Я до боли сжимаю зубы и отвожу глаза. Еще несколько шагов и я сажусь на кресло рядом с Кейдом.

– По правде говоря, от тебя я не в восторге, – начинаю я, хоть и почти уверена, что этому человеку наплевать на то, что я о нем думаю, – но твой сын – замечательный.

Я смотрю на него краем глаза и не могу сдержать улыбку под его хмурым взглядом.

– Спасибо, – наконец бурчит он, явно раздраженный, но не настолько, чтобы грубить сразу после комплимента. Не нужно быть особого ума, чтобы понять: больше всего на свете Кейд Итон любит своего сына.

И то, как мгновенно у нас с Люком возник контакт, кажется, прибавляет мне очков или что-то в этом роде.

Я опускаю подбородок, все еще наблюдая за Реттом и Люком через двор. Не хочу слишком долго задерживать взгляд на Кейде Итоне. От его грубого вида я могу ненароком рассмеяться или продолжить пялиться на него дольше, чем приемлемо. Потому что, глядя на него, разве что мертвая не наслаждалась бы видом.

Он окружен странной угрожающей аурой. Как злой, но горячий учитель.

– На лето у меня работы нет, – небрежно бросаю я, подмечая, как вздуваются вены на его руке, когда он крепче сжимает банку пива. – Мой выставочный конь восстанавливается после травмы, и ему нужен перерыв на несколько месяцев. Моя лучшая в мире подруга влюбилась в самоуверенного ковбоя и переехала. Мой брат практически в одночасье прославился и стал абсолютным трудоголиком. А мои родители на пенсии и колесят по всему миру.

Я снова бросаю взгляд на мрачного, грозного мужчину рядом со мной. Даже сидя, он выглядит высоким. Лишь одна его темная бровь поднимается, пока он слушает меня, но выражение лица при этом остается бесстрастным. Размеренный диалог постепенно превращается в неловкое молчание. А я ненавижу неловкое молчание.

Я вскидываю руку, словно пытаясь ему что-то показать.

– Итак, я свободна.

Он просто сверлит меня взглядом.

– Если нужна няня, я могу с этим помочь.

Он все смотрит, и я уже просто не могу не закатить глаза.

– Да боже правый. Ты что, умрешь, если улыбнешься? Или скажешь что-нибудь вежливое? Что случилось с тем мистером-учтивостью, который был в кофейне?

– Ты будешь беречь его? – Его голос – сплошной гравий, а глаза как лазеры, отслеживающие, на что я способна. И если бы он не был таким брюзжащим засранцем, весь этот вайб суперзаботливого отца мне бы очень понравился.

Я киваю:

– Без сомнений.

Его взгляд, полный вопросов, но лишенный теплоты, блуждает по моему лицу, словно ища чего-то.

– Научишь его вязать?

Я морщу нос.

– Это… это типа требование? Могу я отдать эту задачу на аутсорс? Я не очень-то люблю вязать.

Могу поклясться, я вижу, как дергается его щека.

– Чем вы с ним будете заниматься?

Я фыркаю и откидываюсь в кресле:

– Знаешь, вариантов множество. Я никогда не скучаю. Он уже умеет ездить верхом? Могу давать ему уроки верховой езды. А могу показать ему свою гитару. Ему нравится музыка? Я вот люблю музыку. А посиделки с другими детьми? А готовка? О-о-о! Я люблю печь. Как насчет садоводства? Уверена, здесь можно вырастить потрясающие овощи.

Все, что я получаю в ответ, – лишь легкий кивок.

– Ты будешь регулярно слать мне текстовые отчеты. Я ухожу рано утром, но стараюсь возвращаться домой тоже достаточно рано, чтобы проводить с ним время по вечерам. Я сделаю все возможное, чтобы у тебя бывали выходные. Я понимаю, что ты молодая и, вероятно, хотела бы поддерживать какую-то социальную жизнь.

С усмешкой я пожимаю плечами. Я начала работать барменом, когда мне исполнилось восемнадцать. Семь лет спустя у меня практически отпала тяга к гулянкам и веселью.

Взвесьте мне на тысячу пьяный бранч с подругой и еще, пожалуйста, одну грязную книжку в постель к восьми часам вечера.

– Да не особо.

