– Товарищ… – эхом откликнулась Аэлита. – Это значит «друг»?

– Ну да… – не сразу нашлась Женя. – Но не только. Это еще когда вместе, заодно делаешь что-то.

– Заодно… – мечтательно сказала Аэлита. – За одно. Вместе. Всегда вместе. Поняла, вы жена и муж. У нас тоже… бывает так рано, родители договорятся…

Тимур даже в темноте увидел, как у Жени покраснели уши. Она отпрянула от Тимура, будто Аэлита могла что-то видеть, заговорила горячо:

– Неправильно ты все поняла! Мы друзья, просто друзья!

Разве можно женить так рано, удивился Тимур. Он бы ни за что не согласился. Такое в Индии бывает или в Африке. В Африке негры, они черные, а индийцы… Тимур никогда не видел их вживую и не мог сказать, какого цвета у них кожа. Неужели синеватая?

– У нас так не принято, – сказал он вслух. – Откуда вы все, Аэлита? Из Индии? Или это секрет?

– Долго лететь, – непонятно сказала Аэлита, – я… мне нельзя сейчас говорить… Покажете мне «Артек»? – вдруг попросила она. – Скучно сидеть весь день на одном месте.

– Конечно! – обрадовалась Женя. – Завтра, во время абсолюта? Ты сможешь выйти?

– Абсолют? – не поняла Аэлита. – Что это?

– Когда все спят после обеда, – объяснил Тимур. – Тихий час.

– Час… – Аэлита помедлила. – Да, час. На одну… одну тридцать шестую долю меньше нашего.

Женя и Тимур молча переглянулись. Они и вправду не знали, что тут сказать.

– Я не… не говорю неправду, – голос Аэлиты, кажется, дрогнул. – У меня встроено… Много встроено. Вторая сила. Помощник сердца. Помощники, чтобы дышать, чтобы пить вашу воду, чтобы не сгореть под вашим солнцем… не сильно сгореть. Помощник направления, хотя он не может пригодиться. И помощник времени.

– Часы?

– Да. Измеритель. И ваш час короче нашего та’лу. День тоже.

– Может, у вас и год тоже длиннее нашего? – язвительно осведомилась Женя. – На одну тридцать шестую?

– Длиннее, – подтвердила Аэлита. – Вдвое. Красный год, пыльный год. Ледовый год…

Женя снова хотела сказать что-то язвительное, но вдруг осеклась.

– И наш абсолют тоже длится вдвое дольше вашего, – произнесла Аэлита уже совершенно обыкновенным голосом.

– Да у тебя вообще все, что ни назови, в два раза больше… – усмехнулся Тимур. Женя сделала ему страшные глаза – и он вдруг понял, что, по крайней мере, насчет абсолюта эта странная девочка права: «коминтерновцев», кажется, было не видно и не слышно еще добрый час после того, как у всех остальных послеобеденный отдых завершался.

– Не все. Тяжесть – почти в три… в два с половиной и эр боихо-ц’у. Но меньше.

Гадать, что это означает, по-видимому, никакого смысла не было.

– Так сможешь выйти? – примирительно повторил Тимур.

– Да, – сказала Аэлита. – Я смогу… Меня не хватятся, мы устаем и крепко спим. Подумают, что я сплю, как все… – она замолчала, – …а я уйду.

* * *

– Она не придет, – сказал Тимур, пряча под досадой облегчение. Потому что, конечно, очень интересно послушать, что расскажет Аэлита, показать «Артек» ей тоже хорошо бы, иначе она со своими «стражами» так его и не увидит… Но беречь он должен не Аэлиту, а Женю. Приключений же с каждым днем становилось… что-то слишком много. И сегодняшняя тайная прогулка обещала их еще больше.

Тут же он устыдился этих мыслей. Слова «находится под нашей охраной и защитой» не кто-то из взрослых надиктовал, они сами пришли. А человек может нуждаться в охране и защите никак не меньше, чем сад возле дачи! И кто сказал, что Аэлита не нуждается?

– Может, скоро выйдет все-таки, – без особой убежденности произнесла Женя.

– Жень, да мы ее уже больше четверти часа ждем, – виновато ответил Тимур. – Еще немного – и вообще незачем будет выходить: «абсолют» не безразмерный все-таки. Даже у них.

– Может, ей там время посмотреть негде.

