– Зная, что творится у тебя в сумке, полагаю, находишь ты их с запозданием, – предположила я. – Даты в записках есть?

– Нет. Только очень короткий текст и подпись: Темный Повелитель. То есть поначалу подпись была именно такая, а потом сократилась до двух заглавных букв: ТП.

– То есть вы перешли на тот уровень, когда можно общаться запросто, без церемоний. – Я снова не удержалась и съехидничала. – А что пишет-то тебе друг Тэ Пэ?

– Чушь какую-то. – Мамуля выразительно продекламировала с приготовленного листочка. – «Уже скоро. Темный Повелитель». «Жди и верь. Темный Повелитель». И дальше уже как Тэ Пэ: «Все будет хорошо», «Все в восторге от тебя», «Мы идем к вам».

– По-моему, твой Тэ Пэ слишком много смотрит телевизор, это очень похоже на обрывки рекламных слоганов, – отметила я. – А сами записки ты разве не сохранила?

– Только последнюю.

Мамуля протянула мне полоску обычной писчей бумаги, какой пользуются во всех конторах мира:

– Я обнаружила ее за лентой на шляпе, когда вернулась сегодня с утренней прогулки.

– Какой именно шляпы? Той, соломенной, из Венеции? – зачем-то уточнила я и развернула бумажку. – Хм, «Мечты сбываются. ТП»… Слушай, тогда это Газпром!

– Почему Газпром, где логика?

– Или Лукойл. Главная нефтяная компания страны – чем не Темный Повелитель? Нефть – это же черное золото.

– Где я, а где нефть? – Мамуля разозлилась. – Не имею никакого отношения ни к ней, ни к золоту!

– А жаль, – заметила я, изучая записку. – Несерьезно это как-то, Темный Повелитель, а печатает послание на компьютере. Нет бы начертать роковые слова собственноручно, гусиным пером, красивыми готическими буковками…

– Кровью! – поддакнула мамуля, сделав большие глаза и тут же уменьшив их до нормы. – Нет, кровью не надо, это было бы страшно.

– Знаешь, по-моему, это какой-то безобидный розыгрыш, – рассудила я. – Тебе ведь не угрожают, ничего от тебя не хотят…

– Кроме того, чтобы я ждала и верила, – напомнила мамуля, у которой профессиональная память на тексты.

– Но ожидания не уточняют и вероисповедание не навязывают. – Я вернула ей записку. – А что с конфетами, они не могут быть ниточкой, за которую можно потянуть?

– Как можно потянуть за обычную рафаэлку? Конфеты я то в кармане, то в сумке нахожу, в шляпе вот сегодня ничего такого не было, – сообщила родительница, не утаив сожаления.

Конфеты она любит, тут Темный Повелитель не прогадал.

Но я сказала о другом:

– То есть не факт, что записки и конфеты подбрасывает один и тот же Повелитель. Записки могут быть от Темного, а рафаэлки от какого-нибудь Светлого!

– Не так уж много в наших краях Повелителей, и я далека от мысли, что все они заинтересованы во мне. – Мамуля поскромничала, но было видно, что версия о массовом поклонении Басе Кузнецовой повелителей всех возможных окрасов ей льстит.

– Короче, не думаю, что тебе стоит волноваться, но на всякий случай поговорю с Денисом, – пообещала я.

– Отличная мысль! – одобрила мамуля.

Еще бы! У меня появился повод для встречи с любимым.

Денис Кулебякин – опытный опер, отличный парень и мой сердечный друг. К сожалению, в последнее время, явно завидуя грядущим переменам в жизни Зямы и Алки, он стал слишком давить на меня, склоняя к замужеству, и это здорово испортило наши отношения. Ныне Кулебякин на меня обижается, я не готова мириться с ним ценой полной потери свободы, и в итоге мы бегаем друг от друга, обоюдно страдая.

Спасибо мамуле, теперь я могла пойти к Денису, не теряя гордости.

Идти было недалеко – всего-то на один этаж подняться, а собралась я быстро и уже через четверть часа давила пальчиком с безупречным маникюром на кнопочку звонка у двери квартиры любимого.

