Терзаемый сомнениями Сомов двинулся следом, хмуро глядя в ее прямую спину, по которой из стороны в сторону болтался хвост из темных блестящих волос.

Когда-то он обожал расплетать ее волосы и пропускать через пальцы. Ему нравилось, что они мягкие и послушные.

Отца Алексия нашли в храме.

Услышав, с чем они пожаловали, батюшка поразился настолько, что несколько минут был не в состоянии говорить. Алисе даже показалось, что придется бежать за водой. Отпаивать.

Однако отец Алексий справился сам.

– Простите. Потрясение слишком велико. Не совладал с собой. Чем же я могу посодействовать благому делу?

– Расскажите все, что вам известно. Любая информация важна, – произнесла Алиса, взглянув на Сомова.

Отец Алексий перекрестился на образ Спасителя, возле которого они стояли.

– Икона Макарьевской Божией Матери не была написана или, как вы выразились, нарисована. Она была явлена. А это совсем другое дело. Явленных икон мало, поэтому отношение к ним иное, чем к прочим.

– Вы серьезно сейчас говорите? – не сдержался Сомов, вспомнив бабусек Сочневых. Те тоже про явленную толковали.

Алиса больно ткнула его в бок.

– Простите нас, батюшка.

– Бог простит. Я понимаю, трудно в это поверить. Мы вторгаемся в сферу, где действуют иные законы. Вам они кажутся невероятными, потому что вы живете мирскими понятиями.

– Это просто как сказка звучит.

– Можно и так сказать. Дело не в терминах. Икона, она живая, понимаете? У нее есть плоть – это дерево, из которого она создана, и дух. Она сама определяет свою судьбу. Та, о которой ведется речь, выбрала преподобного Макария Унженского, чтобы явиться миру. Случилось это в середине пятнадцатого века, в сорок втором году, если быть точным. Преподобный просто увидел ее. Сначала икона называлась келейной, потому что преподобный хранил ее в своей келье. Позже его ученики дали ей наименование Макарьевской. По типу икона – Одигитрия, что в переводе с греческого означает «Указующая Путь».

– Я видел. У нас в Рождественской церкви.

– В настоящее время в храме находится один из сохранившихся списков. Самый первый список, кстати, также считался чудотворным, как и сама икона. Какое-то время явленный образ со списком находились в одном месте.

– Он не сохранился?

– Представьте, тоже пропал. В том же тысяча девятьсот двадцать девятом году, когда начались гонения.

– Его не нашли? Тот список?

– Понимаю, чем вызван ваш вопрос. Пока реликвия не найдена, никто не скажет точно: какой из двух образов мог находиться в тайнике. Но в любом случае это бесценная реликвия. Если она найдется…

Отец Алексий на секунду закрыл глаза, а когда снова взглянул на собеседников, в них стояли слезы.

Алиса поняла, что пора прощаться.

– Спасибо, батюшка. Вы нам очень помогли.

– Да ничем я вам не помог, к сожалению. Но уверен: тот, кто вынул образ, знал, где именно он находится. Следовательно, каким-то образом связан с тем, кто убрал икону в тайник.

– Хотите сказать, вора надо искать среди потомков свидетелей событий двадцать девятого года? Другими словами, двух воров.

– Поосторожнее с обвинениями, Павел. Кто сказал, что сто лет назад икону украли? А может, хотели спасти? Для того и спрятали подальше от безбожных глаз.

– Не буду спорить, но того, кто убил библиотекаршу, уж точно праведником не назовешь.

– К сожалению, так и есть. Поэтому судьба образа висит на волоске. Однако…

Батюшка строго взглянул на Сомова из-под нависших бровей.

– Знаю, вы не верите, но все, что случилось, произошло по воле Божьей. Раз образ захотел объявиться именно сейчас, значит, так надо.

– Только у убийцы на него другие планы. Продать за границу да подороже.

– На это одно могу сказать: мы не ведаем, какие планы у Богородицы. В конце концов, это ее образ.

– Думаете, она сможет защитить икону от преступника?

– Образ сам способен себя защитить, я уже говорил.