Кейд оглядывает задний двор. Из-за большой ивы доносится смех.

– Ладно.

Я выпрямляюсь:

– Ладно?

Он единожды кивает, подтверждая.

– Как насчет: «Уилла, не могла бы ты помочь мне этим летом, я буду тебе очень благодарен?»

Он закатывает глаза, словно я вконец его достала. Уверена, так оно и есть. Возможно, я даже немного специально подливаю масло в огонь. Мне нравится смотреть, как напрягаются его скулы, как адамово яблоко двигается под этой загорелой кожей.

Мне нравится даже то, что в его темных волосах мелькают серебристые пряди.

Парни постарше. Они всегда меня возбуждали.

Кейд, с его грубым, шершавым голосом и, кажется, синдромом стервозного лица, наконец бросает взгляд в мою сторону.

– Я был бы признателен тебе за помощь этим летом, Уилла. Но…

Я поднимаю руку:

– Никаких «но». Это было очень вежливо. Отличная работа. Я вернусь завтра и тогда смогу приступить. Насколько я понимаю, тебе был нужен кто-то чем скорее, тем лучше, верно? – Я тороплюсь встать, понимая, что мне не стоит злоупотреблять здешним гостеприимством или допускать, чтобы он начал выдвигать требования.

Я уже с точностью могу сказать, что он именно такой человек. Требовательный. Конкретный. Четко знает, чего хочет, и ждет, что ты дашь ему это.

– Да, – выпаливает он, критически изучая мое тело.

Я ободряюще показываю ему палец вверх, не имея представления, как с ним взаимодействовать. Впрочем, это не имеет значения, поскольку бо́льшую часть времени я все равно буду проводить с его сыном.

– Тогда до завтра. Я возьму у Саммер твой номер и сообщу тебе, где я. – Я поворачиваюсь, чтобы уйти, мысленно перебирая все, что мне нужно подготовить. Для некоторых людей сорваться вот так, в одночасье, – огромный стресс. Им нужны списки и планы.

Но не мне. Я всегда действую по наитию. Не имея представления, куда я иду, а просто… иду, куда идется. Так жизнь интереснее. Работа, мужчины, всякая материальная мишура – все это для меня пока что слишком непостоянно.

Папа говорит, что я неугомонная. Мама говорит, что я просто еще не нашла то место, где мне захотелось бы угомониться. Думаю, она права. К тому же то, как на меня давит необходимость добиться успеха, как это уже сделали все другие члены моей семьи, просто убивает.

Если ты ни к чему не стремишься, то и неудачу ты не потерпишь.

Лишь только я подошла к задней двери, то услышала:

– Уилла, – Кейд произносит мое имя с неким требованием. – Тебе нужно будет носить приличное нижнее белье, пока ты на работе. Твои трусы не должны выпасть из сумочки перед ребенком.

Могу поклясться, из моих ног выросли корни, а челюсть отпала. Какая наглость.

Если бы я, вроде как, реально не хотела бы получить эту работу, то развернулась бы и доступно объяснила ему, насколько он излишне самоуверенный и самонадеянный придурок.

Нижнее белье. Напомните, какой сейчас год? И почему это должно травмировать ребенка?

Быть может, формально он и мой работодатель на ближайшие пару месяцев, но это я делаю ему одолжение, а не наоборот. Мне не нужны деньги, мне просто нужна какая-то цель. Поэтому я решаю действовать таким образом, что это разозлит его еще больше.

Я постараюсь быть выше этого.

Ну или что-то вроде того.

Я натягиваю на лицо самую милую улыбку, на которую только способна, и оглядываюсь через плечо:

– Завтра для вас я буду готова к личному досмотру, босс.

Затем я подмигиваю ему и ухожу, чувствуя спиной тяжесть его взгляда и понимая, что он, вероятно, гадает, надето ли на мне сейчас нижнее белье.

5
Кейд

Как мне хотелось бы думать, что это кто-то другой, а не я, стоит на крыльце и ждет ее. Но нет, жду я.

Она, конечно, действует мне на нервы. Но, кажется, она нравится моему сыну, да и я в глубине души все еще джентльмен.

Я достаю из заднего кармана мобильный и проверяю время. Обратный отсчет начался. Она выглядит как человек, которому свойственно опаздывать. Рассеянная. Неорганизованная.

