Война в вишневом саду (страница 3)

Страница 3

Закончив говорить, старик закрыл своими мозолистыми руками голубые глаза, но не смог сдержать слез, и они потекли по его морщинистым щекам. Пока Анна гладила мужчину по спине, Василий налил водки в пустой стакан и протянул мужчине. Пожилой мужчина с серьезным выражением лица поднял стакан и сказал:

– За тех, кто погиб за Родину!

Он за один присест выпил полный стакан.

Немного передохнув, он попросил у нас разрешения уйти. Мы встали и пожали друг другу руки. Немного погодя он исчез за дверью.

Анна нарушила долго длившееся молчание:

– Василий, сейчас вы столкнулись напрямую. Вы боитесь, что, если вы проиграете, произойдет то же самое?

Прежде чем ответить, Василий ненадолго закатывает свои голубые глаза и вновь принимается торопливо объяснять:

– Нельзя дать однозначный ответ. Но после прихода Путина мы начали восстанавливаться. Олигархи больше не способны ничего сделать, и мы смогли вздохнуть спокойно. Те из них, кто остался, вынуждены работать с государством. Вряд ли они станут выступать, как раньше… Проблема с безопасностью тоже решена; да, мусора на улице в таких количествах больше нет. Может быть, вы думаете, что я слишком хвалю Путина, но это факты…

Василий откусывает кусочек соленого огурца и продолжает:

– Посмотрите на промышленность и торговлю… Они сейчас в неплохом состоянии. В некоторых областях возобновились социальные реформы. Что касается внешней политики, то мы изначально проводили политику, направленную на избегание конфронтации с Западом. Но все изменилось после Мюнхенской конференции. Тогда Путин занял четкую позицию против расширения НАТО. Потому что сейчас дело дошло до того, что возникла угроза территориальной целостности России. Однако фактически была проведена линия, сохраняющая статус-кво с Западом. По-настоящему переломными стали гражданская война в Сирии в две тысячи одиннадцатом году и майдан на Украине в тринадцатом году. Я верю в то, что именно после этих двух шагов, предпринятых США, Кремль окончательно понял, что те все еще пытаются окружить Россию. И был разработан ответный ход. Как вы и сказали, сейчас мы снова находимся в состоянии холодной войны с Западом. Но что мы должны были сделать? Закрыть глаза на убийство наших соотечественников на Украине? Советы проиграли, потому что не смогли отреагировать, потому что оставались в бездействии. Они не были динамичны. Если бы сегодня мы не отреагировали и не начали действовать, опасность бы проникла внутрь нашей страны. Тогда бы мы оказались в еще более сложной ситуации, чем в девяностые годы.

Василий поворачивается к Анне и снова улыбается:

– Не смотри на то, что либералы в стране нагнетают страх поражения… Они в любом случае никогда не служили России. Сейчас они боятся, что будут перекрыты потоки денег, поступающие с Запада. Я абсолютно уверен, что, если в этот раз нам удастся отстоять позиции, другая сторона будет вынуждена уступить.

Желтозубые кавказцы продолжают громко разговаривать на неизвестном нам наречии, а молодые люди, сидящие за столиком напротив, продолжают разговаривать об искусстве.

Видно дно бутылки. Официантка сердито, хоть и с вежливой гримасой, бросает на стол счет, который мы недавно попросили. Заплатив, мы облачаемся в наши доспехи от холода. Несмотря на оставленные большие чаевые, официантка все равно не реагирует, когда мы прощаемся с ней.

Снег усилился. Фары машин освещают это белое покрывало. В разрушенных зданиях на противоположной стороне улицы танцуют призраки. Мы ускоряем шаг. Ленин строго смотрит на нас с рельефа на входе в метро.

Перед уходом Василий говорит:

– Если мы отступим, то не будет больше места под названием Россия.

Затем он еще раз повторяет эти слова, как будто читая молитву. Анна, которой водка придала смелости, целует Василия в лоб.

