Вика боготворила отца. Когда ближе к 18 годам он сказал ей, что пора начинать взрослую жизнь и жить отдельно от них с матерью, она сначала подумала, что он шутит: как это возможно, любимую Викусю – так только он её называл – отселить отдельно? Потом, когда отец помог ей вместе с подругой снять квартирку недалеко от её института, поняла его. Не сразу, но поняла. Хотел, чтобы она училась быть сама, жить без них и стала самостоятельной, без опеки мамы, которой иногда было чересчур много.

«Квартирку я купила сама! Мне не помогал никто! Накопила пятьдесят процентов, взяла ипотеку, выплачиваю её ровненько, ещё пять лет – и она будет совсем моя! Пусть далеко от работы, путь до родителей – как до Америки, но зато сама! Перепланировку сделала на свой вкус. С ремонтом помогла подруга, с которой мы долгие годы снимали квартиру. Она иногородняя, планирует со временем вернуться к своим. Живёт теперь вместе со мной. Сказала, что бесплатно ко мне переезжать не хочет. Договорились, что она будет оплачивать коммуналку и делать ремонт. Теперь у нас комнатка и кухонька с эркером, там поставили ширму, диванчик для подруги, умудрились даже гардеробную отделить. Вот такая я молодец», – делилась Вика своими успехами с новым соседом, который выкупил последнюю свободную квартиру в их подъезде и каждый день по возможности подбрасывал её до метро. Квартирка была маленькая, Тридцать восемь квадратных метров, находилась в замкадье, в новостройке, окружённой лесом и другими новостройками. Посёлок Изумрудный, получивший своё название благодаря пушистым соснам, находился в пяти километрах от метро «Щёлковская». Вроде близко, а доберёшься только маршруткой. Пробки жуткие, а вечером, если на последнюю опоздаешь, так хоть ночуй на улице.

Сегодня она закончила работу пораньше. Купила селёдку, красную икру, ещё с утра сварила овощи. Хотела 31 декабря не выходить на работу, но она же – как папа. Не могла кого-то просить себя подменить. Всё сама. После работы ещё заехала на Таганку, нужно было забрать в офисе интернет-магазина подарки для мамы и папы. Родители уехали встречать Новый год к друзьям на дачу, а она отмечала с подругой – первый раз в своей новой квартирке. Торопилась домой.

Хоть и Новый год, а погода – как весной. В Москве плюс три, всё тает, просто кошмар! Под ногами – практически коктейль «Маргарита», только не с клубникой – крошево изо льда и грязи, лежащее поверх ледяной корки. Она сдуру надела сегодня новые сапожки на каблучке, хотелось пощеголять, поэтому передвигалась почти на цыпочках, выбирая, упасть или замочить сапожки. Как канатоходец.

Светофор переключился на зелёный, Вика стояла и раздумывала, куда безопаснее наступить, и тут промчалась большая чёрная машина, обдав новые сапожки «не клубничным мохито». Вика в сердцах развернулась и стала топать, стряхивая грязные льдинки с новой обуви, сделала шаг назад, вдруг с кем-то столкнулась, не удержала равновесие и упала. Ну вообще! Мало того что новенькие сапожки уже все в разводах от реагента, так и светло-бежевое пальто, подарок мамы на Новый год, теперь насквозь пропиталось тем самым «не клубничным»… Раздосадованная, она поднялась и увидела старушку. Та стояла буквально впритык к Вике: с её чёрного, когда-то остро модного, а теперь изрядно потёртого, но аккуратного пальто стекала та же жижа. Машина обдала ледяным душем обеих. Будучи всё-таки раза в три моложе, Вика бросилась помогать старушке отряхнуться. Светофор переключился на красный. Они остались стоять. Переглядывались друг с другом, стараясь улыбнуться.

