Удовлетворенный начальник штаба, похлопавший по огнетушителю ладошкой для проверки его подлинности и поковырявший ногтем овощные доски в тех же целях, подписал-таки Петькины бумаги на увольнение, и тот радостно убыл в родные пенаты. Ну а позже, когда начался сезон штормов на Каспийском море и мощные, напоенные соленой влагой ветра долетали до гарнизона, почти не утратив своей силы, Петькин пожарный щит все ж таки рухнул. И вот что самое интересное: рухнул он именно на начальника штаба, который в тот момент за ним от ветра прятался и табачные изделия курил, сбрасывая пепел и окурки в приснопамятный ящик с песком. Придавленный противопожарным сооружением и сильно ушибленный красным ведром в самоё причинное место, начальник штаба орал недуром и обещался Петьку найти и самолично расстрелять. Но все это уже было лишь пустыми словами и никчемными угрозами…

К чему я все это? А к тому, чтобы истинная причина, по которой уважаемый прапорщик Загоруйко вдруг Картофаном стал, всякому ясна и понятна стала.

Случилась эта нарекающая история не осенью, как это с заборным майором произошло, а как раз наоборот – в весенний призыв и, соответственно, весенний же дембель. Загоруйко, как я уже и говорил, к солдатикам относился с некоторой теплотой душевной и отеческой строгостью, но и он не избежал того, чтоб дважды в год от увольняющихся мальчишек исполнения трудовой повинности требовать. С волками же жить – по-волчьи, стало быть, выть. Ничего Загоруйко супротив всеармейского правила о прощальной работе поделать не мог. Ну, ведь не просто же так их, лбов здоровых, домой отпускать, в самом деле?! Обязательно чего-нибудь потребовать нужно! И отчего, скажите на милость, не потребовать, если уж так испокон веку заведено, а они, морды отъевшиеся, под ногами крутятся и сами на «дембельский аккорд» напрашиваются. Ну не совсем же он глупый, он же прапорщик. А прапорщики – это центр мыслительной изворотливости и хитрой сообразительности всех Вооруженных сил. Так что, не сильно радея за штабное имущество, как это Петькин начштаба делал, а больше к улучшению собственного хозяйства стремясь, решил Загоруйко весенние работы на своем приусадебном участке так провести, чтоб ни ему, ни жене его спины ломать и три ведра пота проливать не пришлось.

Ну и вот…

Собрал Загоруйко вокруг себя шестерых дембелей и говорит: «Ровно как огород вскопаете и картошки мне на нем по всей поверхности высадите, так в тот же миг и свободу гражданскую обретете. А дотоль, пока корнеплодов в землю не зароете, про дальнюю дорогу забудьте, потому как о мамкиных пирожках да разгульности гражданской вы аж до самого июля в родной казарме мечтать будете. Аж до самого до тридцатого июля, понимаешь!»

То есть, если вещи своими именами называть, потребовал Загоруйко от дембелей свой собственный огород в его частнособственнических интересах вскопать и картошку в персональных нуждах его семьи высадить.

Парни те славные, пока к ним Загоруйко со своей аграрной идеей не пристал, по гарнизону без дела слонялись и уже во всех красках себя не совсем трезвыми в поезде на пути к дому предвкушали. И тут на тебе: иди и сажай личную Загоруйкину картошку, а иначе домой никак не раньше, чем к новому урожаю яблок приедешь! Нет, они, конечно же, против прощального салюта в честь родной войсковой части совсем не возражали, если уж порядок такой. Они даже ремонт какой в казарме или штабе по-быстрому спроворить полностью готовы были. А то и нужник, если потребуется, на вертолетной площадке соорудить. Но так, чтобы их, заслуженных дембелей, парней гордых и уже практически вольных, взять да в собственных нуждах поиспользовать?! Как первогодок зеленых?! Это же уму непостижимо! Где же такое видано, товарищи дорогие, чтобы дембеля, соль земли солдатской, лопатами в плодородном слое ковырялись и, как духи бестелесные, офицерские корнеплоды для размножения в грунт зарывали?! Да никогда же такого не бывало! Это же позор и унижение, как ни крути. Стыд и позор!