– А зачем ей смотреть? У нее же эти, встроенные…

Они ждали в зарослях дрока почти прямо напротив входа в двухэтажный корпус «баклажаночек», оттуда как раз хорошо были видны часы на фасаде. Тем не менее Женя достала из кармана безрукавки «траншейные» часы-браслетник (отцовские, понял Тимур), внимательно посмотрела на циферблат, словно пытаясь взглядом сдвинуть стрелку, и сделала было движение спрятать их обратно, но вдруг передумала. Решительно застегнула кожаный ремешок на запястье.

Именно в этот момент из дверей корпуса кто-то вышел. Тимур приподнялся, однако это оказалась медичка в белом халате и закрывающей волосы косынке. Двое охранников у входа проводили ее равнодушными взглядами.

Ребята прождали еще минут пять, а потом молча признали: что-то пошло не так, сегодняшняя встреча отменяется. Женя поднесла было к губам ракушку, но тут на ее плечо вдруг легла рука. Узкая ладонь, тонкие, хрупкие пальцы, белая до синевы кожа…

– Не надо, – прошептала Аэлита. – Днем – не надо.

– Извини, – так же шепотом ответила Женя. – Я вспомнила раньше, чем заговорила, то есть я не заговорила, никто не…

– Да, – кивнула Аэлита. – Никто не. Это хорошо.

– Ты как… – Тимур осекся, уже без объяснений поняв, как она сумела выйти: Аэлита была в белом медицинском халате, а голову ее покрывала косынка с красным крестом, – …нас нашла?

– По ней, – Аэлита указала на ракушку. – Когда она молчит, слышевижу только я.

* * *

На холм они взобрались довольно бодро. Тимур втихомолку все удивлялся, как это Аэлите удается держаться с ними почти вровень (правда, и он, и Женя старались особенно не спешить), но в кипарисовой роще силы ее иссякли. Пришлось вести под руки.

«Слышевижу». Надо же! Скорее всего, она просто по-русски еще не очень хорошо говорит. Но если уж такой радиоаппарат (и вправду, чуть ли не для шпионов) может еще и пеленг взять, то… И насчет встроенных чувств она, похоже, не наврала, хотя про такое даже у Жюля Верна не вычитаешь…

Тимур вспомнил, как во время ночного разговора Женя, покраснев, отпрянула от него, и понял, что сам сейчас наверняка красен точно рак. К счастью, девочкам было не до него.

– Досталось вам… – сочувствовала Женя, помогая своей новой подруге перенести ногу через ствол поваленного дерева. – Осторожно, вот сюда ступай.

– Досталось? – эхом повторила та.

– Ну, в буржуйских застенках. Ой, прости! Нет-нет, я все понимаю, если нельзя – не говори ничего совсем, мы не обидимся. Правда, товарищ Тимур?

– Угу, – буркнул Тимур. Поворачиваться покамест опасался: был уверен, что щеки его все еще пылают.

– В буржуйских… – медленно проговорила девочка. – Да. Знаю. Видела газету. Нет.

– Что нет?

– Не в застенках. У нас… у нас легче. Да. Легче. А воздуха больше у вас.

– Ну да, «я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Сейчас на гребень поднимемся, а там Крепость, увидишь. Ну не вся целиком, но остатки старинной башни. Под ней и присядем передохнуть.

– Я выдержу. Я сильная.

– Конечно-конечно, еще какая сильная.

Аэлита, оступившись, тяжело повисла на Тимуре, и его вдруг снова в жар кинуло, когда рука ощутила, что под медицинским халатом на девочке, кажется, ничего нет. Он едва не отпихнул ее. К счастью, Крепость и вправду была уже рядом: оставив девчонок у подножья, Тимур поспешно отбежал к краю обрыва, будто бы осмотреться, а на самом деле чтобы перевести дыхание.

Там он простоял достаточно долго, чтобы задуматься, куда же им и в самом деле дальше идти. Крепость они Аэлите уже показали. К Шаляпинской пещере такими темпами не дойти. Об Аю-Даге вообще нечего думать. А ведь здорово было бы показать ей тот знаменитый дуб, в дупле которого, как пугают новичков, живет Абсолют! Ну куда там: он у Медведя на самом хребте.

