Перед ошеломленными взглядами жандармов прошли общие титры, потом появился человек. На нем были большие солнечные круглые очки, снабженные защитными боковыми шторками из кожи, похожие на те, которые обычно носят альпинисты. Нос и подбородок были скрыты черной банданой, белый узор на которой изображал нижнюю часть черепа.

Иони Превис, если под этим прикидом был именно он, говорил на камеру – в терминах, незнакомых копам, он описывал, что будет происходить в его видеоролике.

Насколько они поняли, им предстояло присутствовать на одном из сеансов его онлайн-игры, в котором он поставил новый рекорд по frags^[11].

После короткого вступления пошли картинки игры, а изображение Иони, уменьшенное до маленького прямоугольника, переместилось в верхний правый угол экрана.

– Компом займутся эксперты и прочешут его вдоль и поперек; короче, я вызываю ребят, а мы отправляемся в бригаду, – сказал Борис.

Максим слушал его одним ухом и, заметив дверь, обернулся.

– Ты же сказал, что здесь одна комната, – бросил он, ткнув пальцем туда.

– Наверно, там ванная или туалет, – с отсутствующим видом отозвался Павловски.

Максим распахнул дверь, за которой обнаружилось выложенное кафелем помещение с ванной, унитазом и облупленной тумбой с раковиной.

От сильного запаха ладана он отпрянул, но увиденное подтолкнуло его вперед.

Расстеленный на полу коврик, идентичный тому, который был у Колина Вассарда, и в углу, тоже на полу, маленький колокол со своей колотушкой.

Несколько секунд спустя напарник последовал за ним.

– Тот же коврик-аппликатор! – выговорил Максим. – Эта ванная служила также комнатой для медитации.

Павловски указал на маленький предмет из черного пластика на душевом поддоне.

– А вот и подключенная звуковая колонка; все как у Вассарда, – хмурясь, сказал он.

Максим с задумчивым видом почесал затылок, словно уйдя в свои мысли, и Борис усомнился, слышал ли тот вообще его последние слова. Работа в паре с этим странным, вечно погруженным в себя типом представлялась все сложнее и сложнее. Но самому Борису оставалось только держаться, завоевывать доверие; вот когда, проявив максимум терпения, он приручит напарника, тогда и получит полный контроль над ситуацией. И со всеми этими пустопорожними эзотерическими методами будет покончено. Борис твердо надеялся, что ему удастся привнести немного порядка и дисциплины в работу этой службы, слишком долго предоставленной самой себе стараниями бывшего шефа.

Он посмотрел, как коллега вернулся к компьютеру, и покачал головой, возведя глаза к небу, оценив смехотворность картины: Максим, как натасканная на поиск трюфелей собака, склонился над столом и обнюхивал стоящие на нем предметы, будто надеялся найти ключ ко всем тайнам, проанализировав каждую несущую запах молекулу. Его взгляд задержался на полупустой банке с содовой, стоящей рядом с клавиатурой; прежде чем за нее взяться, он натянул латексную перчатку. Потом поднес банку к носу и повернулся к Павловски:

– Тот же запах, что от стакана виски у Вассарда. Очень легкий, но я практически уверен, что идентичный.

– И что ты думаешь? – невольно заинтересовавшись, спросил напарник.

– Ума не приложу – нужно подождать результатов экспертизы.

Короче, твои цирковые штучки немногого стоят, про себя заключил Павловски.

Его рассуждения были прерваны звонком мобильника.

Продолжая обход студии, Максим расслышал обрывки разговора Бориса с неизвестным собеседником.

– Очень хорошо, – сказал тот, давая отбой, и обратился к Максиму: – Есть кое-что новое!

– У группы Эммы?

– Да, у группы Буабида, – поправил тот. – Они нашли номер телефона в записной книжке одной из жертв и определили, кому он принадлежит. Парень вызван в бригаду, так что будет возможность все из него вытрясти.

– Предполагаемых жертв, – обронил молодой человек.

– Что? – поморщился Борис.

