Тут на защиту моего Игоря вдруг встала сама Хомякова.

– Нельзя.

– Почему?

– Школьный штат должен быть укомплектован и мужчинами тоже.

– Зачем?

– Ну уж… – Тут Хомякова беспомощно развела руками, переметнувшись на сторону вопрошающих, дескать, я тоже пострадавшая.

– Так зачем? – настойчиво переспросили родители.

Хомякова беззастенчиво проигнорировала этот вопрос и, повысив голос, принялась возвращать себе бразды правления:

– Что же касается формы, спортивной и вообще, то в нашей школе она обязательна согласно уставу, и детям полагается носить её с гордостью за своё учебное заведение.

Тут чей-то весёлый папа, задорно крякнув с задней парты, вставил:

– А вот русская пословица гласит: «Не платье красит человека, а человек платье»…

– Моё мнение такое, – ответила Хомякова, ничуть не стесняясь спорить с народной мудростью, – когда ученик приходит в школу в форме, то сразу видно – готов, – и она по-пролетарски взмахнула кулаком, показав, как ученик готов, – не то, что…

Тут её снова перебил тот же самый папа:

– А вот Николай Михайлович Карамзин говорил, что «И в рубище почтенна добродетель»…

Опытная Хомякова тяжело вздохнула, мол, выискался очередной комик на её голову, а вслух сказала:

– С вами мы потом отдельно поговорим, – и сразу добавила, обратившись ко всем: – Может быть, будут другие вопросы?

Ответ дал всё тот же папа:

– Будут! – Ему явно было всё равно, по какой теме стебать Хомякову. – С лужей на входе собирается кто-нибудь что-нибудь делать?

Проблема лужи нашла живой отклик в публике, из класса даже прозвучала пара заинтересованных «да».

– Ну, уж это не к нам вопрос! – оперативно сориентировалась Хомякова.

– А к кому?

– Уж, наверное, к администрации.

– Ну так и спросите у администрации, – парировал весёлый папа. – Вот же она тут и сидит. Госпожа Шадрина, если не ошибаюсь? – Похоже, ему становилось скучно троллить одну лишь Хомякову.

– Ну, если только мама Светы Шадриной… – протянула Хомякова, прикидывая, как бы снова повернуть к бесполезным, но безопасным вопросам, а мама Светы солидно поднялась с места и властно оглядела электорат.

– Я поняла, в чей огород этот камешек, и я отвечу… – начала она тягуче. И вдруг бахнула: – А ковровую дорожу вам тут к школе не постелить?

– О, как! – охнул весёлый папа.

– Или вам такое явление как сезонная лужа мешает выполнять родительский долг перед своими детьми? Среднее образование в нашей стране обязательно и бесплатно для всех, а вы и этого не цените? Только и спрашивают, что государство должно делать для них, а сами-то вы что готовы сделать для страны? Бюджет он, знаете ли, не резиновый.

За твёрдой рукой мамы Светы потянулся весь класс, и против незадачливого папы поднялся неодобрительный ропот.

– А откуда в бюджете деньги? – взвился растерявший весёлость, но не кураж папа.

– Из разных источников, – ответила мама Светы, не задумываясь.

– Из налогов? – подсказал папа.

– В том числе, – подумав, согласилась мама Светы.

– И на что же идут наши деньги?

– Да, на что идут наши деньги? – С этими словами мама Светы спокойно опустилась на стул.

– Это я вас спрашиваю.

– А вы не спрашивайте, вы сами ответьте.

– Почему это я должен отвечать?

– Потому что у вашей жены деньги класса.

Тут уже совсем невесёлый папа опешил:

– Мы же не об этом говорили…

– А я об этом. Собирали по тысяче рублей на прошлом собрании, и где это всё? Новый год, Восьмое марта…

– Кстати, да! – раздалось из класса.

– Вы шутите, что ли? – возмутился папа. – Мы говорили о луже… – Но его голос потонул в нарастающем родительском гаме.

– Как это удобно, – покачала головой мама Светы, – чуть что – говорить о том, о чём самому удобно. Ответьте-ка сначала сами по относящимся к вам пунктам!

