После этого Тия налила себе первую рюмку. За первой последовала вторая, третья… пока бутылка не опустела. Дальше Тия ничего не помнила, а проснувшись, удивилась, что лежит на диване одетая, жмурясь от утреннего солнца.

Усталый взгляд Тии путешествует по стенам галереи, отчего ей становится еще хуже. До чего же скучны эти картины. Застывшие, безжизненные. Закаты. Горные пейзажи. Натюрморты с бутылками, цветами и фруктами. Чья-то собака.

Тия вздыхает. Развешенное по стенам галереи – это не живопись. Мазня. Порча холстов и напрасный расход красок.

Она идет в служебную комнату, где заполняет документы на продажу картин. Там ее застает дверной звонок. Первый из намеченных на этот день визитов. Тия быстро оглядывает себя в зеркале, возвращается в зал и видит женщину с картонным подносом в руках. На подносе – бумажные чашки с кофе.

– Сандра!

– Тия!

Они обнимаются, что выходит неуклюже из-за подноса, и обмениваются неизменным воздушным поцелуем. Сандра пришла в галерею прямо с йоги. На ней черные легинсы, мягкие туфли наподобие балетных и рубашка с длинными рукавами. Студия йоги находится в нескольких минутах ходьбы. Ее волосы заколоты на затылке. Влажное от пота лицо пышет здоровьем.

– Я принесла тебе латте, – говорит Сандра и снимает чашку с подноса. – С соевым молоком. Не возражаешь?

Тия ненавидит сою, напоминающую на вкус сырое тесто. Она и кофе-то не слишком любит. Но посетитель всегда прав. Она делает глоток, обжигая кончик языка.

– Спасибо. Мне как раз нужно было взбодриться.

– Бурная ночь?

– А по мне не видно?

Сандра слизывает пену с края чашки.

– У нас одна жизнь. Наслаждайся ею, пока можешь. Уж поверь моему опыту.

Основная тема разговоров Сандры – тяготы ее брака. Если она заводит речь о чем-нибудь другом, то все равно упоминает о мелких прегрешениях мужа: поздних возвращениях домой, бестактных замечаниях, забытых датах и никудышном сексе. Представления Тии об этом человеке целиком состоят из жалоб Сандры. Она даже не знает его имени.

– В этом есть свои плюсы, – улыбается Тия.

– Тебе надо ходить со мной на занятия. Сегодня вообще была сказка. Я проверила свой монитор. Как думаешь, сколько? Девяносто два! Девяносто два, в моем-то возрасте!

Тия понятия не имеет, сколько лет Сандре. Ей встречались женщины за семьдесят, которым она дала бы пятьдесят, а то и сорок пять. С таким же успехом Сандре может быть и все сто.

– У нас появился новый преподаватель, просто потрясающий, – продолжает Сандра, слегка задыхаясь от восторга. – Видела бы ты, что́ он нам показал. Я не шучу. Он стоял на голове, упираясь в пол лишь кончиками пальцев.

– О-о! – подыгрывает ей Тия.

– К тому же он столько рассказал нам о дзенской философии! Она позволяет войти в контакт со всеобщим сознанием. – Порывшись в сумке, Сандра достает сложенный лист бумаги, разворачивает и читает: – «Как пчела, собирая нектар, не повреждает лепестки цветка и не уничтожает его аромата, так мудрец строит свои отношения с миром». – Закончив читать, Сандра вскидывает голову. – Правда, вдохновляет? Я буквально заставила его повторить эту фразу, чтобы записать.

– Интересные рассуждения, – согласно кивает Сандра.

– Малость заумные, но, если вдуматься, открывается бездна смысла. К тому же он очень симпатичный. Даже красивый.

Сандра переходит к цели визита и объясняет, что ей надо. Не для себя. Она работает декоратором, и ее заказчики – весьма обеспеченные люди. Сейчас она занята интерьерами большой квартиры вблизи оперного театра. Роскошный современный дом, огромные окна, обилие света. Тия ведет ее по залу. Сандра делает пометки в блокноте, затем пролистывает каталоги художников, которые ей нравятся. Близится время обеденного перерыва. Наконец Сандра объявляет, что ей пора. У двери они снова обнимаются и обмениваются воздушными поцелуями. Сандра берет с Тии обещание обязательно побывать на занятиях у нового преподавателя йоги, которого зовут Реймонд.

