«Не так, болван! – обругал себя Сергей Петрович. – Сначала извинись, а потом вежливо расскажи, что пятиклассники ночью не дежурили, из-за этого под Новый год в сквере все елки чуть не повырубали. А лучше – согласись на это собрание сходить. Убудет тебя, что ли?»

– Через год, – продолжала Людмила Константиновна, – мы будем принимать в комсомол лучших пионеров. Разумеется, только тех, кто занимался общественной работой. Если ты будешь вести себя подобным образом, то вряд ли мы сможем тебя принять.

«Говори!» – скомандовал себе Сергей Петрович. Каждой клеткой он чувствовал, что Лена стоит рядом и смотрит на него. Он набрал в грудь воздуха и произнес:

– И не надо.

Это был конец. Людмила Константиновна ушла в школу, хлопнув тяжелой дверью.

«Неприятностей не оберешься», – обреченно подумал Сергей Петрович. Ему было очень неловко, хотя во всем виноват Сережка, да и неприятности грозят тоже ему. «Но нельзя же так!» – вот что мучило Сергея Петровича.

– Идем скорее, – сказала Лена.

Они пошли рядом.

– Что ты с ней сцепился? – спросила Лена.

– Да ну ее, – буркнул Сергей Петрович. – Далось ей мое произношение! Же фем, же фем! Я, может, в Париже вовсе никогда не буду, тем более голодный. И диктором не буду. А в радиоточке я работаю. Мы с Юркой всю проводку на третьем этаже сделали, от десятиклассников допросишься, как же!..

Он говорил торопливо, объясняя свое поведение, потому что Ленка стояла здесь, и он не хотел, чтобы она ушла так сразу. Но именно эта минута задержки и погубила его.

Из парадной напротив вышел Колюня.

Колюня учился с ними в одном классе. В каждом классе обязательно есть такой тип: закоренелый двоечник и хулиган по призванию. Он был сантиметров на пятнадцать выше Сергея Петровича, а ширину плеч сравнивать просто не хотелось. Колюня ловким движением ухватился за край вязаной шапочки-петушка и натянул ее Сергею Петровичу до самого подбородка. Потом повернулся к Лене, сказал:

– Надо поговорить.

Лена развернулась и пошла прочь.

Сергей Петрович поправил шапку. Он задыхался от обиды и возмущения. Уже двадцать лет никто не смел так вести себя с ним.

– Безобразие! – воскликнул он. – Хулиганство!

– Так, – нехорошо процедил Колюня. – Давай поговорим с тобой. Побеседуем.

И тогда Сергей Петрович бежал. Бежал жалко и позорно. А остаток дня просидел дома, не смея выйти на улицу.

* * *

Сергей Петрович проснулся рано и сразу понял, что ничего не изменилось. Он по-прежнему был тринадцатилетним Сережей. Это не очень удивило его, хотя с вечера он уговаривал себя, что утром все станет на место и он потом сам посмеется над нелепым сном и даже расскажет знакомым, опуская, разумеется, некоторые нелестные для себя подробности.

Часы на этажерке показывали полседьмого. В квартире было тихо. Вера Федоровна, вероятно, еще спала. Сергей Петрович помахал руками. Тело его слушалось. Надо воспользоваться свободой. Но как?

Он прошел на кухню. Здесь царил порядок, на плите стояла кастрюля с начищенной с вечера картошкой. Ему же на завтрак обещана жареная картошка! Но что за манера – оставлять чищенную картошку на ночь? Она же вымокает, никакого вкуса не останется! Сергей Петрович вспомнил кашу, которой пичкали его вчера… Нет уж, дудки! Так вести хозяйство… И Сережка тоже хорош, капризничать может, а нет чтобы самому ручки приложить. И вчерашнее его упрямство по поводу следопытов тоже, конечно, пустое выкобенивание.

Сергей Петрович залез в холодильник, достал молоко, масло, отыскал в шкафчике пакет с манкой. Большой кусок масла, шипя, поплыл по горячей сковородке. Молоко скоро закипит, а пока надо слегка обжарить крупу на сливочном масле. Так… Соль, сахар, а теперь прямо в кипящее молоко выложить золотистую, скворчащую в масле манку. Комков нет и быть не может, но все равно необходимо помешивать все пятнадцать минут, пока каша доходит. Вот это будет каша, такую не стыдно на стол поставить. То-то мама удивится! Сергей Петрович мельком заметил, что назвал Веру Федоровну мамой, значит, Сережка уже продрал глаза, но не вмешивается: верно, не может понять, что происходит. Ничего, это тебе не с учителем ругаться, поучись-ка кашу варить…

– Сережик, ты это что?!