Трели звонка заглушил заливистый собачий лай: в одной квартире с Денисом проживает бассет-хаунд Барклай – милейшее и добрейшее существо, не чета хозяину.

– Барклашка, миленький, я тоже страшно соскучилась! – радостно покричала я, умышленно не уточнив, по кому именно из обитателей квартиры скучала, в надежде, что Кулебякин примет сказанное на свой счет и распахнет мне а) дверь и б) объятия.

Как бы не так!

– Индия?

О, как чопорно! Кажется, даже через замочную скважину ощутимо потянуло холодком.

– Денис, открой, пожалуйста, есть важный разговор, – попросила я, сменив тон на столь же прохладно вежливый.

– Конечно.

Против ожидания, дверь не распахнулась моментально, мне пришлось пару минут подождать.

В глубине души я надеялась, что любимый метнулся в душ и вернется ко мне с мокрыми волосами, с капельками, стекающими по мускулистой груди и рельефным кубикам живота, босиком и в каком-нибудь несерьезном одеянии вроде полотенца на бедрах или ветхих джинсов с расстегнутой верхней пуговицей.

Зря размечталась.

Кулебякин замер в дверном проеме, как английский лорд на парадном портрете в полный рост: в брюках со стрелками и белой рубашке. С запонками!

– А где же галстук-бабочка? – язвительно полюбопытствовала я, без приглашения протискиваясь мимо сиятельной особы в прихожую.

Уже из гостиной поинтересовалась:

– Вы позволите даме присесть? – и бухнулась в протестующе скрипнувшее кресло.

Бросившийся обнимать и лобызать меня Барклай всем своим видом и поведением дал понять, что мне тут позволено все, что угодно.

К сожалению, хозяин славного бассета не был столь же гостеприимен и любезен.

Опустившись в кресло по другую сторону стеклянного журнального столика, Кулебякин вопросил:

– Чем обязан?

Враз захотелось ответить: «Жизнью!» – и без промедления дать ему по башке увесистой стеклянной вазой.

А потом заботливо полить рану йодом, туго-натуго перевязать и таким образом спасти от смерти, чтобы слово не разошлось с делом.

Но я же тоже обучена хорошим манерам. Не зря у меня бабушка заслуженный учитель и выдающийся педагог.

– Госпоже Варваре Кузнецовой – это моя матушка и известная писательница, вы с ней знакомы, очень нужен ваш совет по одному важному и деликатному вопросу, – светски молвила я. – Не будете ли вы столь любезны и не соблаговолите ли посетить нашу фамильную резиденцию для приватной встречи и беседы с означенной госпожой? Конечно, в удобное для Вашей Светлости время…

– Инка, прекрати!

Их Светлось бухнули по подлокотнику кресла внушительным кулаком и нахмурили чело:

– Зачем этот спектакль?

– Действительно, зачем?

Я передернула плечами, порывисто встала и целеустремленно зашагала в прихожую.

Не дошла: Их Светлость изволили цапнуть меня за руку и удержать на пороге.

– Инна, – сурово рек лорд Кулебякин, едва не завязав шнурки бровей аксельбантами. – Так больше продолжаться не может. Я не хочу, чтобы меня цинично использовали и категорически требую без промедления узаконить наши отношения.

Я моргнула.

Блин, он у Трошкиной списал слова?!

– Впредь никакой, ты слышишь? Никакой близости без печати о браке в паспорте! – заявил этот гад, тиран, деспот и противосексуальный маньяк, отпуская мою руку.

– Ты сам так решил, Кулебякин, так что не жалуйся! – оскалилась я так, как не умеет Барклай.

И поскакала вниз по лестнице.

А что мне оставалось?

Война так война!

И посмотрим, кто первым не выдержит целибата!

Мимо двери нашей квартиры я просквозила, даже не притормозив: в таком настроении идти домой означало развязать военный конфликт. Любящий папа непременно встанет на мою защиту, а бронетанковый полковник на пенсии против действующего майора полиции с усилением в виде внеслужебной собаки – это такой неопределенный расклад, при котором я даже не знаю, на кого ставить.

