В это время заворочался Хуан Прьето – пацан и переводчик. Брехт мысль опохмелиться потерял и обрёл другую. А как без переводчика, испанского кроме этих двух детишек никто не знает, а они оба тута, а как тогда они без них тама. Как диверсанты? Голова болеть от нехороших мыслей не перестала, новальгин ещё подействовать не успел. Хотел Брехт пойти, прихватив с собой Хуана, помогать нашим, но тут вернулся сам главдиверсант. И в крови весь.

– Иван Ефимович, что случилось? – а вот тут точно шоковая терапия сработала. Даже думать о своей голове забыл. О чужой стал думать.

– Нормально всё. У нас один ранен. Весь вагон с охраной вырезали, – Светлов стал расталкивать пацана переводчика, – Хуан, Ванька, проснись. Работа есть.

– Как удалось-то? – Брехт тоже стал Адонсию расталкивать.

– Легко. Принесли им ящик вина и стали угощать, офицерики пытались ерепениться. Но мы специально без переводчика пошли. Но конпрендо (no comprendо). Говорите медленнее (habla más despacio). И сую им вот такую же бутылку. Проняло. Дорогое, судя по их глазам квадратным, пойло. Забыли про «неположено». А ребята грамотно распределились среди испанцев, и когда я сказал, что над всей Испанией безоблачное небо, взяли их в ножи. Чтобы они не переполошились всемером пошли. По три на каждого получилось. Чуть сплоховал Соловейчик. Не добил первого, он очухался и штыком Соловейчека в ногу пырнул. Гадёныш мелкий. (Это не про Соловейчика. Тот шкаф ещё тот, да больше. Шифоньер целый.) Перемотали, но икра сильно распорота. Надолго выбыл Пашка. Говорил им, талдычил. Контроль. Нет, спешат всё. Наука будет. Если жив останется. Занимаются им, не дрейфь.

– А офицеры что? – Блин редеют ряды. Ну, война. Брехт продолжал расталкивать коммунистку испанскую и ненароком стащил с неё одеяло.

– Ого, весело у вас тут банкет продолжился! – отворотился от мохнатой задницы хорунжий.

Так и хотелось сказать сакраментальную фразу: «Это не то, что ты подумал». А Светлов бы покачал головой и сказал: «А чего я подумал? Я подумал, что трусы не по карману настоящим коммунистам».

– Посторонись! – Эх, не успел. Свершилось. Адонсия проснулась, встретилась с действительностью и запулила струю ананасов, рябчиков и шампанского полупереваренного на Светлова. Не понравилась ей действительность.

– Бог шельму метит! – Вот теперь есть красивая фраза.

– Нажрались, как черти. Бог! Вот какого дьявола ты будил её?! – завопил старший лейтенант.

Как будто до этого чистый был. Весь в крови с головы до ног. Жидкость из организма. В жидкости. Чужого. Вот, теперь две жидкости.

– Переводчик же нужен. Сам сказал. – Адонсия извергла ещё одну струю зелёную поверх красной подсыхающей и опрокинулась назад на матрас.

– Нет, тут дольше находиться нельзя, я с вами. – Все вчетвером выскочили из этого вертепа. – Франческо Дель Боско, он же Федька Леший с завистью пятясь посматривал на неприкрытый срам. Или с вожделением. Ну, итальянки сейчас тоже ещё ничего не эпилируют, и, видимо, не многим краше испанок выглядят. Чего там вожделеть? Фу!

– Идём захватывать песочницу эту. Платформу с пулемётами. Там твоя испанская дива не нужна. Там нужен переводчик, который скажет, что немцы зовут несколько человек в гости, так сказать за дружбу братских народов выпить. Может, удастся чуть убавить количество бойцов у Франко. Не сильно охота пострелялки с пулемётами устраивать.

– Я планов наших люблю громадьё, размахов шаги саженьи. – Покивал Иван Яковлевич.

– Ваня, ты не суйся. Без тебя управимся, там всё на тоненького, а у тебя сейчас реакция не та. Займись Ивановной. Своди в туалет. А потом заставь в купе вымыть полы. У нищих обслуги нет. Или ты её обслужил? – Гыгыкнул.

– Окстись. На войне же. Она девчонка совсем.

– Ну, может и девчонка, но вторичные половые признаки присутствуют.

