Моей первой публикацией в The Athenian стала вышедшая в октябре 1983 года статья «Колоссальные окаменелости» (здесь 13-я глава). Я отпечатала текст на старой механической пишущей машинке Corona в Американской школе классических исследований и нарисовала иллюстрации тончайшим рапидографом Rotring, который использовала для картографических работ и археологических зарисовок крепостей, керамики и монет. Во второй части «Колоссальных окаменелостей», опубликованной в The Athenian в феврале 1984 года, я приводила сообщения древнегреческих источников о находках гигантских костей в окрестностях Эгейского моря. Эти иллюстрированные статьи подвели промежуточный итог моего погружения в тему «палеокриптозоологии» – так я сама изначально называла свои попытки идентифицировать неизвестных существ, встречавшихся в древнегреческой литературе и искусстве. В дальнейшем я продолжила изучать найденные древними греками и римлянами окаменелости и попытки их интерпретации – предварительные публикации на эту тему есть, в частности, в журналах Cryptozoology (1989, 1991), Folklore (1993), Archeology (1994) и Oxford Journal of Archeology (2000). Плодом этой работы стала 1-я глава моей книги «Первые охотники за ископаемыми» (The First Fossil Hunters: Dinosaurs, Mammoths, and Myth in Greek and Roman Times, 2000).

Меня особенно занимали грифоны – древние криптиды, неизвестные науке существа с четырьмя лапами и клювом. Каждое лето в библиотеке Американской школы классических исследований я просматривала множество древних изображений четвероногих животных с птичьими головами из Египта, Месопотамии, Греции, Скифии и с Крита. Однако письменные сообщения о грифонах встречались только в греческих и латинских текстах, начиная с фрагментов утраченного эпоса Аристея (VII в. до н. э.) и заканчивая произведениями римского историка и натуралиста Элиана (III в.)^[3]. По времени с текстами совпадало множество произведений искусства, изображавших грифонов именно так, как их описывали древние авторы. При этом грифоны не упоминались ни в одном известном греческом мифе – их, очевидно, считали реальными животными, обитавшими в восточных землях. Что же стояло за десятью веками систематических описаний и художественных изображений? Я могла вспомнить только одно ныне существующее четвероногое животное с клювом – черепаху. Но вместе с тем мне пришло в голову, что четыре ноги и клюв также были у некоторых вымерших динозавров.

Мои навязчивые мысли о том, какую роль сыграли окаменелые останки динозавров в формировании визуальных представлений о грифонах в Древней Греции и Риме, начали утомлять моих близких. Наконец Джош посоветовал мне вместо того, чтобы постоянно говорить об этом, записать все соображения и отправить это письмо какому-нибудь палеонтологу. Поскольку я незадолго до этого обосновалась в Монтане, выбор пал на куратора нового Музея Скалистых гор в Бозмане, Джека Хорнера, который прославился как человек, впервые обнаруживший яйца динозавров, и стал прообразом палеонтолога из фильма «Парк юрского периода» (1993).

Я так и не отправила Джеку Хорнеру свое взволнованное спонтанное письмо, написанное в 1989 году и озаглавленное «Охота на грифонов» (здесь оно представлено в 14-й главе). Но несколько лет спустя мы все же встретились благодаря моему другу Крису Эллингсену, который работал у Хорнера научным иллюстратором. Я показала ему изображения грифонов на древнегреческих вазах и сравнила их с самым известным динозавром с клювом в Монтане – трицератопсом Мортом, символом Музея Скалистых гор. Хорнер кивнул, а затем указал на мою очевидную ошибку – как оказалось, я была абсолютно не права, полагая, будто трицератопсы когда-либо жили в Старом Свете. Но он все же не исключил того, что динозавры могут быть как-то замешаны в этом деле, и предложил мне развивать гипотезу. Когда я выходила из его кабинета, Хорнер заметил Крису: «Она ни черта не смыслит в палеонтологии. Но возможно, в этом и правда что-то есть». Это побудило меня впредь тщательнее выполнять домашнюю работу, прежде чем пытаться объяснять ученым свои идеи.

