– Ты помнишь Алима? – увидев, что Горюнов кивнул, Тарек продолжил. – Он был моим подручным еще по ССБ. После гибели Саддама долго прятался. Потом я его отыскал, и мы вместе организовали группу сопротивления. Нам мало что удавалось. Алим потерял семью во время американских бомбежек, как и я. Он начал от наших неудач и с горя выпивать, а больше того, злоупотреблял наркотой. Деньги водились. Ну ты помнишь нашу схему с контрабандой сигарет. Короче, почуял Алим, что я охладел к общему делу и начал подыскивать себе новую синекуру. А я тебе скажу, он ведь отличный снайпер, причем не прошлого века, что называется. Разбирается в современном оружии, как профессор. В общем, многие его дружки подались в ИГИЛ^[16], ну и он с моего благословения не преминул. Что ему в самом-то деле сидеть без дела…

Горюнов скосил глаза на кончик сигареты, подумав, что Тарек никогда не сделал бы ничего просто так, без задней мысли. Не пожалел он своего подручного Алима, долговязого угрюмого мужика, ходившего в традиционной дишдаше, которого Петр видел несколько раз приходившим в их цирюльню и на Сук ас-сарае. Направил его Тарек в ИГИЛ^[17] с дальним прицелом.

– Короче, уехал в Мосул, – заметив скуку на лице Кабира (Тарек знал его только под этим именем), он решил побыстрее окончить прелюдию. – Обосновался там. Связь держал через нашего общего знакомого в Багдаде. Но пропал надолго. Я успел побывать в секторе Газа, ты – в Северном Ираке…

– Кто он? – увидев недоумение во взгляде иракца, Горюнов пояснил. – Связной в Багдаде. Ты говоришь, я его знаю?

– Медник, я у него снимал комнату. Он был моим осведомителем еще в прежние годы… – Тарек пригладил усы, вспоминая, о чем говорил. – Ну да. Я уехал в Париж, а туда мне поступила весточка от Алима. Звал в Мосул. Расхваливал обстановку. И денег полно, и наркотики не возбраняются. «Живу, – писал, – как в былые времена. Делаю, что хочу и имею, что хочу. Только донимают излишней религиозностью. Но это та же пропаганда, что при нашем незабвенном шефе. Тогда она была светской, а теперь наоборот. А так – один шайтан. Работы, я тебе скажу, много. – Тарек призадумался, вспоминая дословно. – Серьезное дело готовится. Силы мобилизуются и экипируются. Поймешь сам, о чем я».

– Он так хорошо устроился в силу каких обстоятельств?

– Любишь ты, Кабир, умно выражаться! – повел головой Тарек, словно ему жал воротник рубашки. – Он приехал адресно, к своим дружкам. Растрепал, какой он крутой. Мне там рекламу сделал. Приближенный Саддама-сайида, что я в определенный период осуществлял личную охрану Хусейна, и хозяин даже подарил мне белый «Мерседес», сгоревший во время американских бомбежек.

И Тарек, и Горюнов одновременно взглянули на Зорова. Один хотел посмотреть, как «пацан» отреагирует на его приближённость к такому человеку, как Саддам, а Петра интересовала степень осведомленности нового подчиненного о полковнике Тареке.

Зоров не удивился. И Горюнов погрустнел, догадавшись, что и о нем самом Мирон знает больше, чем демонстрирует.

– Алим, правда, умолчал об истинной причине такого щедрого подарка Саддама. – Тарек потер круглый шрам на тыльной стороне ладони между большим и указательным пальцами, многозначительно переглянувшись с Петром. Тот знал, что Тарек посадил приятеля Удея, сына Саддама, за что Удей прострелил полковнику руку. А «Мерседес» Хусейн презентовал в качестве извинения за неуравновешенного сыночка. – Я велел Алиму перебраться в Сирию.

Вдруг Тарек заерзал, попросил Зорова принести воды, чтобы разбавить арак до молочного цвета. Горюнов напрягся, ожидая чего-то от Тарека, которого неплохо успел узнать. И не ошибся.