– Лица в том списке, возможно, еще живы; ты говоришь о них в прошедшем времени, словно уже похоронил.

– Но ведь наш неизвестный сказал, что он их всех убил, так?

– Мне показалось, или это ты говорил, что он типичный наркоман в ломке, который несет всякую чушь?

7

На пару Тома де Алмейда и Патрик Гора весили больше двухсот кило; два упитанных красавца, чьи личности были настолько же различны, насколько схоже телосложение. Де Алмейда, сын португальских эмигрантов, был большим любителем хорошей еды и вообще любых излишеств. Что до Гора, который вел курс дзюдо в клубе казармы, то его образ жизни определялся скорее спортом и здоровой физической активностью.

Как бы то ни было, стоило этим верзилам где-либо появиться, такой дуэт притягивал всеобщее внимание.

Павловски позвонил Гора и попросил дождаться их с Максимом, прежде чем проводить осмотр квартиры.

Припарковавшись у дома Харла Коммегерлина, два жандарма пытались убить время. Де Алмейда совершил налет на ближайшую кондитерскую и теперь поглощал булочки с заварным кремом с такой скоростью, будто от этого зависела его жизнь. А Гора смотрел по мобильнику видео, в котором коуч по бодибилдингу восхвалял достоинства какой-то протеиновой добавки.

– А разве «Карл» пишется не через К? – выговорил Тома с полным ртом.

Патрик поднял голову и повернулся к напарнику.

– Вообще-то, да, но этого парня зовут Харл, – ответил он.

Де Алмейда запил последнюю булочку добрым глотком содовой и мотнул подбородком в сторону замедлявшей ход машины.

– Это, случайно, не Монсо с Павловски?

– Точно, они, – подтвердил Гора, чуть наклонившись в сторону, чтобы лучше рассмотреть.

– Перерыв закончен, – объявил Тома, смяв бумажный пакет с жирными пятнами и бросив его на пол машины к ногам Патрика.

Тот порадовался, что это не его автомобиль.

Дом номер тринадцать по улице Андре Терье нависал над входом всеми десятью этажами; фасад, заросший диким виноградом, придавал ему определенное очарование. Жандармы зашли в просторный вестибюль, чья лаконичная архитектура и декор не менялись со времени его постройки в шестидесятые годы, и поднялись на четвертый этаж.

Для Максима и Бориса было уже не внове, что никто не отозвался на их звонки и призывы, а потому дверь быстро взломали.

Внутри им в нос ударил затхлый запах. Похоже, квартиру не проветривали десятилетиями.

Предвосхищая просьбу напарника, Павловски с самым серьезным видом повернулся к нему.

– Максим, – спокойно произнес он, – сейчас нет времени на твои… методы. Нас четверо, быстро собираем первые данные, вызываем криминалистов и возвращаемся в бригаду. Часики тикают, а у нас практически ничего нет.

Ком в желудке молодого человека, прочно обосновавшийся там с самого утра, снова дал о себе знать. Он был разочарован, ему бы хотелось обследовать квартиру с закрытыми глазами, чтобы уловить все звуки и запахи, но Гора и де Алмейда, уже в латексных перчатках, перерывали комнаты, действуя, как пара слонов в посудной лавке.

Место производило унылое впечатление; везде было пусто, только у входа стояло старое, запыленное фортепиано, да в спальне был брошен наискосок с полным пренебрежением к законам симметрии пожелтевший матрас невнятного возраста.

Все стекла были заделаны самоклеящейся фольгой. Единственная приметная деталь квартиры обнаружилась в кухне, где на кафельном полу зеленоватых тонов возвышалась гора консервных банок из-под чечевицы по-провансальски.

В конечном счете Борис, возможно, был прав: этот обыск не принес бы ничего существенного. Скорее всего, в бригаде им найдется занятие поважнее.

На обратной дороге напарники не обменялись ни словом. Павловски сосредоточился на дороге, а Максим составлял в уме скудный перечень данных, которые им удалось раздобыть. Непонятно, что может сработать, когда он станет задавать вопросы неизвестному и постарается привести достаточно веские доводы, чтобы понаблюдать за его реакцией. На данный момент у него не было ничего или почти ничего.