Разумеется, не все загадки, оставившие отпечаток в мифах, фольклоре и других плодах коллективного творчества на протяжении веков, поддаются научному объяснению или историческому разбору. Учитывая, как много данных за тысячи лет оказалось искажено или утеряно, исследователи время от времени неизбежно будут забредать в тупики истории, – тем вероятнее, чем дальше во времени и пространстве они находятся от предмета своего исследования. Я постоянно вспоминаю парадокс Франца Кафки: «Легенда – это попытка объяснить необъяснимое. Возникнув на основе истины, она неизбежно заканчивается необъяснимым» («Спасение начнется в свое время», 1917–1924). Некоторые главы этой книги – например, «Летающие змеи Аравии» (1), «Когти грифона и рог единорога» (4), «Маленькая птичка с ядовитым пометом» (7) и «Кювье и нога мамонта» (18) – наглядно показывают, что иногда найти однозначный ответ на вопрос просто невозможно.

Собранные здесь статьи представляют собой выжимку из ряда довольно обширных исследований. Многие из них написаны для широкой аудитории и не содержат ссылок, хотя в примечаниях в конце книги указаны античные источники и рекомендации для дальнейшего чтения. Как большая любительница сносок и цитат, я горячо сочувствую читателям, страдающим от их отсутствия. Страстным поклонникам сносок рекомендую обратиться к моим книгам и научным публикациям, где они найдут множество ссылок на источники и обширную библиографию. А пока, я надеюсь, вам доставит удовольствие моя коллекция сувениров из пограничных пространств – этих удивительных мест, куда людей неизменно влечет азарт охотника за чудесами и природное любопытство.

Животные: сказочные, настоящие, вымершие

1. Летающие змеи Аравии

Мой любимый античный автор – Геродот, любознательный и неутомимый греческий историк из Галикарнаса, в то время находившегося под властью персов (сегодня это город Бодрум в Турции). Геродот путешествовал по экзотическим странам, осматривал достопримечательности и расспрашивал людей, не говоривших по-гречески, об их истории и обычаях. Его «История», написанная около 460 года до н. э., совершенно очаровала греков. В ней Геродот сообщал о том, что видел сам, и о том, что ему рассказывали местные жители, порой приводил противоречивые сведения, но воздерживался от оценок, оставляя судить об их правдивости своим читателям.

Во время путешествия по Египту, где Геродот осматривал знаменитые достопримечательности и чудеса и при всякой возможности беседовал с жрецами и своими проводниками, его крайне заинтересовали слухи о крылатых змеях. «Есть в Аравии местность, расположенная примерно около города Буто. Туда я ездил, чтобы разузнать о крылатых змеях», – писал он^[4].

Крылатые змеи, как выяснил Геродот, обитали в Аравии под ладанными деревьями (Boswellia). В древности Аравией называли всю область, простирающуюся от Северо-Восточного Египта через Синайский полуостров и Аравию до пустыни Негев. Ароматические деревья и кустарники росли в суровых, засушливых низинах на известняковой почве. Ценная смола этих деревьев шла на изготовление духов и благовоний. Собирая ее, арабы (так рассказали Геродоту) жгли стиракс, чтобы отогнать змей. Под стираксом, вероятно, подразумевалась душистая смола деревьев Liquidambar orientalis или L. officinalis, которую в древности использовали для ароматических курений и как средство от насекомых.

Что касается летающих змей, живущих под ладанными деревьями, они, по словам проводников Геродота, были небольшими и с пестрыми отметинами. Телом они напоминали водяную змею, но имели перепонки, похожие на крылья летучей мыши.