– Да, конечно.

Сомов поднялся и, попрощавшись, пошел прочь.

Алиса дождалась, когда за ним закроется дверь, и подошла за благословением.

– Я рад, что ты помогаешь ему.

Она покачала головой.

– Не уверена, что он нуждается в моей помощи.

– Еще как нуждается! Иди, девочка, и помни: каждому воздастся по вере его.

– А если он совсем не верит?

– Верит. Только пока не знает об этом.

Она взглянула пристально, хотела что-то спросить, но батюшка уже повернулся к иконостасу и стал молиться.

Всю дорогу до ее дома Сомов молчал. Алиса поглядывала искоса, осторожно, гадая, о чем он думает.

У самой калитки он вдруг спросил:

– Твой прадед никаких записей о тех событиях не оставил?

– Нет, конечно. Что он мог написать? И без записей пострадал. Но, знаешь, когда-то давно бабушка показывала мне фотографии, кажется, того времени. Советская власть любила запечатлевать свои великие деяния. В Макарьеве был фотограф, еще до революции держал ателье. Потом работал где-то в исполкоме. Фотографировал демонстрации, коммунистические праздники. Я не очень помню, что было на снимках, но точно много людей.

– Где сейчас эти фотки?

– Наверное, в шкафу, среди бабушкиных вещей.

– Сможешь найти? Или, если хочешь, поищем вместе?

Вместе? Это еще с какой стати?

– Не хочу, – отрезала она и холодно уточнила: – Если найду, позвоню.

Сомов молча кивнул, развернулся и пошел в сторону школы.

Она озадаченно посмотрела вслед.

Странно, но он ведет себя так, словно это она перед ним виновата.

Интересно, в чем?

До конца дня Алиса рылась в старых альбомах. Молодец все же бабушка. Не раскидывала снимки, не совала, как попало, поэтому и сохранила так много. Перебирая их, она старалась не отвлекаться на другие фото, искала те, что относились к событиям столетней давности.

И нашла. Всего три. На первом был запечатлен момент, когда с куполов одного из храмов Макарьевского монастыря стаскивали кресты. Снимок запечатлел жителей, с тоской – как показалось Алисе – глядевших на деяния власти. На другом – субботник по разбору монастырской стены. Веселые молодые ребята – наверное, комсомольцы – передавали друг другу выкорчеванные кирпичи, из которых мечтали построить баню.

Был и еще один.

«Братия Свято-Троицкого Макариево-Унженского монастыря», – прочла она на обратной стороне фотографии. И дата. Тысяча девятьсот семнадцатый год от Рождества Христова.

– Накануне революции, – прошептала Алиса, разглядывая пышные красно-желтые кусты за спинами священников.

Какие лица! И светлые, и скорбные одновременно.

Почти час она внимательно изучала снимки, пытаясь понять, смогут ли они помочь найти преступника. Устала даже.

А потом взглянула на часы и удивилась. Почти полночь. Сомов, наверное, десятый сон видит. Как узнать? Семь лет назад она заблокировала его телефон, но удалять номер не стала. Можно посмотреть в соцсетях, когда он последний раз туда заходил. Глупо, конечно. И номер наверняка давно сменил.

Но любопытство уже так разобрало, что, не удержавшись, она стала заходить в популярные соцсети.

Надо же! Телефон тот же самый. Хотя фотка в профиле старая. Значит, бывает тут нечасто. Уже хотела оставить эту идиотскую затею, как вдруг увидела, что в этот самый момент он находится онлайн в одном из мессенджеров.

Почти не сознавая, что делает, Алиса разблокировала контакт и написала: «Нашла несколько снимков. Интересно?»

Она даже выдохнуть не успела.

«Присылай», – написал Сомов.

Она выслала фото, уже жалея, что проявила инициативу. Теперь он в курсе, что она сохранила его номер. Может сделать неправильные выводы.

Пришло сообщение. Она прочла и поняла: неправильные выводы он уже сделал.

«Есть мысли. Хочешь обсудить?»

«Не хочу», – решила ответить она, но вместо этого написала: «Звони».

