В Лос-Анджелесе я высмотрела в толпе водителя в черном костюме и с табличкой в руке. «Харт», – прочитала я свою фамилию. Водитель забрал у меня маленький саквояж из телячьей кожи и провел к машине. Движение из аэропорта до центра было плотным, автомобили двигались впритирку и постоянно сигналили, словно это что-то изменит, а мотоциклисты, рискуя, старались проскользнуть между машинами.

Сидя на мягком пассажирском сиденье, я закрыла глаза и постаралась привести в порядок мысли. Сейчас, двигаясь вперед и придумывая, как мне вернуть собственную жизнь, я слегка успокоилась. А может, этим спокойствием я обязана мартини. Как бы там ни было, я готова вернуться.

Машина подъехала к внушительному белому зданию со скромной вывеской «Агентство креативного творчества».

Внутри здание представляло собой бесконечные коридоры из белого мрамора и стекла, точь-в-точь ледяной дом, и холод там стоял такой же. Обитатели – дорого одетые, ухоженные мужчины и женщины, словно явившиеся на фотосъемку для модного журнала. Девушка за стойкой меня не узнала, даже когда я представилась.

– А-а, – ее взгляд равнодушно скользнул по мне, – мистер Дейвисон вас ждет?

– Да. – Я натянуто улыбнулась.

– Присядьте, пожалуйста.

Я с трудом удержалась, чтобы не поставить на место эту девчонку, но в «Агентстве креативного творчества» лучше лишний раз не выделываться, поэтому я прикусила язык и устроилась в современном лобби и стала ждать.

Я ждала.

И ждала.

Опоздав минут на двадцать, ко мне все же явился какой-то юнец в итальянском костюме. Молча, словно беспилотник, он провел меня на третий этаж и проводил до углового кабинета, где за огромным столом сидел мой агент Джордж Дейвисон. При моем появлении он встал. Мы неловко обнялись, и я отступила назад.

– Ну что ж, добро пожаловать. – Он указал на кресло.

Я села.

– Хорошо выглядишь, – сказала я.

Он окинул меня взглядом. Я знала – он заметил и мой лишний вес, и стянутые в хвост волосы. И седину тоже. Я заерзала.

– От тебя я звонка не ждал, – сказал он.

– Я же совсем ненадолго пропала.

– На шесть месяцев. Я тебе сообщений десять оставил, не меньше. И ты ни на одно не ответила.

– Джордж, ты же знаешь, что случилось. Моя лучшая подруга болела раком. И я была рядом с ней.

– А сейчас как?

– Она умерла. – Я впервые произнесла это вслух.

– Соболезную.

Я вытерла слезы.

– Спасибо. Ладно, я готова снова влиться в струю. Могу с понедельника приступить к съемкам.

– Скажи, что пошутила.

– По-твоему, понедельник – это слишком рано?

Взгляд Джорджа мне не понравился.

– Талли, брось, ты же умная.

– Джордж, я тебя не очень понимаю.

Он придвинул кресло к столу, и дорогая кожаная обивка издала жалобный вздох.

– В прошлом году твое шоу «Разговоры о своем» было самым первым в своем эфирном времени. Рекламщики дрались за рекламное время. Производители жаждали осыпать твою публику своими товарами, и многие из них приезжали издалека и часами ждали своей очереди, чтобы увидеться с тобой.

– Я в курсе, Джордж. Как раз поэтому я и приехала.

– Ты перегнула палку, Талли. Помнишь – ты сняла с себя микрофон, попрощалась со зрителями и ушла?

Я наклонилась вперед:

– Но, дружочек…

– Да на тебя уже всем насрать.

От неожиданности я окаменела.

– Как, по-твоему, к твоим выкрутасам отнеслись коллеги? А сотрудники, которые вдруг потеряли работу?

– Я… Я…

– Вот именно. О них ты не подумала, верно? Коллеги на тебя чуть в суд не подали.

– Я и понятия не име…

– Ты же не брала трубку, – перебил он меня, – а я как тигр тебя защищал. В конце концов они решили не подавать на тебя в суд – когда речь идет о раке, общественный резонанс бывает ужасным. Но шоу они закрыли, а эфирное время отдали.

Как же я умудрилась все это пропустить?

– Отдали? Кому?

– Шоу Рейчел Рей. Рейтинги у него просто сумасшедшие. И шоу набирает обороты. Эллен и «Судья Джуди» тоже хорошие показатели выдают. И разумеется, Опра.