Тарек заговорил тихо, по-персидски (язык своих врагов он знал хорошо):

– Я в самом деле должен все при нем говорить? Ты можешь продвинуться по службе, используя мою информацию. Зачем он здесь? Тебе не доверяют? Я так понимаю, ты не в прежнем ведомстве?

– Слишком много вопросов, – покачал головой Петр, подался к другу, попутно затушив окурок в пепельнице на кофейном столике, стоявшем между ними. – Говори все. Никаких секретов. Галиб, ну тот турок, я знаю его под этим именем, он из MIT.

– Ах ты, сука! – выругался Тарек в адрес Галиба. – Мне придется туго.

– Особенно если учесть, что он знал и мое подлинное имя, и звание, и кто я на самом деле. Сечешь, хабиби? Так-то. Тебе придется вертеться будь здоров! Откреститься от меня понадобится. Я тебе не друг и другом не был. Усек?

– Не зря я заподозрил неладное насчет этого типа. Не пошел на сближение. Видел его издалека. Теперь и не знаю как быть…

Конец ноября 2014 года, г. Стамбул

Тарек проснулся в просторной светлой комнате и увидел записку, оставленную хозяином, координатором ИГИЛ^[18] Атмаджи Озбеком. Тот написал Тареку, где его найти в Гранд Базаре. А оттуда они вдвоем поедут на встречу, которую полковник ожидал уже больше недели…

Остальные гости Озбека ютились в двух других комнатах. Газовый баллон, висевший на балконе, едва обогревал квартиру. Все спали на полу, мерзли, и только полковнику из Ирака предоставили низкую оттоманку. Зимний свет падал наискосок на стену, где висела фотография хозяина в Сирии, обвешанного оружием, с воздетым к небу указательным пальцем. Он там проходил обучение в одном из специальных лагерей.

За окном виднелась мечеть. Муэдзин надрывно зазывал уже на вторую молитву. Надо было соответствовать званию религиозного фанатика, и Тарек, торопливо сделав омовение, вместе с остальными обитателями квартиры совершил положенный салят, мыслями витая далеко, думая о предстоящей встрече.

По его просьбе Алим перебрался в Сирию, обосновав это перед игиловцами в Ираке тем, что в Сирии он сможет быть более полезен в обучении новых воинов джихада. Несмотря на увлечение наркотиками, Амин оставался верен Тареку, вытащившему его в свое время из жуткой нищеты и сделавшему достойным офицером, состоятельным человеком. Тарек женил его на двоюродной сестре своей жены Бадры. В общем, всем ему был обязан Алим. А когда понял, что от его оборотистости зависит благополучие уважаемого Ясема-сайида, он и вовсе взял себя в руки. Для всех окружающих оставался расслабленным, увлеченным наркотиками, а на самом деле практически не употреблял, а понимая, что и собственной жизни, и будущности Тарека его задурманенный мозг стал угрозой, он и вовсе завязал.

С Тареком держал связь по интернету, шифруя тщательно все свои послания. По его же наущению он приехал в Алеппо, где находился тренировочный лагерь «Шейх Сулейман», состоящий примерно из семидесяти человек. По информации, полученной из Центра Тареком, именно в этот лагерь больше всего приезжало выходцев из стран бывшего СССР. Лагерь принадлежал группировке «Джейш аль-Мухаджирин валь-Ансар»^[19], которая вместе с «Фронтом ан-Нусра» принимала участие в боях за Алеппо.

Алиму предстояло быть там инструктором. А сам Тарек, побывав и в Алеппо, и в Харитане, где располагался еще один тренировочный лагерь джамаата^[20] «Имарат Кавказ» («Кавказский эмират»), и в Атме, в распределительном пункте, куда прибывали новобранцы, направился в Турцию для подбора кадров из прибывших в Стамбул радикалов и для участия в своеобразной сходке главарей ИГИЛ^[21].

В загородном домике собрались деятели ИГИЛ^[22] со всей Турции. В самом деле, Тарек добился много больше, чем год назад Горюнов в своем «сирийском походе». Но если бы Петр имел такую игиловскую биографию, он бы тоже не растерялся…

Особняк с белым ажурным металлическим забором вроде бы выглядел обычной виллой богатого стамбульца. Но был нашпигован камерами, датчиками движения. Решетчатый полупрозрачный забор мог ввести в заблуждение своей открытостью, но с дороги виднелись только мощенные розовой плиткой площадки для машин, за ними плотная живая изгородь – не продерешься, не подглядишь. С другой стороны – огромная веранда над Босфором с зонтиками от солнца, вмонтированными в бетонные круглые подставки, чтобы не улетели от ветра. Сейчас, осенью, зонты были сложены и напоминали каждый в отдельности пику Дон Кихота.