– Иван Ефимович …

– Товарищ полковник …

– Так мы идём? – прервал их увлекательную беседу Хуан. Молодость не терпится ей умереть.

– Переодеться мне надо. Представляю картинку, выхожу я весь в крови и блевотине на платформу забитую пулемётами…

– Да, Куинжи не осилит. Тут без Верещагина не обойтись, – Брехт, с тоской поглядел на дверь купе. А ведь как хорошо орден обмыли.

А вот интересно, разрешат ему в СССР носить орден «Алькантара»? Вручает это ему Калинин всесоюзный орден «Ленина» и спрашивает, увидев незнакомую звезду в самоцветах.

– А это у вас, что за орден, товарищ Брехт?

– А, это мне генералиссимус Франко вручил.

– Неожиданно.

Глава 2

Событие четвёртое

Объявляется посадка на рейс «Махачкала – Минеральные Воды».

Регистрация заложников у стойки номер пять.

Уходили перелесками. Должно быть, это не так называется. Предгорья, и время от времени рощица незнакомых деревьев, а потом снова луг со скальными выступами. Их не преследовали. Некому было. Ну, наверное. Да, нет, точно. Никто трупы, образовавшиеся после крушения поезда, не осматривал. Сами почти трупы. Пятеро раненых из трёх десятков и ещё трое покалеченных, тоже считай раненых. Плюс, все до единого помятые.

А всё из-за того, что не Брехт процессом захвата генерала Франко руководил. Вот если бы он командовал … Ерунда. Случайность. Точнее и не скажешь. А ещё полное отсутствие опыта боёв на движущемся составе. По понятным причинам не отрабатывали такие действия. Как-то смотрел Иван Яковлевич по ящику тренировку группы то ли «Альфа», то ли «Вымпел», то ли ещё чего. Отрабатывали спецназовцы захват террористов взявших заложников на борту пассажирского самолёта. Ещё они в этом же ролике и в дома, всякие горящие с выбитыми стёклами, заскакивали. На верёвках прыгали. Красота. Вот они эти альфо-вымпеловцы, всяко-разно, должны были тренироваться и на железнодорожном составе. Могут ведь террористы не только самолёт, но и поезд захватить.

– Это нападение! Гони в Турцию. У меня взрывчатка и автомат.

– Товарищ террорист это трамвай …

– А я сказал в Турцию! – тададах по крыше вагона из шмайсера.

– Хорошо. Хорошо. Пристегните ремни. Следующая остановка Стамбул.

– В Хургаду, что за Стамбул.

– Да, как скажите. Следующая остановка Хургада.

– Это же Египет? – возглас из салона.

– Ты куда меня сволочь везёшь? Я же сказал в Турцию!

Да, точно «Альфа» отрабатывала захват вагона в поезде. А они со Светловым пренебрегли. Всё по лесам, да по степи, да даже по скалам лазили, а вот по трамваям, тьфу, по железнодорожным составам, нет.

Брехт занимался с коммунисткой Адонсией в туалете их вагона водными процедурами. Старался отмыть девушку от … Ну, отмыть. Много там чего намешано и кровь в том числе, и сопли, и разные другие жидкости. Кровь-то. А врезал ей по сусальнику. Шутка. Пошла сама полоскаться, отстранив Ивана Яковлевича, твёрдой рукой, и споткнулась на полдороги. Упала и пятачком своим длиннющим горбоносым прямо о ручку двери в купе следующее по ходу. Расквасила, и так расквасила, что на сторону нос свернула, теперь будет длинный, горбатый и кривой. Будет, что внукам рассказать, если выживет, и внуки эти появятся.

– Бабуль, а чего у тебя нос кривой?

– Это я внучок принимала участие в захвате генерала Франко.

– Захватила? У нас дедушку звали Франка?

– Нет. Не захватила. Дедушку у вас звать Федька Леший, а по-итальянски Франческо Дель Боско. Там в вагоне при захвате пол был скользкий.

– Дела … А дедушка был боевой? – и козявку из носа да в рот.

– Дедушка у вас был говнюк. Вот же ж. Сказала гадость – вот тебе и радость. Не слушайте. Это такая испанская поговорка.

– Почему?

– Погиб он. Оставил меня одну с вашим папкой и тёткой Анной. Моряк был героический ваш дедушка. Торпедист был на торпедоносце. Торпедами стрелял из торпедных аппаратов.

– Героический?

– Да, у него даже орден есть. Сам Калинин награждал и руку жал.