– Погоди, что-то я не пойму. Джордж, у меня собственное шоу. И компания звукозаписи.

– Плохо только, что сотрудников у тебя нет, а права на шоу теперь принадлежат твоим бывшим коллегам. Правда, они так обижены на тебя, что и шоу прикрыли.

Это у меня в голове не укладывалось. Всю жизнь, за что бы я ни бралась, меня везде ждал успех.

– То есть с «Разговорами о своем» покончено?

– Нет, Талли. Это с тобой покончено. Кому нужна ведущая, которая на пустом месте просто берет и уходит?

Значит, все и впрямь настолько плохо.

– Придумаю новое шоу. И сама его профинансирую. Я готова рискнуть.

– Ты с управляющим давно говорила?

– Давно. А что?

– Помнишь, четыре месяца назад ты подарила внушительную сумму фонду, который поддерживает больных раком?

– Это ради Кейт. И дело получило широкую огласку, об этом даже в вечерних новостях сообщили.

– Поступок великодушный, кто бы спорил. Вот только дохода у тебя нет, Талли. С тех пор как ты ушла, ты ничего не зарабатываешь. И когда шоу закрылось, пришлось выплачивать неустойку по трудовым договорам. На это целое небольшое состояние ушло. И давай начистоту – в денежных вопросах ты профан.

– Так я что, на мели?

– На мели? Нет. Денег у тебя более чем достаточно. Но я разговаривал с Фрэнком, так вот, чтобы спродюсировать шоу, средств у тебя не хватит. А инвесторы прямо сейчас вряд ли в очередь выстроятся.

Меня охватила паника. Я вцепилась в подлокотники кресла, нога нервно постукивала по полу.

– Значит, мне нужна работа.

Джордж грустно посмотрел на меня. В его глазах я прочла всю историю нашего с ним знакомства. Он стал моим агентом почти два десятилетия назад, когда я, совсем мелкая сошка без имени, работала в утренней новостной передаче. Нас свело тщеславие. Регулируя все крупные контракты моей карьеры, Джордж помог мне заработать миллионы, которые я сумасбродно спускала на экстравагантные подарки и путешествия.

– Это непросто. Ты, Тал, оступилась.

– По-твоему, мне теперь прямая дорога на какой-нибудь региональный канал?

– Это еще если повезет.

– Значит, десятка лучших мне не светит?

– Да, вряд ли.

Жалость и сочувствие в его взгляде были невыносимы.

– Джордж, я начала работать в четырнадцать. В университете я уже подрабатывала в газете, а в эфир впервые вышла, когда мне еще и двадцати двух не исполнилось. Я построила карьеру с нуля. Никто мне на блюдечке ничего не приносил. – Голос у меня дрогнул: – Ради работы я пожертвовала всем. Всем. У меня нет ни мужа, ни семьи. А есть… только работа.

– Об этом тебе следовало раньше подумать. – Мягкость, с которой он произнес эти слова, ни на каплю не смягчила их сути.

Джордж прав. Я прекрасно изучила мир журналистики и, что еще хуже, телевидения. С глаз долой – из сердца вон, и после того, что я сделала, пути обратно для меня нет.

Так почему же в июне я этого не поняла?

Я поняла.

Наверняка поняла. И все равно выбрала Кейт.

– Джордж, найди мне работу. Умоляю. – Я отвернулась, чтобы он не заметил, чего мне стоят эти слова. Я никогда никого не умоляю, такого ни разу не случалось. Разве что молила мать о любви.

Быстро, не глядя ни на кого, выбивая каблуками дробь по мраморному полу, я прошагала по белым коридорам к выходу. На улице светило солнце – ярко, даже глаза заболели. На лбу выступил едкий пот.

Ничего, справлюсь.

Справлюсь.

Да, я потерпела поражение, но я боец – это у меня в крови.

Я махнула водителю и села в машину, благодарная тому, кто придумал оформить салон в темных, приглушенных тонах.

Головная боль нарастала.

– Теперь в Беверли-Хиллз, мэм?

Джонни и дети – надо бы их навестить. Поделюсь с Джонни своими невзгодами, а он пускай убеждает меня, что все будет хорошо.

Нет, нельзя. Я сгорала от стыда, и гордость мешала мне попросить о помощи.

Я надела темные очки.

– Нет, в аэропорт.

– Но…

– В аэропорт.

