Глава 3

Прошедшая ночь унесла с собой почти всю красочную шевелюру осени, лес стоял голый, растерянный и замерший, явно ещё неготовый к резким погодным настроениям. Обещанный шторм начал потягиваться в пространстве, сеять пригоршни мокрого снега, нанизывать комочки снежинок, повисающие седыми прядями на качающихся ветвях, укрывать сухую траву и наряжать белыми шапочками верхушки каменных валунов. Всё вокруг вдруг задышало зимним холодом, и вскоре несущийся со стороны озера северный ветер притащил за собой белую мглу метели и стал неистово рыскать по улочкам чуждого для этого места городка, старательно замазывая каждый угол ледяным тленом.

Эмма, отказавшаяся второй раз смотреть на почившего охранника, отпросилась у следователя и сейчас спешила в сторону своего дома, периодически выкрикивая имя пропавшей ещё вчера собаки. Она куталась в куцую осеннюю куртку, под ногами у неё на необустроенных дорожках хрустела размешанная многими ногами грязь. Эмма шла ни о чём не думая и вскоре достигла своего жилища.

Внутри домика притаилась испуганная штормом тишина, она словно нашла здесь убежище и сидела недвижимая, стараясь быть незаметной, чтобы яростная сила урагана не заметила её, в противном случае придётся сражаться за место под северным солнцем, и кто победит неизвестно. Ведь порой судорога злости ломает своего носителя, а тишина и спокойствие, наоборот, дают пространство для размышлений и дарят чёткий план, следуя которому можно победить в любой многоходовке.

Вытряхнув из коробки зимние вещи, убранные ещё в тот момент, когда мебель для домиков была только на стадии сборки, Эмма быстро перебрала толстые свитера и выудила любимый, чуть поношенный, давно поникший цветом, но всё ещё бодрящийся и готовый греть свою хозяйку. Быстро переодевшись, Эмма достала зимние ботинки с толстым протектором, несколько раз встряхнула слежавшийся удобный пуховик и, недовольно оглядев бардак, снова выскочила наружу.

– Не нашли собаку? – чуть подрагивая от холода, спросил стоящий почти что у её дверей следователь.

– Нет, – покачала головой Эмма. – Вот решила переодеться, а то очень холодно, – она оглядела лёгкий наряд стоящего перед ней мужчины. – Слушайте, вы ж замёрзнете совсем. Давайте я вам дам какой-нибудь свитер и шапку. Они, конечно, женские, но – она улыбнулась, – выглядят как унисекс.

– Конечно, слово «секс» в гардеробе меня смущает, но зима и правда очень как-то скоро наступила, – он махнул рукой. – Давайте.

– Проходите, – Эмма отступила обратно в домик и развела руками. – Простите, бардак. Торопилась. Вам чёрный подойдёт?

– Да хоть серо-буро-малиновый, – следователь подошёл к окну, из которого виднелся густой кустарник и несколько клумб с поздними цветами уже запорошенными снегом. – Красиво у вас здесь. Стильно так, по-современному.

– В этом и была идея, создать место вдали от городской шумной жаровни, где готовят людей.

– Ух, как сказано, – покачал головой Плеханов: – «Готовят людей».

– Ну да, не люблю шум и постоянную суету, а вот комфорт люблю. Наверное, поэтому мне здесь хорошо, – Эмма помолчала и добавила: – Было, до вчерашнего дня. Вот, держите, – она протянула Плеханову свитер и смешную шапку с ушками и синими полосками.

– Ох, какой я нарядный буду, – покачал головой мужчина.

– Непонятно что с охранником?

– Настасья колдует, ждём, – продевая голову в узкую горловину свитера, сказал следователь. – А вид у вас из окна красивый, – вдруг он нахмурился и резко подошёл к тому месту, откуда рассматривал участок возле дома. – Подойдите сюда, пожалуйста.

Эмма, надевающая куртку, посмотрела на посмурневшего мужчину и медленно пересекла комнату. – Что случилось?

– Я не сразу понял, – он постучал узловатым пальцем в окно. – Смотрите.

Эмма несколько секунд глядела в ту точку, что показывал ей Плеханов, потом кинулась к двери, выводящей во внутренний дворик и, пробежав несколько метров, буквально упала на колени перед запорошенной снегом и уже успевшей окоченеть собакой. – Как же так, Паскаль? – с выходом проговорила она. – Как же так?