В дверях стояла мама. Халат ее наброшен поверх ночной рубашки, заспанные глаза глядели испуганно и удивленно.

– Завтрак готовлю, – сказал Сергей Петрович. – Мойся скорей, а то остынет.

Мама плакала от умиления, расхваливала кашу и даже переписала рецепт в специальную книжечку.

– Где ты научился такую прелесть готовить? – спросила она.

– Я не учился, – внутренне сжавшись, солгал Сергей Петрович. – Я в трамвае подслушал. Одна тетка другой рассказывала, вот я и решил попробовать.

– Умница ты моя, – сказала мама и всхлипнула.

И тут Сергею Петровичу стало стыдно. Он неожиданно понял, что своим поступком просто-напросто сделал выговор матери за то, что она недостаточно ловко управляется на кухне.

– Ладно, мам, ничего, – смущенно сказал он. – Давай я посуду помою.

Вера Федоровна разрыдалась.

После завтрака Сергей Петрович хотел было бежать во двор, но вспомнил Колюню и сумел остаться дома. Час он провел, лежа на диване и листая «Одиссею капитана Блада», но потом на память пришла схема, и Сергей Петрович помчался на улицу, на ходу надевая пальто и успев только крикнуть:

– Мам, я к Юрке на полчасика!

Юрка стоял на кухне и с убитым видом вертел ручку мясорубки.

– Мясо мелю, – со вздохом сообщил он. – Будто в магазине фарша нет. Мясорубку теперь купили.

Сергей Петрович глянул и удивленно воскликнул:

– Это же наша мясорубка!

– Как – ваша? – переполошилась Юркина бабушка. – Вчера только в хозяйственном купила. У вас, верно, такая же, а эта – наша!

– Да нет, – досадливо поправился Сергей Петрович. – Она наша в том смысле, что ее завод наш делает, машиностроительный.

– Машиностроительный моторы делает, – возразил Юрка, – что я, не знаю?..

– Он вообще моторы делает, – согласился Сергей Петрович, – а в цехе ширпотреба – мясорубки. Теперь каждый завод должен цех ширпотреба иметь и что-нибудь выпускать. Вот и делают мясорубки.

– Слава те господи! – сказала бабушка. – Додумались наконец, а то каждую мелочь пока в магазине отыщешь, с ног собьешься. Только что-то мало делают. Расхватали мясорубки, и опять их год не будет.

Что мог ответить Сергей Петрович? Что цех не столько работает, сколько стоит, потому что стащили туда со всего завода изработавшийся механический хлам: разболтанные довоенные ДИПы, шлифовальные станки с кулачковыми еще зажимами, громыхающий, залитый горелым маслом агрегат с надписью «Прѣссъ» на чугунной станине. Что заработки там ниже, чем в основных цехах, и уважающий себя человек «на мясорубки» работать не пойдет. Но откуда это знать малолетнему Сереже и станет ли Юркиной бабушке легче от таких объяснений?

– А я почем знаю? – проворчал Сергей Петрович.

Вдвоем с Юркой они провертели в четыре руки мясо для котлет и заперлись в Юркиной комнате. Сергей Петрович рассказал, как поцапался с классной, перечертил на листок долгожданную схему и отправился домой. Он переходил двор, залитый весенними лужами, когда в полном соответствии с законом максимальных неприятностей встретился с Колюней.

Колюня стоял на верхушке высокого, почерневшего от грязи сугроба около гаража, и вышедший из-за гаража Сергей Петрович столкнулся с ним носом к носу.

– Привет, Серый, – вежливо сказал Колюня. – Ты меня не бойся, я тебя сегодня бить не стану. Боюсь прикид попортить. – Колюня провел ладонью по замшевой куртке. Тут только Сергей Петрович заметил, как наряжен Колюня. Штаны на нем были – не джинсики за двенадцать рублей, а настоящая «фирма» из мелкого вельвета с медной бляхой на заднем кармане. На ногах лаковые полуботинки с высоким скошенным каблуком.

– В кино иду, – сообщил Колюня. Он вытащил из кармана два билета и помахал ими перед носом у Сергея Петровича. – Угадай с кем?

Сергей Петрович потерянно молчал.