Ну вот от этих стыда и позора и обозлились дембеля на Загоруйку.

Обозлились, но аграрный «аккорд» таки сделали! Вышли вшестером, лопатами заточенными и лицами одухотворенными вооруженные, в ладони поплевали погуще и ну давай землицу азербайджанскую рыть и пот с раскрасневшихся лиц смахивать. Рыли и сажали, сажали и рыли от самой утренней зорьки до полного захода солнца. И огород, говорят, образцово-показательный получился. Ни травинки тебе, ни соринки. Каждый комочек земли, что покрупнее грецкого ореха, в мелкую пыль вручную размололи. Всякую растительность, которой на огороде быть не полагается, не просто из земли вырвали, но еще и до самых кончиков корней докопались и в буквальном смысле слова искоренили. Всякий камешек, который почвой по своим физическим характеристикам не являлся, тщательно отобрали и с огорода вынесли, большую кучу гравия на огородной границе соорудив. А грядки, пользуясь длинным шнуром, из казармы принесенным, спланировали так ровно, что по ним, по грядкам этим, можно было бы колонны торжественного парада в честь Дня Победы или очередной годовщины Октябрьской революции выстраивать.

В общем, красота получилась несказанная, а не огород. Ну и картошку, конечно же, высадили. Все двадцать ведер семенного фонда, что Загоруйко им самолично привез, высадили и пустую тару прапорщику в целостности и сохранности возвернули. Посмотрел на все это растроганный Загоруйко, отческую слезу пустил и в умилении душевном, а также в радости телесной парней к дому с миром отпустил. «Езжайте, – говорит, – сынки, с Богом! А я уж, – говорит, – тут трудов ваших не подведу и по осени урожай „сам десять“ собрать обязуюсь». Парней три раза просить нужды не было, и, радостному прапорщику глубоко здоровья и семейного счастья пожелав, разъехались бывшие военнослужащие по родным домам уже на следующий день.

Ага. А Загоруйко наш, значит, в своем приусадебном вагончике сидит, в окошко за этой волшебной красотой наблюдает и прекрасных всходов свежей ботвы с нетерпением ждет. И не подвели они, всходы эти. В положенное время дружно на свет Божий свежей зеленью поперли. Но как-то не совсем привычно поперли. Не по всему огороду ровным зеленым ковриком, как это на пасторальных картинках рисуют, а почему-то только в середине огорода небольшим зеленым островком проклюнулись. Загоруйко поначалу подумал, что это некая особенность ирригации и специфика солнечного освещения его приусадебного хозяйства. Так, согласитесь, бывает. А может быть, оттого все это, что питательные вещества под землей не совсем равномерно распределены или, скажем, поля магнитные свою плодотворную роль играют, и потому именно в самом центре картофельная природа первой ожила. Ну так в том же ничего страшного! Нужно просто по краям огорода водичкой полить как следует и еще пару дней подождать.

Он так и сделал.

Сидит себе еще пару дней, чаек из блюдца вприкуску попивает и окраинных всходов в дополнение к срединным ожидает. Но нет, напрасны ожидания, не всходит картошка ни в каком другом месте, окромя как в самом географическом центре загоруйковского огорода. Но зато как всходит! Одним большим деревом картофельная ботва ровно посредине огорода из земли прет и к небу аж с треском стремится! Прямо на глазах дециметр за дециметром прирастает и в считаные дни аж по самый Загоруйкин пояс вымахала. А остальной огород между тем девственно чистым остается. Даже сорняк какой-нибудь незначительный не проклевывается, потому как неделями ранее извели его, сорняк этот, добросовестные дембеля. Вот ведь пассаж какой!