Так и пошли через переход две мокрые женщины – молодая и пожилая, одна поддерживала другую под руку, вторая доверчиво опиралась на свою нежданную помощницу. Доведя Варвару Петровну до тротуара на другой стороне Больших Каменщиков, Вика поняла, что та просто не может идти дальше одна. На таком «катке» и молодые-то равновесие не удержат. Вызвалась проводить до дома. Пока шли, Варвара Петровна рассказывала про своё детство в этом районе: какие были дома, улицы, где стояла булочная, какой хлеб там пекли, как в монастырь бегали за молоком, про катание на коньках рядом с площадью…

Вика понимала, что уже начинает опаздывать, может не успеть на свою маршрутку, а такси стоит дорого, она со своей ипотекой старалась не шиковать. Но было что-то в этой бабушке такое настоящее, сейчас редко встречающееся, напоминающее ей детство и папу с мамой. Шла медленно, в темпе бабулечки, слушала всё внимательно, с искренним интересом, и попутно гнала от себя мысль о маршрутке. Периодически тренькал телефон – это подруга выясняла, куда же она запропастилась и почему до сих пор не выехала. От чая, предложенного старушкой, Вика категорически отказалась. Объяснила, что ей ехать за город. Хотя потом ещё долго жалела, что не осталась на чай. Было от этих мыслей как-то тепло и очень грустно.

Доведя Варвару Петровну почти до квартиры, вылетела из подъезда и помчалась к метро, благо было совсем близко. Пальто уже чуть подсохло, и кофейного цвета пятно смотрелось на светло-сливочном фоне почти как дизайнерский акцент – так она представляла, чтобы не заплакать от расстройства. Сапожки тоже были совсем в плачевном состоянии.

Когда влетела на автовокзал у метро «Щёлковская», даже очереди на маршрутку уже не было – Вика опоздала на 30 минут. Всю дорогу надеялась, что из-за погоды маршрутка задержится, но нет. Видимо, водитель тоже спешил к новогоднему столу, хотел развезти всех быстрее.

Расстроившись и ещё не сообразив, что же делать, Вика села на лавочку. Вокруг сновали спешащие и занятые собой люди, пролетали машины, сияли гирлянды. Только Вика не сияла и никуда не летела. Всё, приехали. Здесь и будет её праздник – на остановке. «А что? Зато запомнится», – подумала Вика и с досадой улыбнулась. Достала телефон, написала подруге, что застряла на остановке, начала листать поздравления от друзей и коллег в своих мессенджерах.

Машина сигналила всё настойчивее. Вика очнулась от своих фантазий про Новый год на остановке, посмотрела, кто же так упорно мигает фарами и кричит что-то в окно машины. Тем временем Сергей – а это был он, тот самый сосед по лестничной площадке, – уже вышел из машины, забрал её пакеты с продуктами, стоявшие рядом.

– Ты давно меня ждёшь? Прости, задержался, поехали скорее, а то праздник пропустим! – сказал он и улыбнулся самой лучшей в мире улыбкой.

Конечно, они попали в длинную пробку – длиной в целый год. Выехали в этом году, приехали в следующем. Зато было всё по-новогоднему! Праздничное угощение из мандаринов, которые Сергею привёз друг из Абхазии, красной икры с хрустящим хлебом, которые она везла с собой, а ещё – салют над Москвой, приветствие тысяч гудков машин, застрявших в пробке, как и они, улыбки соседей по несчастью, а на самом деле – счастью. Трогательные воспоминания и пузырьки шампанского – уже дома, куда они ввалились со смехом и шумом, наполненные волшебством этого вечера и ожиданием праздника на всю жизнь.

Как вовремя она опоздала!

Толстенькая Оля и худенькая Тоня, или Сколько весит счастье?

Жили-были две девочки – толстенькая Оля и худенькая Тоня. Учились в одном классе, дружили. Одна хотела похудеть, вторая – поправиться. Что же из этого вышло?

Олина бабуля любила печь пирожки. Пирожочки получались – просто загляденье, красивые и вкусные. Выставочные пирожки! Начинки разнообразные – тут тебе и капуста с яйцом и жареным луком, с тыквой, с брусникой, расстегаи с судаком. Бабуля на рынок специально ходила, а потом фарш крутила, чтобы Оленьку и её родителей откормить. Да-да, она считала, что все вокруг вечно голодные, поэтому старалась и целыми днями с увлечением пекла. Несколько раз Оля хотела помочь бабушке – ей было интересно лепить из теста, но получалось не очень ровно. Бабуля расстроилась и больше не давала Оле крутиться на кухне.

– Иди лучше уроки делай, – говорила она внучке.

Оля не хотела делать уроки. Она хотела играть. Оставшись одна в комнате, примеряла мамины платья и туфли, красила губы, выходила к бабушке со словами:

– Я буду модель!

– Деточка, для модели у тебя ни роста, ни веса. У нас в роду не может быть моделей, – отвечала бабушка, разворачивалась и продолжала готовить свои пирожки. Ещё и борщи!