Недолго думая, я пошла к Трошкиной, и, сердито грохоча вниз по лестнице, между седьмым и шестым этажами напоролась на засаду.

Что-то тренькнуло, и пластмассовая стрела с присоской запуталась в моих волосах.

– Вашу мать! – громко и с чувством произнесла я прежде, чем увидела, кто именно меня атаковал.

Один волшебник в дождевике со звездами, один эльф в зеленом трико и два хоббита в меховых тапках.

– Отставить! Не стрелять! – крикнул миниатюрный клон Гэндальфа, гневно потрясая накладной бородой и волшебной палочкой с лампочкой на конце. – Разве не видите, что это эльфийская принцесса!

– А топала, как войско орков, – опуская лук, проворчал карликовый эльф.

– Классные уши, – ехидно отметила я. – Пластилин?

– Марципан, – неохотно ответил эльф.

– То есть для орков ты будешь по-настоящему сладеньким, – хихикнула я.

Эта была нехорошая шутка, но я еще не извинила ушастого за стрелу, застрявшую в моих локонах.

– Я прощу тебе эту дерзость только ради твоей матери-королевы, – буркнул заносчивый эльф.

Юные ролевики явно были из числа поклонников творчества не только Толкина, но и Баси Кузнецовой, и я решила быть с ними подобрее. Негоже обижать людей, исправно раскручивающих родителей на покупку книжек, за которые мамуля получает неплохие гонорары.

– Проходи, принцесса, проходи, – распорядился волшебник. – Не стой на поле боя.

– А с кем бой? – Я огляделась.

– С темной стороной силы, – ответил мини-Гэндальф.

– То есть вы еще и от «Звездных войн» фанатеете, – поняла я. – Серьезный замес! А как именно темная сторона силы успела проявить себя в нашем подъезде?

– Тебе не нужно это знать, женщина, – скривился хамоватый эльф.

– Эльфийская принцесса! – Я подняла пальчик.

Заодно выковыряла из прически стилистически чуждую стрелу.

– Мы штурмуем башню Саурона, – любезно объяснил волшебник.

– О! Тогда вам точно на верхний этаж! Саурон как раз дома, я только что от него! Штурмуйте его башню безжалостно, вплоть до ее полного сноса!

Злорадно улыбаясь при мысли о том, какое шоу ждет злодея Кулебякина, я раскланялась с фэнтезийными штурмовиками и потопала к Алке.

– Что случилось? – Едва взглянув на меня, подруга поняла, что дело неладно.

– Я была у Дениса.

Я плашмя рухнула на диван.

– И?

Вместо ответа я яростно побила подушку, потом положила ее себе на лицо и замерла в тщетной надежде на быстрое самоудушение.

Подушка не приглушила тяжкий вздох, который издала сердобольная Алка. Потом проскрипели дверцы комода.

Я сдвинула в сторону подушку, чтобы посмотреть.

Старый бабушкин комод – Алкин аналог сейфа. Она хранит в нем разные жутко важные вещи вроде гербария, собранного в третьем классе, полного собрания своих девичьих дневников и незаконченного портрета любимого, выполненного в технике вышивки «крестик» разноцветным мулине по суровой холстине. Любимый у Алки, если кто не понял, один – это Зяма, но портрет ее отчаянно компрометирует. Чудище на нем похоже на самого кошмарного из всех голливудских инопланетян-гуманоидов. Если бы наша общая с братцем мама (заметим – закаленный автор ужастиков!) увидела это произведение вышивально-изобразительного искусства, она нипочем не признала бы родного сына. А если бы портрет увидел сам Зяма, он бы смертельно обиделся. Именно поэтому, я думаю, Трошкина прячет незаконченный шедевр в глубинах комода.

– Вот. – Рядом со мной шлепнулось что-то легкое. – Неплохие, по-моему, альтернативные варианты.

Я сбросила подушку и села. Алка развернула глянцевый журнал.

– Ты это не сдала в макулатуру? – удивилась я.