– Хорошо, мэм.

Я сдерживалась изо всех сил, каждую секунду. Закрыв глаза, я беззвучно твердила себе: ты выдержишь. Снова и снова.

И впервые в жизни сама в это не верила. Внутри у меня бешено плясали паника, страх, гнев и тоска. Они переполняли мою душу и рвались наружу. В самолете я дважды начинала рыдать и, силясь унять слезы, зажимала рот рукой.

Когда самолет приземлился, я вышла из него, будто зомби, спрятав покрасневшие глаза за темными стеклами очков. Я всегда гордилась своим профессионализмом, а о моей выносливости ходят легенды – так я уговаривала себя и отгоняла ощущение собственной хрупкости.

Зрителей своего ток-шоу я убеждала в том, что в жизни можно получить все и сразу. Я советовала просить о помощи, уделять время себе, выяснять, чего же хочется тебе самому. Любить себя. И отдавать свою любовь другим.

На самом же деле я не знаю, возможно ли получить все и сразу. У меня самой, кроме карьеры, ничего и не было. Впрочем, еще у меня были Кейт и ее семья. Тогда этого казалось достаточно, но сейчас жизнь опустела.

Когда я вышла из машины, меня колотила дрожь. Самообладание сделало ручкой и покинуло меня.

Я открыла дверь и вошла в вестибюль.

Сердце тяжело стучало, дыхание сбивалось. Окружающие смотрели на меня. Они знали – от меня жди беды.

Кто-то тронул меня за руку, и от неожиданности я едва не упала.

– Мисс Харт? – Это был консьерж, Стэнли. – Вам плохо?

Я слабо тряхнула головой, пытаясь привести себя в чувство. Надо, чтобы Стэнли отогнал на парковку мою машину, но я какая-то… словно оголенный электрический провод, а смеюсь неестественно громко и напряженно. Я даже сама это понимаю. Стэнли нахмурился:

– Мисс Харт, помочь вам домой подняться?

Домой.

– Мисс Харт, вы плачете, – сочувственно проговорил он.

Я посмотрела на Стэнли. Сердце колотилось с такой силой, что в голове шумело и дыхание перехватывало. Что же со мной творится? Точно мячом в грудь заехали… Я старалась вдохнуть поглубже, до боли.

– Помогите… – прохрипела я, потянувшись к Стэнли, и в следующий миг рухнула на холодный бетонный пол.

– Мисс Харт?

Открыв глаза, я поняла, что лежу на больничной койке. Рядом со мной высокий мужчина в белом халате. Вид у него слегка неряшливый, волосы чуть длинноваты для нашего прагматичного времени, лицо вылеплено грубовато, а нос с горбинкой, кожа цвета кофе со сливками. Не исключено, что корни у него гавайские, или азиатские, или африканские. С ходу не определить, но на запястьях татуировки – явно племенные.

– Я доктор Грант. Вы в приемном отделении. Что произошло, помните?

К сожалению, я помнила все – амнезия сейчас была бы лучшим подарком. Но признаваться в этом теперь, особенно незнакомому мужчине, который смотрит на меня как на ущербную…

– Помню, – коротко ответила я.

– Хорошо, – он взглянул в блокнот, – Таллула…

Значит, он даже не знает, кто я. Печально.

– Когда меня выпишут? Сердце у меня уже работает как полагается.

Мне хотелось сделать вид, будто никакого сердечного приступа даже не было, и вернуться домой. Мне всего сорок шесть. С какой стати у меня вдруг сердечный приступ?

Врач водрузил на нос нелепые старомодные очки.

– Ну что ж, Таллула…

– Талли. Только моя умственно отсталая мать зовет меня Таллулой.

Врач серьезно посмотрел на меня:

– У вас умственно отсталая мать?

– Я шучу.

Похоже, мое чувство юмора его не впечатлило. Не иначе, в его мире все сами выращивают себе еду, а перед сном читают труды по философии. Для моего мира он такое же инородное тело, как и я – для его мира.

– Ясно. Ну что ж, случившееся с вами не похоже на сердечный приступ.

– Может, инсульт?

– Сходные симптомы бывают при панических атаках…

Я выпрямилась:

– Нет уж. Никакая это не паническая атака.

– Перед панической атакой вы принимали какие-то препараты?

– Да не было у меня панической атаки! И препаратов я никаких тоже не принимала. Я что, на наркоманку похожа?