Для тех, кто живет в других лагерях, основная артековская достопримечательность, к которой поди доберись близко, – это Дворец… А они, как ни смешно, едва убрались оттуда: ведь Дворец – тот самый спальный корпус, где живут коминтерновцы.

Что еще? Склепы, может быть? Они-то рядом, но туда не всякую девчонку сводишь. Женя – свой парень, а эта барышня, может, визжать начнет или в обморок грохнется. Сильная она, как же!

Голоса внизу заставили его отшагнуть от края обрыва. Он торопливо припал к земле, затем по-разведчески осторожно выглянул. По едва заметной тропке, петляющей в зарослях, спускались к морю двое: рослая вожатая соседнего отряда, которую девочки называли «Клеопарда», и – Тимур протер глаза – их вожатый Славик по прозвищу Суслик, тихий белобрысый парнишка, выглядевший чуть ли не младше кое-кого из своих подопечных. При этом Клеопарда застенчиво, почти робко что-то спрашивала у него, а Славик отвечал ей уверенным голосом, в котором звучали покровительственные нотки. На сгибе правой руки у него висели два полотенца, а левой он обнимал Клеопарду за талию.

Во дает! Ему же целовать ее придется в прыжке!

Тимур осторожно двинулся назад. Девочки сидели, прислонившись спинами к нагретым солнцем камням башни, и негромко разговаривали.

– Я действительно сильнее… многих. Всех. Сильнее, чем сама думала.

– Вижу, – спокойно согласилась Женя. – Но ты не очень-то задавайся, ладно?

– Не задаюсь. Удивлена. Во мне помощники самые лучшие, но все равно…

– А разве у вас не у всех эти… ну встроенные… одинаковые?

– Не все из нас внучки…

Аэлита не договорила.

– И дышится мне тут легче, чем думают хэа, надзирающие, – немного помедлив, произнесла она совсем шепотом. – Это уже не от помощников, вживленных по приказу деда. Это от отца.

– Правда?! – Женя в радостном изумлении повернулась к подруге. – Твой отец из Советского Союза?

– Он Сын Неба.

На несколько секунд в звенящем цикадами воздухе повисло молчание.

– Ой, прости, если секрет, ты просто не рассказывай и все, – виновато сказала Женя. – А мама? Или тоже рассказывать нельзя?

– Мама была из семьи правителей, старейших родов Соацеры. Когда отца хотели схватить, мама попыталась убить себя. У нее получилось… почти. Мой дед знал, что я уже есть, а он был главой Верховного Совета Директоров, ему повиновались все, и целители не посмели ослушаться, когда он приказал им удержать тело моей матери в жизни до той поры, когда придет срок. И лишь после моего появления на свет властелин над всеми пределами Тумы отпустил свою дочь на смертное ложе. А я росла в его дворце: не столичном, в одном из безымянных оазисов, что разбросаны меж Желтым и Высохшим каналом.

Все это Аэлита выговорила бесстрастно, глядя прямо перед собой, словно на страницу невидимой книги.

Теперь молчание длилось куда дольше.

– Твоего отца только хотели схватить или схватили? – спросил наконец Тимур.

– Он сумел отбиться. Он …

Следующее слово прозвучало так странно, что ребята на смогли его разобрать.

– Кто-кто он?

– Магацитл. Сын Неба. Их было двое, отец и его… товарищ. Они вместе улетели на небесной лодке. А о том, что было после, я слышала разное. И надеялась, что здесь, на земле, где он был рожден, смогу узнать больше.

– Узнала?

– Нет.

– Хорошо, – Тимур поднялся. – Ну ты отдохнула? Пошли.

«Куда ты ее ведешь?» – спросила Женя одними губами. «К смертному ложу», – так же ответил Тимур. Женя испуганно потянулась его остановить и раздумала.

Эта рассказчица небывалых историй хочет увидеть «Артек»? Что ж, она его увидит. Тут и ближе хребта Медведь-горы есть места, про которые рассказывают небывальщину.

* * *

Им пришлось присаживаться для передышки еще дважды. Оба раза девчонки о чем-то говорили между собой, но полушепотом: не то чтобы таясь от Тимура, однако как-то получалось, что ему пришлось бы подходить вплотную… а это было неловко. Так что он не прислушивался. Лишь однажды Женя произнесла чуть громче обычного: «Правда? Как инвалиды?» А Аэлита ответила ей вообще неслышно, но жестами изобразила очень странное.