Или мне просто хочется, чтобы она оказалась такой, и это дало бы мне моральное право оправдаться перед самим собой за мою к ней неприязнь. Если она опоздает в первый же рабочий день, я докажу всем, что был прав.

Что она недостаточно ответственная, чтобы позаботиться о Люке. По правде говоря, я не знаю, кто достаточно. Мне нелегко довериться кому-либо.

В особенности женщине.

У нее в запасе шесть минут.

Я внутренне улыбаюсь, облокотившись о перила и чувствуя, что у меня есть все шансы оказаться правым.

Но в тот же миг слышится хруст гравия.

В тот же миг мне доказывают, что я ошибаюсь.

Потому что красный джип Уиллы подкатывает к моему крыльцу на пять минут раньше.

Она паркуется рядом с моим черным грузовиком и бодро выпрыгивает из машины. Я оглядываю ее с ног до головы: сперва ступни, обутые в кеды Converse, выше – длинные стройные ноги в обрезанных джинсах, а над ними – безразмерная потрепанная футболка Led Zeppelin. Между краем футболки и поясом джинсов я вижу небольшое пятно молочно-белой кожи.

На носу у нее большие очки-авиаторы Ray-Ban, а по плечам рассыпаны волнистые медно-рыжие волосы. Они обрамляют ее нежное лицо, словно танцующие языки пламени, и одна из прядок падает на ее губы.

Блестящие губы, на которых подрагивает ухмылка.

– Ты рано, – бурчу я, потому что не знаю, что еще сказать. Несмотря на все мои усилия, от нее не оторвать глаз. Хотя она совсем не в моем вкусе, по крайней мере, на этом этапе моей жизни.

Она из тех девушек, у которых на лбу написано: «городская девчонка». А рядом красуется надпись: «дикий ребенок». Она вообще не походит на милую девчонку из маленького городка.

Девушка, без раздумий и стеснения сказавшая мне, что готова к осмотру ее белья.

Глядя на нее, видишь огромную надпись: «ИСКУШЕНИЕ».

Но ведет она себя совершенно не соответствующе всем этим, казалось бы, ярко видимым чертам. Она лишь поводит плечами и снимает солнцезащитные очки, устремляя на меня взгляд своих изумрудных глаз. Глаз, заставляющих тебя застыть от красоты.

Ну, как минимум одно про Уиллу Грант можно сказать точно: она просто ошеломительная.

Слишком молода для меня. Слишком непредсказуема для меня.

Но все равно – сногсшибательная.

– Я очень рада оказаться здесь.

Я лишь моргаю, потому что… Ну а что на это можно ответить? Я тут в голове составляю перечень причин, по которым прикидываю ее своей проблемой, а она просто рада оказаться здесь и заботиться о моем ребенке.

Быть может, я действительно придурок, каким меня все и считают.

– Уилла! – Люк выбегает из дома с невероятной скоростью и в одних носках спускается по грунтовой дорожке на гравий. Вообще-то он очень осторожен в отношении людей, но о Уилле он болтает без умолку с того момента, как она уехала. Бедный ребенок так истосковался по женскому теплу, что достаточно залезть вместе с ним на дерево, и этот человек сразу же будет вознесен на пьедестал.

Он резко тормозит прямо перед ней:

– Я так рад, что ты приехала.

Уилла смеется, красиво и сексуально, с едва заметной хрипотцой, будто она курит или типа того. И теперь мне интересно, курит ли она. Я не спрашивал.

Она приседает перед Люком и ерошит его мягкие волосы:

– Я так рада. У нас будет самое лучшее лето.

– Чем займемся? – У него блестят глаза, а волнение переливается через край.

– Всем, – отвечает она, описав рукой широкую дугу. – Вообще всем, чем можно.

Мои брови непроизвольно хмурятся. Я хочу, чтобы Люку было весело, но не слишком.

Она явно считывает выражение на моем лице, это видно по тому, как весело сверкают ее глаза.

– Будем прыгать со скал. Скакать на быках. Я даже научу тебя стрелять из ружья по пивным бутылкам.

Я поджимаю губы и неодобрительно качаю головой, уже предвидя, как мое безмятежное лето во весь опор несется под откос.

Она меня доконает.

Люк морщится:

– Пиво – гадость.