Далее, рассказывая о трудностях добычи драгоценных пряностей в Аравии, Геродот описывает метод получения кассии – еще одного ароматического вещества, из которого изготавливали благовония. Что именно он называет кассией, неизвестно, но, по-видимому, ее добывали из корней ириса разноцветного, и она была чем-то сродни ароматному порошку корня ириса (rhizoma iridis). Кассия, по словам Геродота, росла вокруг мелкого озера, и собирать ее мешали какие-то небольшие, но свирепые крылатые существа. Чтобы защититься от их нападений, сборщики кассии облачались в толстые панцири из бычьей шкуры. Эти существа напоминали маленьких летучих мышей, пищали, как летучие мыши, и налетали на людей, целясь им в глаза. Я упоминаю об этом, поскольку Геродот, как мы видели выше, сравнивал с летучими мышами и тех крылатых существ, которые обитали рядом с ладанными деревьями.

Провожатые Геродота рассказали ему, что летающие змеи стали бы подлинным бичом человечества, если бы не два обстоятельства. Во-первых, типичное для их репродуктивной жизни насилие гарантировало отсутствие роста популяции. Мало того что самка убивала самца после совокупления, прокусывая ему шею, – она к тому же не откладывала яйца, как другие змеи, а производила на свет живых детенышей, и эти детеныши были настолько свирепы, что выгрызали себе путь из утробы матери, убивая таким образом свою родительницу. Некоторые современные комментаторы предполагают, что поводом для появления этой странной детали послужили замеченные людьми сброшенные шкурки змей и панцири крупных насекомых, таких как саранча. Примечательно, что скорпионы действительно производят на свет живых детенышей, и кроме того, существуют отдельные сообщения о сексуальном каннибализме и матрифагии у скорпионов, когда детеныши убивают и поедают мать. Более того, в Египте и Аравии есть как минимум три вида живородящих змей: ошейниковые, или плюющиеся, кобры, водяные змеи и песчаные удавы. Эмбрионы скорпионов и змей развиваются в яйцах, но вылупляются внутри тела матери и выходят наружу живыми. Этот необычный факт, возможно, породил представление о том, как детеныши «выгрызают» себе путь наружу.

Во-вторых, ограничению численности летающих змей способствовал один конкретный хищник. Ранней весной, когда крылатые змеи мигрируют из Аравии в Египет, им нужно преодолеть горный перевал и достичь широкой долины. Но на выходе из узкого горного прохода их пожирают «птицы ибисы». Об ибисе Геродот пишет: «Он совершенно черный, ноги как у журавля, с сильно загнутым клювом, величиной с птицу крек». Если бы мы только знали, какой была эта птица крек! Зоологи предположили, что это какая-то болотная птица, возможно, ходулочник (Himantopus hisantopus, Himantopus rufipes), коростель (Crex crex) или шилоклювка (Recurvirostra avosetta).

К счастью, мы можем сделать достаточно обоснованные предположения об идентичности этой змееядной птицы. И Геродот, и натуралист Элиан (III в. н. э.) особо отмечали, что черные ибисы пожирают «летающих змей». Гай Юлий Солин (также III в. н. э.) указывает, что черные ибисы обитают в окрестностях Пелусия. Известно, что черный ибис-каравайка (Plegadis falcinellus) в древности часто встречался в районах соляных долин, мелких озер и болот между Египтом и Синайским полуостровом. Сейчас этот регион выглядит не так, как в древности, – он разделен пополам Суэцким каналом и прилегающим к нему Большим Горьким озером. Стаи перелетных караваек питались стрекозами и другими летающими насекомыми, а также мелкими змеями. Еще одним вероятным прототипом интересующей нас птицы может считаться почти вымерший лесной ибис-вальдрапп (Geronticus eremita), или северный лысый ибис. Эти мигрирующие черные пустынные ибисы когда-то были широко распространены в Северной Африке и на Ближнем Востоке – в отличие от сородичей, предпочитавших водные и болотные угодья, они устраивали гнезда и размножались на засушливых скалистых уступах в пустынях. Черные ибисы также едят насекомых и рептилий, в том числе змей. Черные ибисы у Геродота и Элиана, очевидно, соотносятся с вполне достоверными, реально существовавшими представителями местной фауны. Это позволяет предположить, что «крылатые змеи» тоже были какими-то реальными существами, ошибочно принятыми за летающих пресмыкающихся.