– Здорово. Покажь.

– Утонул. Орден. Вместе с дедушкой. – И кулаком слезу к носу кривому погнала.

Одним словом, умывает он кровавые сопли на личике Адонсии, и тут как шарахнет. Как бабахнет. Как заскрежещет. Как … Как всё кувырком закувыркалось. Не долго. Один оборот. А звук скрежетания дальше понёсся. Брехт упал сначала плечом на дверь и вышиб замок хлипкий. Потом его стало вверх ногами разворачивать. Спасло то, что там трубы всякие в туалете, и Иван Яковлевич за одну из них уцепился, оказалась от титана с кипятком. Но этого мгновения, пока не бросил, хватило. Головой легонько стукнулся о потолок и стал падать на другой бок, вторая-то рука занята, он испанку под мышки поддерживал. Не бросил, хоть и не своя ноша. Ногами оба врезались в окно и вышибли его. А вагон снова стал наклоняться, надеясь на колёса встать, чуть момента инерции не хватило, почти встал, но потом снова на бок лёг. Брехт рукой за всё подряд хватался и за вышибленную раму окна тоже. Руку осколком распорол. Так обожжённую до волдырей. Не жалко.

Вагон лёг. Адонсия легла на него и закричала прямо в ухо ему. Что-то про деву Марию. А ещё коммунистка называется. Это русского поскобли, татарин будет, а коммуниста испанского поскобли, обязательно истинно верующую католичку обнаружишь.

Выбираться было не просто. Головой всё же слегонца о потолок приложился, да ещё Ивановна истерит. И голова вспомнила, что она похмельная. Заболела, прямо взрывается пульсирующей болью изнутри. Снял, отодвинул от себя Адонсию, ударил ногами в дверь туалета, та поддалась, но снова закрылась. Но уже лучше. Брехт встал на ноги, открыл дверь над головой, как крышку люка, и засунул в неё голову. Ничего интересного. А нет, вон по коридору ползёт кто-то.

Так это Федька. Итальянец был мужичонком чернявым, худым, как швабра и выше Брехта ростом, под метр восемьдесят. Глиста эдакая. Вот как глист и полз извиваясь, а рожица в крови, как у Ивановны Риберы пять минут назад. А вон следом ещё один ползёт А, это недобиток коминтерновский. С собой прихватил его Брехт в последнюю минуту. Белоэмигрант Андрей Мартьянов по прозвищу «Весёлый Андре». Ни разу его даже улыбающимся Иван Яковлевич не видел. Взял его полковник с тем прицелом, что если придётся возвращаться, то через Францию. Другого пути нет. Так двадцать лет проживший во Франции бывший поручик идеальный гид. Да и жалко мужика стало. В Сарагосе точно погибнет. Там все погибнут. Ну, или в плен попадут. И их потом расстреляют после пыток. Или повесят. Или … Ладно, замнём. Об этом можно подумать завтра.

Событие пятое

Что такое «облом»?

Облом в случае, когда парень не смог поднять девушку на руки он думает: «Я дрыщ», она думает: «Я жирная» и обоим стыдно за себя …

Ну, вспомнил, же как у Адонсии папу зовут. Не захочешь, а вспомнишь. Хилэрайо! Что означает – счастливый. Брехт бы поспорил. Арендатор земли, почти батрак. Да ещё дочь коммунистка и так себе на моську. Так говорят, что дочь в мать всегда урождается. Если у Хилэрайи этого жена такая же мохноногая красавица, то не самое счастливое счастье у человека. У Хилэрайо.

Чего папу вспомнил. А вот про счастье. Повезло им крупно. Так повезло, что потом всю оставшуюся жизнь свечки надо ставить. Везучее везение. Произошло следующее. Светлов поставил на крышу вагона, где вырезали солдатиков испанских Мишку Чувака со своим луком, ну, а всех диверсантов в прибранный от трупов вагон накопил для решительной атаки на пулемётчиков. Из двадцати семи военнослужащих испанских польстилось на дармовую выпивку человек семь солдат и два офицерика молоденьких. Остальные остались бдить. Алкоголиков принимали в вагон и угощали вместо холодного вина холодной сталью. В живот? Некоторых и в живот. Расправились, и Светлов стукнул в крышу вагона, чтобы старший лейтенант Тувинской Народной Республики Монгуш Сувак начинал белок в глаз бить из своего лука.