Выросший в нищете, Тарек паталогически страдал от нехватки образования и наверстывал упущенное в зрелые годы. Собрал приличную библиотеку в том доме, который разбомбили американцы и где сгорели и жена с дочерями, и библиотека, и тот самый известный «Мерседес» от Саддама. Он читал и «Дон Кихот» Сервантеса, изумляясь сумасбродству идальго, а увидев напомнившие пики сложенные зонты, подумал, что в наше время с Дон Кихотами только так – закатают в бетон, и никто не станет выслушивать их нравоучения. Он с пикой, а ему из «Стечкина» в лоб.

Собравшиеся мужчины выглядели, пожалуй, даже чересчур солидно. Никаких тебе бород, фанатичного блеска в глазах! Только у двоих в руках Тарек заметил четки. Их всех можно было охарактеризовать как менеджеров среднего звена, банкиров, портовых инженеров. Солидные костюмы темных оттенков, рубашки, галстуки. Озбек, к счастью, предупредил Тарека о дресс-коде, и он не испытывал неловкости.

По сути эти люди и были управленцами – менеджерами войны и смерти, далекими от религиозности, как неандерталец от фуги Баха. Планирование, мотивация, контроль, организация – все как в солидной фирме. Только на выходе не продукция, а цинковые гробы, которые они переправляют родственникам, чьи дети, мужья погибли в чужой стране за мнимое толкование Корана, за черный халифат и власть бандита-халифа, за похищенные в сирийских музеях и церквях ценности, посланные через Турцию на Запад коллекционерам за немалые деньги. Отправляли цинки не всегда, чаще безымянные, без документов тела растаскивали по косточкам одичавшие собаки в зоне боев, а белые обглоданные черепа безглазо взирали на белое сирийское солнце. Счастье из пустых глазниц не лучилось. Остались дома матери, отцы, жены, дети, живые, родные, осиротевшие, порицаемые соседями, что воспитали боевика. И нет райских кущ, а есть застывший в разверстых глазницах страх, предсмертный и запечатлевшийся навсегда.

Смерть за веру – святость во все времена. Никто не отменял величие подвига – умереть за Родину, за веру, за семью, за честь! Радикальные исламисты опошлили и это.

Тарек считал, что его сын Наджиб погиб именно так, отдав жизнь за Родину и за семью. Стиснув в кулаке военный медальон своего сына, Тарек вечерами молился ему как святому, разговаривал мысленно с ним. Но не хотел принять бессмысленные смерти в Ираке, в Сирии, произошедшие во имя того, чтобы эти (Тарек исподлобья окинул взглядом «менеджеров») наслаждались осенним вечером у Босфора, ели и пили, приезжали сюда на роскошных японских и немецких машинах…

Души погибших не будут свидетельствовать о рае. Отнюдь! Они могут свидетельствовать только о глупости их обладателей. Да и есть ли души у людей, способных отрезать голову другому человеку, пытать, издеваться над стариком – директором музея, над ребенком, женщиной, монахинями, разорять чужие храмы?

Тарек прошел войну, повидал всякое, да и после войны работал не в богадельне. Слыл человеком жестким и даже жестоким, но он не принимал идеологию черного халифата, считая ее сродни фашистской. Чем не та же расовая теория, теория превосходства? Только вместо расы «правильный» ислам. В свое время именно арабы поддерживали Гитлера, они создали организацию наподобие «Гитлерюгенда» – «Al Futuwwah». Тогда уже подбивали молодежь на агрессию, выбрав возрастную категорию, благодатную для обращения в свою веру. Дисциплина, обучение стрельбе из всех видов оружия, конспирация – какой мальчишка и юноша откажется от игры в войну, да еще с настоящим оружием, когда у тебя власть в руках, пахнущая порохом и страхом более слабых?