А из конца в конец класса уже летали, словно пушечные ядра, риторические вопросы, ответы, претензии, возражения:

– Почему было нормальных подарков не купить?

– Сами же всё забраковали, кроме восковых мелков!

– Восьмое марта у них опять! Цветы им подавай!

– А вы сами разве не женщина?

– Если я женщина, так почему я тогда скидываться должна?

– Да подавитесь вы своими деньгами! Завтра же всё вернём до копейки!

– Вот и верните!

Я старалась не высовываться посередине этого разгула, чтобы не прилетело и не зацепило; пыталась думать о чём-нибудь хорошем, как вдруг постепенно, не сразу, стала различать тяжёлые мерные удары. Это Хомякова на правах модератора встречи принялась с размаху бить стопкой тетрадей по столу и проделывала это не меньше минуты. Родители понемножку успокоились и замолкли.

Следующие слова прозвучали в подлой тишине. И это не ошибка. В подлой. Ведь у наступившего покоя была своя цена, которую Хомякова не постеснялась оплатить за чужой счёт. За чей же? Конечно. В это зловещее безмолвие она, как котёнка в пропасть, хладнокровно бросила меня.

– А сейчас перед вами выступит наша молодая учительница-практикантка Обломова Тамара Андреевна.

Юная выскочка

Разумеется, я тут же отреклась от того, что ко мне можно обращаться «просто Тамара, без Андреевны». И о сердечках на тетрадных полях пока тоже решила промолчать. Я вообще напрочь позабыла всё на свете, кроме словосочетания «виктимное поведение» – и это не случайно. В этот момент я могла бы стать нагляднейшей иллюстрацией этого явления. Амбассадором. Скованная мышиным испугом, я смогла лишь тонко пискнуть: «Здрасьте», – и затаилась, как оленёнок.

Разгорячённые битвой родители не набросились на меня, не задавили, не подняли на вилы, а только терпеливо смотрели, и я вдруг с удивлением догадалась, что они ждут моего слова. Мне ничего не оставалось, как заговорить о своей инициативе, которая как-то сама собой перестала писаться с большой буквы.

– …Э-э-э… чтобы привить детям интерес и любовь к чтению… – начала я с середины фразы, – …которое пригождается в будущей жизни каждому человеку… которое способствует развитию и… и…

Публика воспринимала мою сумбурную речь благосклонно, без агрессии. Какой родитель будет против любви своих детей к чтению? К тому же, в отличие от других учителей, я тут ещё никому не сделала ничего плохого, что давало мне крохотный аванс если не симпатии, то хотя бы снисхождения и микроскопическую каплю уверенности. Не утонуть бы в ней.

– Почему бы нам не создать в нашем классе читательский кружок и не организовать факультативные посещения библиотеки? – наконец сформулировала я.

Здесь мои зрители несколько насторожились (скорее всего, от слова «нам»), однако я уже завелась. В моём воображении давно вылёживалась, ожидая своего часа, умильная картинка: взрослеющие школьники, раскованно расположившись в уютных креслах-мешках, ведут высокоинтеллектуальные беседы о великих книгах человечества. Вот какой идеей я собиралась заразить для начала родителей будущих выдающихся литераторов.

– Устроим марафон чтения! Ребятам очень понравится. Сейчас в нашей областной библиотеке всё очень красиво сделано, как в Европе…

Мне показалось, будто на этих моих словах чьё-то лицо в классе сморщилось типа: «Фу, Европа». Нет, не показалось. Вот одна мамаша что-то шепнула другой, неодобрение покатилось по рядам, и я почувствовала, что пора закругляться.

На добивку я собиралась рассказать о том, что же дети будут проходить на наших занятиях.

– … великий роман взросления «Убить пересмешника». Я не случайно выбрала это произведение! Его изучение мы с ребятами сможем завершить просмотром фильма.

Кажется, моя добивка действительно кого-то добила. Из зала посыпались реплики:

– Какой-такой пересмешник? Это из «Голодных игр»?

– Может, не надо начинать с книги про убийство?

– А чья книга-то? Кто автор?

