– Как работает? – Банщик почесал в затылке, явно озадачившись. Видать, не такого вопроса он ждал. – Эк бы растолковать… Хэх… Ну, вот, к примеру, бревно, да? На первый взгляд оно целое, мы его таким и зрим. Но на деле оно сложено из ма-а-ахоньких таких хреновинок, мельче песчинок. И не токмо бревно – и вода, и воздух, и мы с тобой, барин, – все состоит из этих хреновинок. Так мало того что они есть, они еще и движутся! Ежели медленно, то матерьял остается холодным, а если разгонятся, то же бревно и возгореться может. И вот я одни хреновинки эдак пощекочу силой – и пуф! – пламя займется. А другие по спинкам оглажу, будто кутят, и они, поди ж ты, в спячку впадут, и ледок схватится.

Илай глянул на банщика исподлобья, подозревая, что тот над ним потешается, рассказывая небылицу. Но лицо Прова выражало только усиленный мыслительный процесс, будто он всерьез подбирал верные слова. Неужели он так это ощущает? И другие мистерики. На ум пришли термалы, с которыми их отряд столкнулся в самом начале службы. Так подумать, банщик князей Клюковых с его сноровкой мог бы заткнуть их за пояс. Если бы захотел.

– Не знаю я, как еще объяснить! – развел наконец руками Пров. – В академиях не обучался, все, что умею, токмо на своем опыте уразумел.

Янтарь покачал головой:

– Напротив, все довольно понятно… Только сложно в это поверить.

– Не сложней, чем в благоволение серафимов! – хохотнул банщик, и Илай даже не стал оскорбляться.

Выйдя на воздух, Илай понял, что уже занимается зыбкий рассвет. Впервые он не знал даже приблизительно, что ему принесет новый день, с какими силами столкнет, на какие вопросы заставит отвечать, прижав к стене.

Еще два дня назад Илай знал, к чему стремиться, как служить, но встреча с Катериной перевернула его жизнь. Дивная, неземная Катерина… Мелькнула и пропала с небосклона, словно падучая звезда. Где-то она сейчас? Встретилась ли с отцом, оказалась ли под его защитой? Если так, значит, все было не зря.

* * *

Сообщив Михаэлю, что его поручение выполнено, Илай отправился бесцельно бродить по территории в ожидании приказа возвращаться. Так он и слонялся, пока вконец не продрог, а на сапоги налипло столько снежной каши, что они отяжелели. Когда он вновь позвал куратора неслышным голосом, тот не отозвался. Неужели просто лег спать? Неожиданно для себя вспыхнув раздражением, он потопал обратно, вошел в дом, но в жарко натопленной комнате со столом застал только Диану.

Младшая флегматично, даже слишком, перебирала пряди влажных после мытья волос и глядела на огонь. Языки пламени плясали, отражаясь в стеклах ее зачарованных окуляров. Мистерия и Церковь… как бы они ни отрицали друг друга, как бы ни клеймили, а все же шли бок о бок, посмеиваясь над одураченными мирянами. Геммам тоже лгали. Илай скрипнул зубами, но тут же опомнился, почувствовав на себе взгляд сестры.

– Ди… – только и выговорил он пересохшим ртом. Разом накатил стыд за содеянное с ней. Ладно Илай, но как он мог отобрать честную судьбу у сестры?

Диана прикрыла глаза, покачала головой.

– Не надо меня жалеть. Впервые я чувствую, что… Знаешь, Михаэль не поведал мне ничего нового. Напротив, того, что видела я и, возможно, ты, не знает даже он. Он и представления не имеет, что такое сингония, сам ритуал. Он попросту не способен понять. Только мы это помним.

Илай тряхнул шевелюрой, пытаясь отогнать наваждение. На его памяти сестра ни разу не расщедривалась на столь развернутый монолог, да еще и в беседе с ним! Он все еще не мог поверить, что она так спокойно все восприняла. Или… не все? Может, Михаэль скрыл от нее часть сведений?

– Раз ты вспомнила ритуал, – заговорил он медленно, – то понимаешь, что у нас есть…

Но Диана прервала его ленивым взмахом руки и убрала на спинку софы мокрое полотенце.

– Да-да, у нас есть сингоны, вы их благополучно умыкнули, а теперь они у Казимира Валерьяновича в шкатулке, которая ограничивает их так же, как и пещера под Архивом.