– Не трогайте, – следователь перехватил руку Эммы, когда она хотела положить ладонь на бездыханное тело мохнатого друга.

– Что? – Эмма подняла на него непонимающий взгляд.

– Не трогайте. Слишком много смертей за короткий промежуток времени для одного замкнутого пространства. Я сначала хочу, чтобы криминалист и судмедэксперт глянули, – Плеханов покачал головой, отчего на шапке стали прыгать смешные висячие ушки. – Ох и визжать же Настасья будет. Она, наверное, в жизни столько не работала.

– Вы думаете, его убили? – Эмма встала и инстинктивно отошла на шаг назад.

– Я гадать не привык, я привык оперировать фактами, а у меня их пока мало. И в данном конкретном случае я могу лишь предполагать что-либо. Пойдёмте обратно и надо будет как-то ограничить передвижения, а то какое-то здесь место нездоровое. Мрут как мухи и люди, и звери.

Эмма послушно пошла за следователем, постоянно оглядываясь на то место, где под ветвями кустарников лежащий на боку пёс постепенно сливался с запрошенным пейзажем.

– Я его таким и нашла, – неожиданно сказала она, когда они проходили внутри дома. – Он умирал. Я его вытащила, а он всё-таки ушёл.

– Пойдёмте, пойдёмте.

Выйдя в хлещущее колким снегом ненастье, парочка, задыхаясь от стылого ветра, стала продвигаться в сторону бара. Повернув за угол, они добрались до двери и ввалились внутрь, отдуваясь и отряхиваясь от налипших на одежду микроскопических сугробов.

– Ну и погодка, – энергично стуча шапкой по колену, сказал Плеханов. – Сейчас бы коньяка для сугреву, но нельзя. Работа, – разочарованно протянул он.

– Я возле камина сушилку для вещей поставил, – сказал Майк, недовольно косясь на расползающиеся по полу ручейки от тающего снега. – Туда одежду лучше повесить.

– Слушайте, а ведь как ловко у вас по-русски получается говорить, – усмехнулся Плеханов. – Наши-то не приходили?

– Нет ещё.

– А журналист где? И главный ваш? И управляющий? – перечислил он всех отсутствующих.

– Дженерал дайректор, – Майк пощёлкал пальцами и посмотрел на Эмму, – я верно говорю?

– Смотря про кого, – глухо сказала Эмма. – Короче, где Иконников и Корабельников?

– Вот да, – махнул рукой Майк, – такие сложные фамилии у них. Они пошли вместе в жилище Юрия, чтобы начать искать Елену. Юрий очень волновается.

– Я вот тоже уже очень волноваюсь, что не вызвал сюда наряд полиции и не приставил к каждому. А куда они пошли её искать по такой погоде?

– Я не знаю, – Майк пожал плечами. – Я предлагать свою помощь, но они сказали, что сами посмотрят.

– А такой молодой, хлыщавый где? – оглядываясь спросил Плеханов.

– Если вы обо мне, – донёсся недовольный голос Волкова из дальнего угла, – то я здесь. Дремлю, мне Майк разрешил. Я в дом не пойду, мне страшно.

– Хоть один разумный человек, – вздохнул Плеханов и обернулся на открывшуюся дверь. – Ну что там? – спросил он у ввалившейся внутрь троицы: оперативника, криминалиста и раздувающей в праведном гневе ноздри судмедэксперта.

– Вот вы, Илья Антонович, не поверите, – на высоких нотах начала разговор женщина, – труп и, знаете ли, опять криминальный.

– Вы вот так орёте всё время, как будто я вам обещал романтическую прогулку, а вместо этого привёз в это гиблое место, – передразнил её тон Плеханов. – По существу есть что сказать?

– Смерть наступила в результате насильственных действий, – бесцветно сказала женщина. – Я что могла, сделала на месте происшествия. В принципе, ему пытались сымитировать сердечный приступ, но я думаю, что его отравили.

– Почему вы так думаете?

– Потому что я специалист, как никак, – рявкнула в ответ женщина.

Дверь с натугой распахнулась, и на пороге, как-то растерянно улыбаясь, остановились раскрасневшиеся от морозного ветра санитары и рулевой.

– Здрасти, – сказал один из них. – Мы погреемся? На улице люто холодно.

– Да и неуютно с трупом-то в одной лодке, – передёрнул плечами рулевой.