Люди в метро выглядят обеспокоенными…

Через несколько дней мы с друзьями засели в огромном зале Московского международного Дома музыки на концерте Ансамбля имени А. В. Александрова. На сцене – хор и музыканты в униформе цвета хаки с золотыми аксельбантами. Фортепиано, скрипки и виолончели, а на первом ряду – балалайки. Их музыка, мощная, как танк, движется и усиливается. Вскоре после этого оркестр начинает исполнять песню «Священная война» со строчками «Вставай, страна огромная…», и слушатели в зале сразу же приходят в движение. Весь зал, особенно пожилые люди, встают и принимаются подпевать.

Летом 1941 года, когда нацистская Германия шла на Советский Союз с трехмиллионной армией, Сталин попросил известного композитора Александра Александрова сочинить марш, который бы поднял дух советских людей. Марш «Священная война» (музыку к которому написал Александров, а слова – Василий Лебедев) и через 80 лет после войны продолжает глубоко отзываться в душе народа. Концерт заканчивается громкими аплодисментами. На выходе из зала люди, как это происходило в течение всего последнего месяца, шепотом обсуждают, начнется война на Украине или нет.

Ночью после концерта, когда я спал у себя дома, меня разбудил телефонный звонок. Звонил Василий… Он сообщил, что российские войска перешли украинскую границу. Я не знаю, что тут сказать. Мы кладем трубки. Из окна я смотрю на Москву, покрытую мраком.

Моя рука тянется к радио, чтобы прервать тишину. Там играет группа «Кино», Виктор Цой поет:

…а на столе стоит банка,
А в банке – тюльпан, а на окне – стакан.

И так идут за годом год, так и жизнь пройдет,
И в сотый раз маслом вниз упадет бутерброд.
Но, может, будет хоть день,
может, будет хоть час, когда нам повезет.

Я жду ответа, больше надежд нету.
Скоро кончится лето это…

Лето давно закончилось. Сегодня – 24 февраля.

Начинается долгая война…

II. Путешествие в Донбасс

«Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь».

Антон Чехов. «Вишневый сад»

Девятое июня. Прошло четыре месяца с начала специальной военной операции, как ее официально называют в России; или войны на Украине, как ее называют в полевых условиях. Я стою у входа на Павелецкий вокзал и собираюсь отправиться на территорию, которая когда-то была русско-украинской границей. Вековое здание не только приветствует приезжающих в Москву во всем своем великолепии, но и провожает тех, кто едет на юг.

Группа любопытных туристов с фотоаппаратами в руках собралась перед павильоном, где выставлен «Красный паровоз», доставивший тело Ленина из Горок в Москву. Эта россыпь туристов состоит из аморфных мужчин в полосатых футболках, шортах, а также натянутых до колен черных носках и сумасшедшего, стоящего впереди всех с флагом.

Неподалеку стоит несколько кавказцев, шепчущихся о том, как обменяли валюту по высокому курсу. Голоса мужчины, спорящего по поводу мелочи с толстой женщиной, продающей мороженое в киоске на углу, и стоящего рядом с ним маленького мальчика смешиваются с шумом площади. На несколько секунд внимание людей привлек стук каблуков красавицы-блондинки, выходившей из такси, но вскоре все возвращаются к своим делам.

Я тушу сигарету и иду к дверям вокзала. Московское солнце, сверкающее и палящее, сменяется на приятную прохладу. Я прохожу досмотр и даю свой билет на проверку женщине в кассе, не желающей отвечать ни на какие вопросы. Посреди беспокойной толпы виднеется группа людей в форме цвета хаки. Передо мной проходят солдаты: весь их вид указывает на то, что им лет двадцать с небольшим. У них на спинах – огромные рюкзаки, а на лицах – сосредоточенность, переходящая в угрюмое выражение.

В другом конце зала я замечаю попрошаек и карманников, эту неотъемлемую часть вокзалов. Двое детей подходят к стильной женщине средних лет и нацеливаются на ее сумочку. Женщина ничего не замечает, потому что пристально следит за изменяющимся расписанием на табло. Как только на потенциальное место происшествия приходит полицейский патруль, руки, тянущиеся к сумочке, отдергиваются, и дети молниеносно теряются в толпе.