– Ты только представь, что’ этот человек способен делать такими пальцами, как у него… Ой! Чуть не забыла. – Сандра вытаскивает из сумки небольшой конверт и протягивает Тие. – Это тебе.

Удивительно: заурядная встреча вдруг обретает совершенно новый смысл. Тия вскрывает конверт. Внутри лежит билет.

– Наш общий друг решил, что тебе может быть интересно, – говорит Сандра.

Тия смотрит на нее. Ох эта легкомысленная Сандра! Кто бы мог подумать?

– Спасибо, – говорит Тия. – Я тронута. Уверена, что мне будет интересно.

Сандра снимает напряжение ослепительной улыбкой.

– Я очень рада! – На пороге она оборачивается и подмигивает Тие. – И не забудь про Реймонда. Клянусь, если никто с ним не трахнется, это сделаю я.

Тия закрывает за Сандрой дверь и опускает жалюзи. Она отменяет по телефону два послеполуденных визита, после чего делает еще пару звонков – в маникюрный салон и парикмахерскую. «Это Тия Димополус. Знаю, что сваливаюсь вам на голову, но могли бы вы найти окошечко для меня?.. Замечательно, вы просто ангел. Не могу подыскать слов благодарности…»

Она убирает в сумочку конверт, переданный Квинном через Сандру, и выходит из галереи. Обеденный час в полном разгаре. Несколько секунд Тия стоит, глядя на оживленную улицу, потом сама вливается в людской поток, движущийся в двух направлениях.

6

Домой я вернулся в третьем часу дня, посчитав, что пора заняться куда менее приятными делами.

Приняв душ и одевшись, я отправился на автобусную остановку в конце нашей улицы. Из расписания на стеклянной стенке я узнал, что автобус появится минут через десять. Я уже не помнил, когда в последний раз ездил на автобусе. Паромщику в должности управляющего директора полагается машина с водителем, которой можно пользоваться в любое время суток. Но теперь придется жить без этих плюшек, и лучше привыкать сразу.

И все-таки когда я в последний раз садился в автобус? Сколько я ни пытался вспомнить, в голове всплывало лишь то утро, когда мама повезла меня к доктору Пэтти. Конечно, я и потом ездил на автобусе. Но в те минуты мысли то и дело возвращались к тогдашнему разговору. «Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?» Я вдруг остро затосковал по маме, хотя не ощущал грусти. На меня снизошло умиротворение, словно воспоминание о том дне пробудило во мне дремавшее чувство. Чувство, что я – ее сын.

Подошел автобус. В это время в нем ехали те, кого мы называли «поддерживающим персоналом». Попросту говоря, обслуга Просперы. Я вошел и уселся на первое свободное место. Рядом сидел мужчина в коричневом комбинезоне. От него разило застоялым потом, к которому примешивался запах фекалий. Комбинезон болтался на нем как на вешалке, хотя по всему чувствовалось, что этот человек не лишен физической силы. Мне стало неуютно от такого соседства. Как и многие просперианцы, я никогда не ездил по дамбе на Аннекс: для этого не было причин, а любопытства я не испытывал. Опыт моего общения с обслугой ограничивался горсткой людей и общими разговорами. Мне почему-то стало неловко перед этим человеком, и я решил заговорить с ним.

– Как дела? – спросил я.

– Сносно, – пожал плечами он, продолжая смотреть вперед.

– А чем вы занимаетесь?

Опять пауза. Он всем своим видом показывал, что не хочет со мной говорить.

– Чищу канализацию, – буркнул он.

Понятно, откуда запах.

– Работа не из легких.

– Надо думать.

Спрашивается, зачем я это сделал? Зачем вынудил беднягу вспомнить, как он копался в дерьме просперианцев? Достаточно взглянуть на обувь, и она многое расскажет о человеке. Его массивные рабочие ботинки даже не были зашнурованы, чтобы ноги не перегревались. А рядом сидел я в сверкающих лоферах.

Я не нашел ничего умнее, чем сказать ему:

– Извините.

Он повернулся ко мне. В его рту теснились крупные пожелтевшие зубы. Когда-то давно ему сильно повредили нос.

– За что извиняетесь?

– Простите. Вы правы. Это было глупо.

Он смерил меня взглядом, как мясник, оценивающий кусок говядины. Мы поменялись ролями, и теперь я выслушивал его слова.