И что тут с природой произошло, а также по какой причине этакое неровное распределение зеленых насаждений случилось, объяснить не было никакой возможности. Загадка и тайна, понимаешь. У Загоруйки даже мыслишка проскочила, что он, заслуженный прапорщик, по велению Судьбы владельцем уникальной природной аномалии стал и потому нужно срочно ученых звать. Не ниже, чем из Академии наук! Капицу с Ландау. Никак не меньше! Вот пусть приедут ученые мужи, приборов специальных и ассистентов в виде докторов наук с собой привезут и досконально редкостное явление изучат. Изучат, в научных трактатах тончайшие детали разобъяснят и его, Загоруйку, как владельца уникальной природной деформации, на весь мир прославлять и восхвалять станут.

«А что, может быть, даже и Нобелевскую премию дадут», – подумал Загоруйко и постарался вспомнить, сколько та премия в швейцарских деньгах составляет и каков нынче курс обмена швейцарского франка к советскому рублю. Получалось очень много денег. На ГАЗ-24 точно хватит и даже еще на кооперативную квартиру останется. Но потом Загоруйко вспомнил, что расположение авиагородка, который непосредственно к аэродрому примыкает, служебной информацией является, и потому о нем, городке, первому встречному, будь он даже заслуженным академиком, раскрывать не следует, по недополученным франкам взгрустнул и о причинах растительной аномалии сам догадаться попробовал.

А ларчик-то просто открывался!

Как немного позже выяснилось, дембеля, будучи унизительным характером «дембельского аккорда» малость оскорбленными, Загоруйке за свою поруганную честь отомстить решили. Проявив лучшие качества графа Монте-Кристо, изобретательные дембеля, совершая отвлекающий маневр в виде ударного труда по созданию идеального огорода, ровно посредине того огорода одну здоровенную яму вырыли и туда всю семенную картошку высыпали. Говорят, еще и удобрили как следует. Тем удобрили, чем вчера в солдатской столовой ужинали – хорошо сбалансированным рационом военнослужащего Вооруженных сил. Все шестеро удобряли. Оттого-то все двести килограмм картофельных семян, будучи как следует питательной средой снабженными, по зову природы и весеннего тепла в установленные сроки к жизни пробужденные, ровно из той ямы и поперли.

В общем, так стараниями мстительных дембелей получилось, что взамен ожидаемой лепоты прет у Загоруйки на огороде картофельный баобаб. Шикарное картофельное дерево прет и, как в одной чудесной сказке про волшебные бобы повествуется, в самом скором времени до небесного замка с великаном внутри дорасти обещает. Загоруйко плодов такой оригинальной посадки и встречи с рослым жителем заоблачного домовладения дожидаться не стал, решил это чудо-растение искоренить от греха подальше. Взял топор и, с полчаса попотев, мощный картофельный ствол срубил-таки.

Но соседи-офицеры всех воинских званий, которые эту картофельную драму от самого начала и до момента лесоповала со своих собственных участков наблюдали, над Загоруйкой еще года полтора смеялись и на этой самой почве ему корнеплодное прозвище присвоили. Так что с тех пор никто Загоруйку, кроме как Картофаном, и не называл. Ну и я тоже никак по-другому не стану.

Глава 5

М-да… Ну да ладно, я к нашему герою вернусь и по сути продолжу.

Попал, значит, наш Петька по командной иерархии в непосредственное подчинение к Картофану и до самого окончания своей славной службы Родине с ним, как с родным отцом, бок о бок жить и служить должен был. Ну а по части службы непосредственно, как я же уже и говорил, так Петьке повезло, будто он не только с серебряной ложкой во рту и в рубашке до самых пят родился, но еще и корону императорскую при рождении на своей головенке имел. Пристроиться кодировщиком, да еще в таком славном заведении, как ставка войск, это вам не фунт изюму! Это все одно, что на улице забесплатный лотерейный билет найти, а потом по нему ВАЗ-2106 цвета сафари выиграть. А «жигуль» выиграв, чтоб комплект счастливой удачи совсем уж полным стал, еще и домик в окрестностях Большой Ялты по наследству от ранее неизвестной бабушки получить.