– Первое обязательно, – приговаривала бабуля, – второе, третье и компот с пирожками.

Оля бабушку любила, отказать ей не могла, да и пирожки обожала. В свои тринадцать лет она весила 75 кило при росте 162 сантиметра. «Маленькая и толстая», – думала про себя Оля, с тоской глядя в зеркало и уминая очередной пирожок. Ближе к пятнадцати Оля узнала, что такое целлюлит, и с удивлением обнаружила его на своём теле.

Одноклассницы, журналы и телевизор активно пропагандировали худышек. «Худой быть модно, стильно, престижно», – кричали отовсюду заголовки. Только худые выходят замуж, идут вверх по карьерной лестнице, котируются в обществе. Но отказать бабушке в поедании пирожков не было никакой возможности. Она и мёртвого накормит.

Оля стала хитрить. Забирала пирожки с собой, а по дороге скармливала собакам и котам либо угощала в школе мальчишек – те всегда голодные. В школе ничего не ела, стала практиковать рвоту после сытного семейного обеда. Твёрдо решила, что будет худой. В шестнадцать лет она уже весила 60 килограммов, стала ходить на аэробику, делать утром зарядку.

С родителями был конфликт. Полные от природы мама и бабушка с ужасом воспринимали трансформации их Оленьки-плюшечки. Но при всей видимой целеустремлённости Оля очень страдала. У неё начались головные боли, ныл желудок и всё время хотелось есть. Голод она запивала томатным соком. Начала курить – ей так было легче голодать.

Тоня уродилась из серии «не в коня корм», чему, кстати, очень удивлялась и завидовала Оля. Её тоже, конечно, кормили дома – но совсем с другой интенсивностью. Жила она с мамой и старшим братом: её родители развелись давно, когда Тоня была ещё маленькая. Отец почти не появлялся в её жизни, а мама была всё время на работе, готовить ей было некогда. Утром варили овсянку, по дороге в школу Тоня грызла яблоко, и ещё парочку брала с собой – к вечеру было голодно. Тоня любила, когда Оля приносила в школу пирожки. Мама такие печь не умела.

Она очень переживала, что такая худющая. Вон у Оли уже и грудь, и попа – всё на месте. А она – как та царевна, тоща, как полвесла… Ноги-ниточки торчат из-под юбки, кто на такую посмотрит?

Тоня с мамой и братом готовили в выходные – пекли пиццу из всего того, что завалялось в холодильнике. Это была самая вкусная пицца в жизни! В ход шло буквально всё. Мама делала тесто на кефире на скорую руку: один стакан кефира, можно даже не первой свежести – чаще всего такой и был в их холодильнике, два с половинкой стакана муки, одно яйцо – больше обычно и не было, чуть соли, соды на кончике ножа, сбрызнуть соком лимонной дольки, чайная ложка сахара, три столовые ложки растительного масла. Кефир мама всегда грела. Потом в тёплый кефир разбивала яйцо, бросала соль, сахар, масло, муку. Получался колобок. Его нежно заворачивали в пакет и убирали в холодильник на полчаса.

Тем временем все вместе резали колбаску, помидоры, тёрли засохший сыр. Брат Лёшка нарезал колечками тугую луковицу – мама от лука плакала, поэтому Лёшка был ответственный за её жизнь без слёз. Чего они только не пробовали добавлять в свою семейную пиццу! Всегда было вкусно. Потом колобок раскатывали, смазывали кетчупом или краснодарским соусом, сверху выкладывали всё, что нарезали, потом лук, щедро – сыр, а завершал композицию майонез. С майонезом – это что-то! А ещё маринованные огурчики, если были. Разомлевшее под одеялом начинки тесто помещали в разогретую на полную мощь духовку – и через десять минут вкушали с горячим чёрным чаем это божественное блюдо.

Тоня ждала их пекарских выходных всю неделю – хотя они с Лёшкой могли и ночью иногда пойти на кухню, испечь пиццу, слопать её всю подчистую и завалиться спать, пока мама была на дежурстве. Так Тоня и жила – от еды до еды, вечно голодная, но это её никогда не расстраивало. Она всегда находила чем заняться, была полна энергии и деятельной радости жизни.

Прошло пятнадцать лет, наши героини выросли. Уже совсем взрослые тёти – им по тридцать. Худющая Оля и толстенькая Тоня. Да, вы не ослышались, а я не перепутала.