И только когда они подъехали к зданию бригады, Максим решил нарушить молчание.

– Мне хотелось бы допросить нашего парня, оценить его и заставить защищаться, – заявил он.

– Так и сделаем, – отозвался Борис, на ходу поворачиваясь к собеседнику. – Эмма говорила мне, что ты в этом спец.

– Да, название моей специализации звучит немного помпезно: я синерголог.

Борис вскинул брови:

– И что за этим стоит?

– Наука о невербальном языке, – пояснил Максим.

– Как это – невербальный язык? – удивился Павловски.

– Ну да. Следует знать, что коммуникация между человеческими существами осуществляется не только на словах. Кстати, на долю речи приходится не более десяти процентов информации.

– А оставшиеся девяносто процентов – это что?

– Эмоции, бессознательные проявления, запахи, выброс гормонов, подергивание рук и лицевых мышц: существуют тысячи механизмов, которые приходят в действие в теле человеческого существа, когда оно общается с другим.

– О’кей, – согласился Павловски, хотя про себя подумал: полная чушь.

Для Бориса Павловски, родившегося в России в восьмидесятые годы, не существовало ничего более эффективного, чем осязаемые и неопровержимые улики. Он терпеть не мог псевдонаучных методов и шарлатанских выкрутасов. Даже при наличии крепкой доказательной базы виновных – по его мнению – далеко не всегда удавалось отправить в тюрьму. Поэтому он считал, что основывать расследование на нелепой версии означало стрелять себе в ногу.

Когда напарники зашли в помещение следственной бригады, коллеги из других опергрупп лишь кивнули им в знак приветствия, не отрываясь от работы.

Подойдя к Эмме, Максим спросил:

– Ну, что нового?

Сосредоточенно глядя на экран своего компьютера, молодая женщина лишь приподняла голову и, увидев друга, послала ему широкую улыбку:

– Странное дело… а у вас?

– Тоже все странно. Мы провели обыск у Колина Вассарда, Иони Превиса и Харла Коммегерлина; их квартиры почти пусты. И все же какая-то связь вроде есть: у двоих мы обнаружили что-то вроде уголка для медитации.

Она сдвинула брови, и в ее взгляде вспыхнул огонек.

– Поподробнее, – велела она.

– Специальный коврик, ладан, колокол и музыкальная аппаратура… видимо, чтобы крутить композиции для релаксации.

Рот рыжеволосой красотки округлился, глаза расширились. Полное впечатление, что она нашла под рождественской елкой коробку с подарком.

– Коврик с колючками?

– Да, – подтвердил Максим с обычной невозмутимостью.

– И эти предметы были у всех?

– У всех, кроме Харла Коммегерлина – его квартира выглядит куда страннее. Все окна залеплены фольгой, такая куча консервов, что обзавидуется любой выживальщик^[12], но ни одного электроприбора.

Эмма машинально принялась заново заплетать свою косу, потом откашлялась и заговорила:

– Больше всего меня удивляет, что в наших базах на них почти ничего нет. Запросы мало что дали, только адреса и контракты на воду и электричество. Ни номеров страховок, ни договора с мобильным оператором: настоящие призраки!

Максим поморщился и задумчиво сказал:

– Возможно, они иностранцы и здесь снимали жилье для временного пребывания. Ты обратила внимание на их имена?

– Да, это многое бы объяснило…

– А в Интернете тоже ничего?

– Нет, а что?

– У Вассарда стояло серьезное компьютерное оборудование, у Превиса – мощный комп для онлайн-игр. Французы или нет, но они как минимум подключались к Интернету.

– В любом случае – под чужим именем, – заметила Эмма, возвращаясь к экрану.

– Мм… почему контракт на электричество оформлен на себя, а на Интернет нет?

Он задал вопрос практически самому себе, словно не ждал ответа от коллеги.