– Чтобы я тебя рядом с ней больше не видел, – внятно сказал Колюня. – Никогда. Усек? – И, не дожидаясь ответа, пошел по гребню сугроба.

И тогда Сергей Петрович, сам не соображая, что делает, ухватился двумя руками за его вельветовые штаны и что есть силы дернул. Взмахнув руками, Колюня грохнулся всем телом в черную жижу раскисшего газона.

Теперь терять было нечего. Такого Колюня не забудет и не простит никогда. Отсиживаться дома не имело никакого смысла, и, отдышавшись после быстрого бега и безо всякого аппетита проглотив обед, Сергей Петрович отправился гулять. Маячить во дворе он на всякий случай не стал. Побродил по улицам, по закрытому на просушку парку. Через дыру в ограде снова выбрался на улицу и здесь столкнулся с Леной.

Разумеется, эта встреча была совершенно случайной. Конечно, Сережка знал, что Лена каждое воскресенье в это самое время проходит мимо парка, возвращаясь из бассейна, но ведь могла же она пойти, например, другой дорогой или заболеть, или даже отправиться с кем-нибудь в кино. Так что встреча была совершенно случайной. Взрослая же часть Сергея Петровича допустила эту встречу для того, чтобы предостеречь Лену от нежелательной встречи с Колюней.

– Привет, Лен, – оказал Сергей Петрович.

– А, привет! – ответила Лена, помахав зажатым в руке пластиковым мешком.

Они свернули к проломленной ограде и пошли рядом по мокрому парку. Это уже напоминало свидание, и Сергей Петрович забеспокоился. У него было такое ощущение, будто он подглядывает за Сережкой: забрался в его голову и смотрит. А Сергей Петрович никогда ни за кем не следил, он не участвовал даже в обсуждениях своих коллег – любимом времяпрепровождении сотрудников отдела. Конечно, свидание в тринадцать лет недопустимо, но ведь и подглядывать – тоже… И Сергей Петрович пребывал в растерянности и бездействии.

– За что ты его так? – спросила Лена.

– Кого? – не понял Сергей Петрович.

– Колюню.

– Он что, тебе пожаловался?

– Я из окна видела, как он летел. Во всем новом, жалко как-то…

Тогда Сергей Петрович сказал:

– Я не хочу, чтобы ты с ним в кино ходила.

– Откуда ты взял? – удивилась Лена. – Я и не собиралась.

– А он говорил…

– Мало ли что он говорил. С такой дубиной в кино ходить!

Из-за дерева вышел Колюня. Вид его доброго не предвещал. «Да что он, шпионит за мной, что ли?» – чуть не плача, подумал Сергей Петрович. Бежать сейчас, на глазах у Ленки, было немыслимо.

– Воркуете? – произнес Колюня и начал отстегивать часы.

Сергей Петрович представил, как тяжелый Колюнин кулак ударит его сейчас в лицо, и похолодел. Это же невозможно, чтобы его, культурного, интеллигентного человека, били… Но одновременно он понял, что не убежит, что сейчас бросится на Колюню, хотя бы Колюня даже убил его насмерть. Что здесь от Сережки, а что от него самого, разбирать Сергею Петровичу было некогда. Надо было что-то предпринимать, и за ту секунду, пока страх и рожденная отчаянием отвага боролись в нем, Сергей Петрович нашел достойный выход.

– Мальчик, – небрежно проговорил он, – разве ты не знаешь, что вмешиваться в разговоры старших невежливо?

– Что-о?!. – протянул Колюня. – Это кто тут мальчик?

– Разумеется, ты… – усмехнулся Сергей Петрович. – Ты же собрался в шестом классе второй год сидеть, значит, сейчас ты, можно сказать, пятиклассник. Так-то, малыш!..

Сергей Петрович повернулся к онемевшему Колюне спиной и подхватил Лену под руку.

– Идем отсюда, Леночка, – сказал он.

Сергей Петрович действовал так естественно и уверенно, что Лена послушно пошла с ним, и когда Колюня наконец очнулся, догонять ушедшую пару и силой восстанавливать пострадавший авторитет было уже поздно.

– Здорово ты его, – сказала Лена, когда они отошли на безопасное расстояние.

– Пустяки, – заскромничал Сергей Петрович, – он же болван. Знаешь, как станок с программным управлением. Запрограммировали его, он и сверлит, а сунь ему нестандартную деталь – вот тебе и сбой.