. А вот девушек и парней с магией, что отличалась от энтарской, с наступлением совершеннолетия забирали в Агос, учиться. Принудительно. Отказаться от обучения невозможно.

Мы пленники обета, который подписали перед поступлением в академию. Чтобы выжить в чужом мире и не попасть в темницу за непослушание, мы согласились проходить обучение – принудительное. По договору, если попаданец нарушит закон Энтара, его магию забирают во благо мира, что равно – смертная казнь. Бал на четвертом курсе – подведения итогов и распределение самых сильных учеников, слабым же остается лишь верить в лучшее.

Опекун пообещал, что поможет мне с распределением, нужно лишь доучиться до выпуска и не привлекать внимание общественности к моей особенности. Я Патроуну верила, поэтому шла дальше и даже согласилась постоять в сторонке на балу, пока мои одногруппники и маги с других курсов будут веселиться.

В прошлом году пятерых выпускниц с нашего потока забрали в наложницы иманские вельможи, трех ребят взяли стражами в храм Шэйса, одна иномирка осталась на Крите, чтицей магических дисциплин для детей. У трех попаданцев сил оказалось недостаточно для высоких постов по мнению мастеров, их отправили на рынок разнорабочими. Среди прошлого выпуска было несколько студентов, что оказались зараженными новой, неизученной болезнью, чернотой. Они… их больше нет. От этой мысли сильно дернуло в груди, защипало глаза.

Странно. Со мной сегодня какие-то метаморфозы.

Поступая в академию, я тоже согласилась с обетом и проверкой на черноту, несмотря на опасность умереть пустой и ненужной. Если на ритуале выпуска в эссахе мага найдется хоть капля заразы, его очистят. А пустые выживают редко, я о таком даже не слышала, если честно.

Слухи неконтролируемо разрастались, и о жуткой болезни, что съедает магов, стали ходить разные мифы и пугающие непроверенные факты. Говорили, что черная зараза забирает волшебную силу, чтобы подпитывать разлом, который образовался около десяти лет назад в море Мортем. Правда это или нет, неизвестно, ведь туда редко ходят корабли и не переносят телепорты. Что там, за границей смертоносных вод, ведают лишь боги, смельчаки-охотники на залежи терийна и беглецы-преступники. В кританских книгах о Мортеме много сказок и легенд, но кураторы и мастера академии почему-то не любили, когда кто-то спрашивал об этом – обычно отмахивались, убеждая студентов, что это всего лишь выдумки и болтовня.

Чернота – опасный недуг, наполненный хаосом и тьмой, а главное, никто не знает, как он передается, его источник и заражаемость, поэтому мало кто из учеников осознавал серьезность слухов. Все верили, что их минует незавидная участь.

После выпуска я хотела попасть по распределению в библиотеку, городской архив или подопытным для экспериментальной телепортации на большие расстояния. Но ректор был категорически против того и другого. Ис-тэ говорил, что мне нужно искать хорошего покровителя и жить на Энтаре, как все, что моя судьба тесно связана с этим миром и не стоит искать забытое прошлое. Я слушала, кивала, но особо в причитания старика не вникала. Меня тянуло в неизвестную даль – домой.