– Не нужна мне ваша жалость, – заявил он.

– Я имел в виду совсем не это.

В его глазах сверкнуло нескрываемое презрение. Сигнал, показывавший, какие мысли бурлили в его голове. Этот человек ненавидел меня!

– А что же вы имели в виду?

– Ровным счетом ничего. Забудьте мои слова.

– Не я начал разговор. Вы прицепились. Потом стали извиняться, прощения просить. Так валяйте, говорите за что. Смелее, просси!

Это слово прозвучало, как сирена. Все разговоры в салоне утихли. Я понял, что вступил на опасную территорию. Повторяю, я знал об Аннексе очень мало, но помнил, что драки там – обычное явление. Слово за слово, эмоции вырываются из-под контроля… не успеешь глазом моргнуть, как стены забрызганы кровью, а кто-нибудь из дерущихся распластался на полу. Мы с чистильщиком находились в одной весовой категории, и я не считал себя слабаком, но он приобрел свою силу не в спортзалах: это было существенным отличием. В зеркале заднего вида я поймал предостерегающий взгляд водителя: «Мистер, что вы делаете? Немедленно заткнитесь».

– Я пытался быть общительным. Если я вас огорчил, приношу свои извинения.

– Вы ж про меня ни черта не знаете. Может, я с большим удовольствием разгребаю ваше дерьмо. Может, я считаю разгребание вашего дерьма самым клевым в мире занятием.

– Возможно, так и есть. Это ваша работа.

– Советую попробовать как-нибудь. Глядишь, понравится.

Я никак не мог сократить время поездки. Интересно, на что я рассчитывал, пытаясь вовлечь этого человека в разговор? Что мы будем весело болтать, вспоминая юность? Я еще ни разу не сталкивался с откровенной ненавистью по отношению к себе и не знал, как быть.

На очередной остановке в салон вошел новый пассажир: долговязый, бородатый, довольно небрежно одетый, с усталыми прищуренными глазами. Он уселся напротив меня, снял с плеча сумку и достал оттуда тощую книжицу в темном переплете. Потом закинул ногу на ногу, положил сумку на колени и открыл книгу со странным названием: «Принципы Учения о Прибытии».

– Эй, просси, – окликнул меня чистильщик канализации. – Хотите, историю расскажу?

– Что? – вздрогнул я, глядя не на него, а в окошко, за которым проносились пригороды.

– Уверен, она вас позабавит. Так вот, Тесс – жена моя – прислугой работает. У одной дамочки, богатенькой, вроде вас. Тесс помогает ей вечеринки устраивать и все такое. Работает давно, они с хозяйкой вроде как подругами стали… Вы слушаете?

– Вашу жену зовут Тесс, и она работает прислугой, – как идиот повторил я.

– Вот-вот. Как-то раз вечером Тесс хлопочет на кухне, а хозяйка одевается к приему гостей. Нацепляет на себя разные цацки. Их у нее тьма, но ожерелье, которое она хотела повесить на свою шейку, куда-то запропастилось. А штучка старинная, кучу деньжищ стоит. Хозяйка поднимает шум, весь дом переворачивает вверх дном. «Где мое ожерелье? Где оно?» Нет его. Как в воду кануло. И знаете, что она тогда заявляет?

Я уже догадывался, куда он клонит, и мне это совсем не нравилось.

– Хозяйка обвинила вашу жену в краже ожерелья.

Он улыбнулся во весь рот, демонстрируя подпорченные зубы:

– О! Первые разумные слова, которые слышу от вас. Дамочка напрочь забыла, что Тесс годами ишачила на нее. Ну а дальше – понятное дело. Запихнули мою жену в полицейскую машину и повезли в отделение. Просси, вы меня слышите?

Разумеется, я его слышал, но не знал, как реагировать на эту жуткую историю. Я повернул голову и поймал на себе взгляд человека, сидевшего напротив. Наши глаза на мгновение встретились, и мне показалось, что им движет не праздное любопытство, а желание узнать, как я поведу себя дальше.

– Само собой, я тогда ничего не знал, – продолжил чистильщик. – Целых четыре дня от Тесс не было ни слуху ни духу. А когда вернулась, я ее не узнал. Лицо – сплошная отбивная котлета. Но лицо – еще не самое худшее.

– Приятель, может, оставишь своего соседа в покое? – не выдержал наконец человек, сидевший напротив.