И конечно же, он позвонил через секунду. Тон был деловой.

– Что, если показать снимки старожилам? Вдруг узнают тех, у кого родственники живы. Неважно, где живут, в Макарьеве или в другом месте. Нам нужна любая ниточка, за которую можно потянуть. Кое с кем я уже встречался. С сестрами Сочневыми, например. Есть и другие.

– К музейщикам надо в первую очередь. Они же собирают материал по истории Макарьева.

– Предлагаю разделиться. Березин уже занимается музейщиками, пусть роет дальше. А мы с тобой пройдемся по жителям.

– Ты и без меня прекрасно справишься.

– На полицейских не все правильно реагируют. Ты – дело другое.

Оба понимали, что он врет. Ни один здравомыслящий следователь не будет проводить опрос жителей в рамках ведения уголовного дела с привлечением посторонних. Это и ежу понятно. Есть полицейские, участковый, в конце концов. Она тут зачем?

Он понял.

– Кое к кому ты можешь сходить одна. Просто покажешь фотки и расспросишь. Никаких специальных умений тебе не потребуется. Мне надо будет… поработать по другому направлению.

Алиса молчала, и он занервничал.

– Только не упоминай, что это связано с убийством в школе. Просто скажи, что пытаешься восстановить историю своей семьи. Из интереса.

Алиса молчала, и Сомов в конце концов разозлился. На нее – за молчание. На себя – за то, что так откровенно лезет обратно в ее жизнь.

– Так что? Согласна или нет?

Нет!

– Да. Согласна. К Сочневым заходить?

– С них начнешь. Если что-то узнаешь, звони.

Алиса молчала, и он добавил:

– Спокойной ночи.

– И тебе.

Утром Сомов созвонился с директрисой школы и назначил встречу. Решил, что лучше всего поговорить в парке. И в это время там обычно никого не бывает.

Почему-то директрису подозревать у него не получалось. Тетка вся издергалась и переживала настолько, что спала с лица. Другой бы сразу зацепился: нервничает, значит, виновата. Он так не мог. Собственно, не только с ней. С Березой, с Алисой – тоже. Хотел же их подозревать! Прямо из кожи лез! Даже усилия приложил! Хитрил в разговоре! Наблюдал! И что? Да ничего! В результате привлек обоих к расследованию. И не потому, что они для него не чужие. И не потому, что доверчив до глупости.

Причина в чем-то другом. Может, это называется профессиональным чутьем?

К делу его, конечно, не пришьешь. Но сколько бы он ни пытался настойчиво подозревать тех, кого не хотелось, в итоге все равно оказывалось: люди ни при чем.

Вот и сейчас, глядя на директрису, он решил довериться своей чуйке.

– Расскажите о тех, кто был в школе накануне и в то утро. Все, что знаете.

Директриса ждала вопроса, поэтому, кивнув, принялась рассказывать.

Сомов слушал и пытался уловить фальшивую ноту.

– Постойте! Вы сказали, что Александра Сергеевна Шишова добилась замены оборудования на кухне?

– Она вообще очень активная! И за дело болеет. У меня не всегда руки доходят, так тетя Саша сама по инстанциям ходит! Долбает начальство, пока не додолбает! Настойчивая!

– А давно ли меняли оборудование?

– Полгода назад. Мы все аж плакали от счастья!

– А сантехнику? Краны? Тоже меняли?

– Так конечно! Все теперь новенькое и замечательное! Раньше то одно из строя выйдет, то другое! Нынче можно спать спокойно!

– А почему Шишова сказала, что пришла проверить, не течет ли кран?

– Не знаю. Может, по старой памяти распереживалась. Она же за дело болеет!

– А вам она говорила про кран?

– Мне? Может, и говорила, но я сейчас в такой запарке! Могла и забыть.

– Забыли так забыли. Пойдем дальше. Что скажете про охранника вашего?

– Про Василия Игнатьевича? Замечательный человек и ответственный работник! Он в Афганистане ногу потерял. Но сейчас уже все нормально. Ходит и даже бегает. Вы не подумайте!

– Он давно у вас работает?