– Харпер Ли, – обречённо ответила я, и кто-то с задней парты со знанием дела отметил: «Китаец…»

Я рефлекторно сжалась, приготовившись быть растерзанной толпой варваров, как вдруг услышала голос того самого папы, который троллил Хомякову.

– А почему бы и нет? – сказал он примирительно. – В той книге правильные вопросы поднимаются. Насколько я помню, там несправедливо судили одного чернокожего паренька…

Тут он осёкся, а я не сообразила почему – и ляпнула безо всякой задней мысли:

– …за изнасилование, которого он не совершал.

Все лица в классе вытянулись и побледнели, как кабачки. Наступила тишина, словно перед цунами, когда вода уходит в море, чтобы, вернувшись, обрушиться на берег сокрушительной мощью.

И вдруг на пути смертоносной волны возникла Хомякова.

– Про изнасилование не надо, – постановила она единолично. – Но посещение библиотеки мы внесём в факультативный план.

Затем, не дав никому опомниться, Хомякова спокойно продолжила, будто перешла от одной рутиннейшей темы к другой:

– И последний на сегодня вопрос. Дорогие родители! – В этот раз «дорогие» прозвучало гораздо дороже. – Пожалуйста, обратите внимание на обувь ваших детей. Ведь кто во что горазд, а возраст-то самый опасный… Подростки… Ношение плохой обуви чем чревато? Неправильная постановка стопы, а это влияет на весь костяк организма. В юном возрасте… Особенно для девочек – им рожать. Особенно для мальчиков – им Родину защищать.

Родители сосредоточенно слушали, а Хомякова подбиралась к кульминации:

– Вот на доске написан адрес интернет-магазина кроссовок… – и класс рефлекторно дёрнулся записывать, – широкий выбор моделей, любые размеры, низкие цены.

Хомякова несколько раз продиктовала адрес и затем добавила смущённо, будто не планировала говорить, но не удержалась:

– За эти кроссовки я ручаюсь лично, потому что это – магазин моего сына, – и расплылась в застенчивой улыбке, которая тотчас, как в зеркале, отобразилась на лицах внимающих мамочек.

– Мне одному кажется, что нас тут собрали, чтобы ознакомить с магазином вашего сына? – испортил идиллию всё тот же неугомонный папаша.

Хомяковой даже не потребовалось ничего отвечать. Бедный папа, как говорит мой Игорь, сегодня уже «зашкварился» и потому больше не воспринимался всерьёз. Само его присутствие вызывало раздражение. Но в восьмом часу вечера коллектив, которому посулили пойти по домам, уже не был в состоянии кого-нибудь растерзать.

– Стулья поднимать? – спросила чья-то мама, и собрание благополучно завершилось.

Прихвостень капитализма

Я всегда посмеивалась над небритыми подмышками феминисток, над их волосатыми ногами и мужицкими штанинами. Считала, что в феминизм идут только страшные девки, которые отчаялись найти себе парня. Да ещё, дуры, назло уродуют себя татуировками и пирсингом, дескать, не достанься ты никому.

«Хочешь равенства? Пойди в армию или вон уголь покидай». – Вот как я к ним относилась, не очень-то понимая, да и не пытаясь понять смысл движения женщин за свои права.

Сегодня же, когда это коснулось лично меня, я явственно разглядела основу гендерного неравенства в институте частной собственности и в капитализме. Мне открылось, что «…именно экономические противоречия являются корнем притеснения женщин в обществе, зависимости женщины от мужчины, политического и бытового противостояния полов…» – и это я только по пути домой с телефона успела прочитать, а там у Маркса ещё много чего интересного написано. Дома моего Игоря ждал серьёзный разговор.

Этот мужлан-шовинист не только ничего не понимал в причинах угнетения женщин, но и напрочь отказывался признавать само угнетение. И смотрел на меня, как кот, которому сказали, что облизывать себе яйца неприлично.

– Да какая разница, что мне больше платят? У нас всё равно бюджет общий!

– Это тут совершенно ни при чём!

– Как это ни при чём? Мужику же надо семью кормить! А мне тебя надо кормить.