Илай поперхнулся вдохом.

– И тебя это никак не тревожит?! Что ты как сонная тетеря?.. Ты проскакала много верст, загнала лошадь, едва не выкосила стражу… Да я сам чуть не обезумел, держа его в руках!

Младшая, так легко впадавшая в ярость по малейшему поводу, теперь пребывала в таком благостном состоянии, что Илаю делалось дурно. Разозлись она за его неуклюжее вранье, отвесь оплеуху, осыпь руганью – ему стало бы хоть немного легче.

Но она только вновь покачала головой, так степенно, что его охватила оторопь.

– Ты и сам сказал, что едва не обезумел. То, что эти камни хранятся у Клюковых, хорошо. – Она поднялась со своего места и приблизилась к дрожащему, сжимающему и разжимающему кулаки брату. – Сингоны должны быть изолированы от нас. Ото всех геммов. Послушай, Илай, послушай меня! – Младшая схватила Илая за уши и притянула его лоб к своему. – Судьба давно вела меня сюда, рано или поздно я бы что-то вытворила. Что-то непоправимое. Я помню этот зов и чувство мощи, вседозволенности. Так быть не должно. Пусть себе хранятся у Клюковых, а мы справимся, переживем, братишка. И вместе докопаемся до правды.

В груди у Илая потеплело от нежданной благодарности. Теперь он не так одинок, как был со слишком далеким и недостаточно искренним Михаэлем. Как бы они ни бранились раньше с Дианой, сестра есть сестра.

В носу засвербело.

– Я, конечно, польщен, но не могла бы ты отпустить мои уши?

– Болван. – Диана ощутимо боднула его в лоб и наконец отпустила.

Илай, скрывая смущение, усмехнулся.

– И каков же наш план? – осведомился он. – Михаэль не соизволил просветить тебя еще и об этом? К слову, где он?

Младшая пожала плечами:

– Укатил. Думала, ты встречал его на дворе.

Илай фыркнул. Вот же неуловимый… интриган. Можно ли еще ему доверять?

– И нет, он пока ничего не сказал мне о будущем, – продолжила, зевнув, Диана. Она деловито потянулась, покрутила плечами, а затем по-хозяйски подволокла софу ближе к очагу. – Иди наверх, я здесь покараулю.

– Может, наоборот? Я постою первую стражу.

– Не, мне ближе к выходу покойнее.

Поднимаясь по темной, скрипучей лестнице, Илай вдруг замер, пораженный мыслью: «Только вчера в верхней спальне ночевала Катерина. Может ли быть… А вдруг?.. Есть ли шанс, что простыни еще не перестелили?»

Разумеется, это было не так – у Клюковых служат только надежные люди.

* * *

Тень заостренных башен здания Инквизиции вымораживала округу, отчего уже на подходе к нему Норму стал бить озноб. Октав ожидал их на гранитных ступенях, плотно запахнувшись в подбитый соболем бархатный плащ. Лицо Экзекутора было нечитаемым, но она сумела различить в его свечении мерцающие искры гнева.

Лес осторожно положил ей горячую ладонь на плечо.

– Мы лишь расскажем, как все было. Мы не делали ничего дурного и ничего не знали.

Норма судорожно выдохнула. На словах звучит слишком хорошо, чтобы воплотиться в жизнь.

Она обернулась на конвой из троих инквизиторов, что прибыли поутру в сыскное и вручили им приказ немедленно явиться к Палачу, что само по себе звучало как приговор. Трое геммов – двое малахитов и один турмалин, на вид ровесник Никласа, вооруженный артефактом в виде подзорной трубы. Норма догадалась, что она может действовать по тому же принципу, что и монокль Октава, который тот успешно применил после катаклизма гнева. Также она не без досады отметила, что зачарованное орудие явно предназначено для того, чтобы в случае неповиновения обезвредить Леса. Если бы хотели задержать ее одну, ограничились бы малахитами или вовсе отрядили простых людей. Но Лес истолковал ее нервозность по-своему и чуть приобнял сестру, шепнув: «Не бойся, ничего они тебе не сделают. А если попытаются, я…»

Петр Архипыч проводил своих подчиненных взглядом, полным тревоги, но возразить не посмел.