Я пробираюсь сквозь людей и бросаюсь к заполненной дачниками платформе, куда прибудет поезд, идущий на Сочи. Еще одна толпа – в шортах, сланцах, с кремом от солнца, надувными кругами в виде уток, пивом, мороженым, нарукавниками для плавания, пирожками, вареной кукурузой, окутанная сигаретным дымом и сопровождаемая бегающими во все стороны детьми…

До отправления поезда осталось несколько минут. Напряженное ожидание заканчивается, как только машинист гудит в свисток; люди в клубах пыли начинают штурмовать поезд. Мне приходится втискиваться в эту толчею, чтобы не опоздать. В суете я нахожу свое купе, где мне предстоит провести около 25 часов.

Внутри – молодая мама, ее десятилетний ребенок и пожилая женщина. Мы приветствуем друг друга. Создается ощущение, будто бы они уже давно живут в купе. На маленьком столике стоит узелок с пирожками, несколькими огурцами, помидорами и сыром. На голове мальчика выбрита буква «Z».

Я размещаю свои вещи. Долго гудит свисток. Поезд с большим шумом трогается с места. Часы показывают 16:35. На следующий день в 15:30 мы будем в Ростове.

Остались позади пригороды Москвы. Голубое небо начинает постепенно темнеть вместе с заходом солнца. Мы въезжаем в бескрайние русские леса. Женщины пытаются угостить меня содержимым своих узелков. Когда я отказываюсь, они настаивают. Они спрашивают, откуда я и куда еду. Когда узнают, что я из Турции, они принимаются расхваливать пляжи Анталии. Молодая мама с большой заботой кормит своего ребенка. Когда он заканчивает есть, она хорошенько вытирает ему рот и руки. Русские женщины очень ласковы со своими детьми.

Ребенок не может сопротивляться сладкой тряске поезда: кладет голову на колени матери и закрывает глаза. Вскоре к нему присоединяется и мать.

Пожилая женщина поднимает зеленые глаза от лежащего перед ней кроссворда и спрашивает, зачем я еду в Ростов. Немного поколебавшись, отвечаю как есть: еду в Донбасс. Она удивляется. После небольшого малосодержательного диалога женщина, по всей видимости, оправляется от волнения: она – из Донбасса, а в Ростове живет с 2015 года.

Я спрашиваю, почему она переехала. Женщина опускает глаза и некоторое время сомневается, стоит ли рассказывать, но желание поговорить берет верх:

– Это был апрель четырнадцатого года. Все в одно мгновение встало с ног на голову. Мы оказались в состоянии войны прежде, чем успели что-либо понять. Сначала появились вооруженные люди; затем на улицах и проспектах, по которым мы ходили каждый день, начали взрываться бомбы. Это очень странно. Люди не могут себе представить, что война, о которой они смотрели по телевизору, однажды начнется в их собственном городе. Несмотря на это, мы вели обычную жизнь. Мой муж был бухгалтером на угольной шахте недалеко от города. Я преподавала историю в средней школе. В то время мы спокойно жили с двумя нашими сыновьями, которые ходили в школу. Когда же все вокруг превратилось в ад, мы решили переехать в Ростов к нашим родственникам.

Женщина достает из кошелька фотографию двух сыновей и показывает ее мне: молодые люди стоят, обнявшись, на берегу реки и улыбаются.

У обеих сторон военного конфликта есть официальные версии, из-за чего началась война. Украина говорит о российском экспансионизме, а Россия заявляет об угрозе со стороны НАТО. Мне интересно, что по этому поводу думает пожилая женщина.

Отпив чая, она продолжает говорить с того места, на котором остановилась:

– После переворота в Киеве (она имеет в виду события на Майдане) усилилось давление на наши регионы. Они делали все возможное, чтобы раздавить нас, русских, потому что видели в нас предателей. Для них мы были осколками, оставшимися от Советского Союза, и нас нужно было вычистить, чтобы обеспечить безопасность Украины. Они пытались запретить наш язык, нашу культуру и все остальное. Начались аресты молодежи. Конечно, появилась реакция на происходящее.