– Да уж, трудно назвать место уютным, если оно с мёртвым телом, – пробормотал Плеханов. – Если хозяин помещения не против, проходите, грейтесь. Гоша, пошли притащим сюда спасательную экспедицию, – следователь посмотрел на Эмму. – Ах, совсем забыл. Настасья Семёновна, там же ещё один труп осмотреть нужно.

– Да вы издеваетесь! – взревела женщина. – Сейчас же вызывайте какие-нибудь дополнительные силы, а то нас здесь всех, невзирая на звания и принадлежность, положат.

– Спокойно, спокойно. Это труп собачки, – чуть понизив голос на последнем слове, сказал следователь и со стороны показалось, что он будто стал уменьшаться в размерах под пристальным взглядом судмедэксперта.

– Собачки? – прошипела она, морща гармошкой кожу высокого лба.

– Ну да, – несколько заискивающе улыбнулся Плеханов. – Там у дома Эммы собачка лежит, я бы хотел понять причину скорой кончины животины. Я понимаю, что вы вряд ли часто в своей жизни трупы животных рассматривали, но, так сказать, общий осмотр нужен.

– Я напишу на вас рапорт, – сухим голосом сломала образовавшуюся тишину женщина и, рывком надев шапку, сказала: – Ну, пошли.

– Эмма, вам придётся с нами пройти, показывайте где и что, а то заплутаем в этой пурге. А ты, – обратился он к криминалисту, – Павел, здесь будь, надеюсь, тебе работы там пока что нет, – и, повернувшись к притихшим в углу санитарам, добавил: – Братцы, а на вас непосильная задача: всех сюда впускать и никого не выпускать. Пусть на виду все будут.

– Сделаем, – поведя могучими плечами, сказал высокий детина и, тяжело поднявшись, пошёл к двери. – Не беспокойтесь, мимо меня только мёртвые проскакивают. И те в последний путь, – мужчина оглушительно захохотал и сел на лавку поближе к двери.

– Эмма, – тихо поманил к себе девушку Майк. – Какая собака? Твой Паскаль?

Эмма лишь медленно покивала в ответ и потянулась вслед за исчезающими в густой снежной завесе людьми.

Возле берега, над клокочущей в холодном кипении волн воде, летала прозрачная завесь снежного покрывала, оно обрывками падало в воду и тонуло в беззвучной попытке хоть на секунду задержаться на поверхности, заворожить прозрачную толщу, накинуть ледяное лассо и затянуть петлю, чтобы подчинить себе эту стихию на долгие морозные месяцы.

– Где живёт Иконников?! – прокричал, перебивая монотонный речитатив ветра, Плеханов.

– Там! – глубже зарываясь в шарф, Эмма тыкала пальцем в сторону. – Сейчас ельник пройдём, и там почти сразу дом его стоит.

Густая лесопосадка чуть приглушила беснующееся ненастье, дышать стало легче, и Плеханов, покачав головой, развернулся к идущему возле него оперативнику.

– Гоша, как-то мне здесь становится тревожно.

– Только сейчас? – сложил брови домиком молодой человек.

– Не хами, – Плеханов вздохнул и вдруг добавил: – Погоди, что-то я в баре рыбака не заметил?

– Там он. Пыхтит, объяснительную мне пишет. Я его полностью опросить не успел.

– Слушай, а когда вы подошли туда, створка-то открыта была или закрыта? Воротная?

– Вроде как закрыта. Да, точно закрыта, – утвердительно покивал Гоша. – Эмма ещё сказала, хорошо, что починили, а то ветер такой точно выгнул бы. А что?

– Да так, стадо мыслей гоняю. Ну, куда нам? – обернулся он к Эмме.

– Вот же дом, – показала Эмма приземистое здание, выступающее углами из кокона вьюжной метели.

Поднявшись первым на пологое крыльцо, Плеханов хотел постучать, но потом поняв, что в таком шуме его никто не услышит, потянул на себя дверь, но створка была надёжно прилажена к проёму и не поддалась на протяжное усилие.

– Дайте я, – Эмма выдвинулась вперёд и, приложив ключ-карточку к электронному замку, сразу открыла проход. – Прошу. Пётр Сергеевич? – громко заговорила она, первой войдя в помещение, но в ответ никто не отозвался, и Гоша, чуть отодвинув её в сторону, пошёл обследовать комнаты.

– Никого, – покачал головой оперативник, вернувшись к собравшимся в просторном холле.