Все трое инквизиторов носили штатское, отмеченные только фибулами в виде закрытого ока, но впечатление производили гнетущее – бледные, точно редко бывали на свежем воздухе, и с постными гримасами, что делали изначально разных геммов похожими друг на друга. Конвоиры остановились у подножия лестницы и дальше не шли, в то же время перекрывая путь к отступлению. Деваться некуда.

Пусть Лес и Норма не понимали, куда и с какой целью пропал Илай, пусть не смогли удержать от спонтанного побега Диану, пусть тревожились и, передав раненого Егорку в лазарет, попытались отыскать хоть какие-то следы, но они допустили главную ошибку – ослушались прямого приказа своего куратора от Инквизиции и не передали им Катерину сразу после того, как отбили ее у бандитов. И за эту ошибку им предстоит расплачиваться.

– Лучше бы им вернуться и объясниться самим, – продолжал рассуждать прямой как лом Яшма, – иначе их сочтут отступниками и дезертирами.

«Уже сочли», – обреченно подумала Норма, преодолевая последние ступени.

Октав никак не прокомментировал медлительность, с которой они поднимались, лишь дернул уголком рта и проронил:

– Следуйте за мной.

А что еще им оставалось? Экзекутор миновал просторный холл, поражающий давящим мрачным великолепием убранства: снизу мраморные колонны оплетали скульптурные композиции, представляющие грешных мирян, что в исступлении вздымали руки, тянули их к белокаменным крылатым фигурам, теснящимся у самого потолка, почти теряющегося в тени. Мозаичный пол изображал некую оптическую иллюзию затягивающей в свою глубину воронки, отчего у ступающих по ней ноги превращались в студень. С далекого расписного потолка свисали на цепях люстры с сотнями свечей, но даже их пламя не развеивало стылость этого места. А может, Норма чувствовала себя здесь не более уместной, чем мраморные грешники, обреченные на страдания.

Встречающиеся им на пути инквизиторы – нотариусы и архивариусы, операторы и экзекуторы – не проявляли ни малейшего интереса к геммам, облаченным в форму сыскного управления и следующим за Турмалином. Норма отметила, что большинство из них были простыми людьми. Что ж, оно и логично. В начале дня все были заняты лишь своими делами и спешили кто куда, прижимая к груди кипы грамот и тихо переговариваясь с напарниками. Каким бы вопиющим ни был проступок отряда сыскарей, он наверняка не мог оказаться слишком уж значимым в масштабах Церкви. По крайней мере, Норма на это очень надеялась.

– Сюда, – взметнул плащом Октав. Он старался не встречаться с бывшими сокурсниками взглядом. Будь тут Илай, он бы наверняка сообщил им хоть какую-то информацию.

«Но Илай сейчас не с нами, – одернула себя Норма. – Думай только о том, что есть».

Они поднялись на два пролета вверх по широкой лестнице с резными и тщательно навощенными перилами, затем проследовали по коридору с мало не сотней высоких узких дверей. Стук подкованных каблуков отдавался от стен и острых сводов, несмотря на ковровую дорожку. Казалось, они оскверняют это место шумом своих шагов.

Наконец Октав остановился напротив одной из дверей. Она, единственная из всех, была чуть приоткрыта. Октав поджал губы, и Норма заметила просверкнувший в его сиянии страх.

«Ему-то чего бояться?» – успела удивиться она.

Экзекутор протянул едва дрогнувшую руку и толкнул дверцу.

– Входите, – процедил он, уложив треуголку, отороченную лебяжьим пухом, на локоть и вытянувшись снаружи, точно страж.

Лес шагнул внутрь первым. Норма просеменила следом, неосознанно стараясь держаться за широкой спиной брата, испускающей жар, словно печка.

Вытянутое, будто нижняя палуба малого судна, помещение заканчивалось высоким арочным окном, забранным частой диагональной сеткой. На его подоконнике, изящно подогнув стройную ногу, сидела Палач Инквизиции Рахель. Ее черная коса змеилась вдоль прямой спины, руки обманчиво расслабленно лежали на граненом колене. Позади закрыл дверь Октав. Мышеловка захлопнулась.

Запоздало сообразив, Норма сдернула свой головной убор и ткнула в бок брата. Тот мигом последовал ее примеру. Рахель молчала, они тоже не спешили начинать беседу – первыми говорят старшие, таков порядок. Тишина подавляла, постепенно выжимая воздух из легких.