– В чем дело? – спрашивает он, тяжело дыша. – Что не так?

Я не хочу ему отвечать. Не хочу, чтобы он знал о том, что причиняет мне боль. Не хочу его отпускать. Вместо этого я морщусь, стискивая его плечо одной рукой, а второй нашаривая свой хрустальный кулон. Я обхватываю пальцами граненый камень. Он не откликается, как бы крепко я его ни сжимала.

– Фэрейн? – Голос Фора растерян, отчасти даже испуган. – Фэрейн, любовь моя. Я сделал тебе больно? – Он отстраняется, высвобождаясь из моих ослабевших рук. Он садится на край постели, повесив голову, и запускает пальцы в волосы. – Какой же я дурак! Прости меня. Я веду себя словно похотливая скотина, в то время как ты только что…

– Нет, Фор. – Мой голос дрожит. Но в тот момент, как прерывается контакт, по моему телу растекается оцепенение. Боль, причиняемая его эмоциями, исчезла так бесследно, что я даже задумываюсь, а не вообразила ли ее. Я открываю глаза, все еще стискивая кристалл, и встречаюсь с его страдальческим взглядом. – Дело не в тебе. Клянусь. Это… шок, ведь сразу столько всего…

Он наклоняется ближе, обхватывает мою щеку ладонью. Я морщусь, ожидая, что от этого прикосновения между нами снова откроется проход. Но ничего нет; оцепенение не отступает. Я вздрагиваю и опускаю глаза, не вполне понимая, как должна себя чувствовать. Пожалуй, я бы предпочла ощущать боль от его вины, чем эту пустоту.

– Ты должна отдохнуть, – говорит он, его голос тверд. – Ты должна поспать, оправиться. – Он качает головой, горестно улыбаясь. – Прости меня, любовь моя. Я ничего не могу поделать с тем, как отчаянно хочу возместить все то время, что мы упустили.

Я касаюсь его руки, все еще лежащей на моей щеке.

– Я хочу испытать с тобой все, Фор. Хочу заполнить все те мгновения, что у нас еще остались. – Затем, взяв его ладонь, я опускаю ее на свое сердце, прижимаю к груди. – Но твой народ сейчас нуждается в тебе.

Он подается вперед, удерживая мой взгляд.

– Я не хочу оставлять тебя одну.

– Ну тогда пришли сюда Хэйл, когда найдешь ее. – Я улыбаюсь и слегка склоняю голову набок. – Со мной все будет в порядке, Фор. Клянусь тебе. После всего случившегося что теперь вообще способно меня напугать?

Его глаза изучают мое лицо, пытаясь, возможно, пробить мой фасад спокойствия. Он медленно качает головой.

– Я боюсь, что в тот же миг, как упущу тебя из виду, ты сразу же ускользнешь от меня. Словно сон, исчезающий пред лицом жестокой реальности мира яви.

Я подношу его ладонь к своим губам, целую костяшки пальцев.

– Я не сон. И я буду здесь, буду ждать твоего возвращения. – Отталкивая его от себя, я заканчиваю твердым голосом: – Ступай. Будь тем королем, который нужен Мифанару.

Фор делает долгий вдох, собираясь с духом. Затем, обхватив мой затылок, он привлекает меня к себе, вновь завладевая моими губами. И тут же связь между нами полностью раскрывается, сокрушая оцепенение силой его чувств, пронзающих меня своими лучами. В них все еще есть боль, страх и тревога, а также неизменная, ужасная пульсация вины. Но прямо сейчас все прочие чувства тонут в потоке чистой любви.

Я почти поддаюсь искушению ухватиться за него, притянуть к себе, забрать обратно все только что произнесенные слова и удержать его здесь, со мной. Но я этого не делаю. А когда он отрывается от меня и встает с постели, то не оглядывается. Он идет по обломкам, усеивающим мою комнату, выходит на балкон, ни разу не замедлив шаг. Как будто он знает, что одного лишь взгляда будет достаточно, чтобы сломить его решимость.

В следующий миг он садится на своего морлета и исчезает. Оставляя меня в одиночестве.

Это странное ощущение. Столь полно я его не испытывала уже очень долгое время. С тех самых пор, как пробудился мой божественный дар, а душа утонула в шквале эмоций других людей. С того самого момента я вела свое существование, постоянно находясь с кем-то в связи, добровольно или же нет. Даже когда я только прибыла в Мифанар и чувства трольдов оказались вне моей досягаемости, я все равно осознавала, что они есть. Они все равно были на месте, гудели на краю моего восприятия.

Но это – другое. Это – пустота. Гулкая и неохватная.

В венах гудит паника. Мне хочется вскочить с этой кровати, на неверных ногах пересечь комнату, крикнуть вслед Фору, чтобы он вернулся и заключил меня в объятия. Чтобы покрывал меня поцелуями, покуда я вновь не почувствую, как пробуждается связь между нами. Лишь только слабость в руках и ногах и боль, все еще дрожащая в костях, не дают мне сойти с этого места. Я обеими руками сжимаю покрытые пылью одеяла и стискивая зубы. Когда какая-то доля паники отступает, я снова хватаюсь за кулон, поднимаю его на уровень глаз.

В нем эта тьма. Глубоко, в самом центре. Пятно, которого раньше там не было. Что это может означать? Мои силы угасают? Уж конечно, мой дар не покинул меня полностью, коль скоро поцелуй Фора сумел настолько его пробудить. Закусив губу, я верчу камень в руках. Было время, когда я отдала бы что угодно – что угодно, – лишь бы избавиться от этого дара, этого источника постоянной агонии. Но без него кто я такая?

«Тебя одарили боги. Наделили тебя божественными благословениями, предназначенными для достижения божественных целей».

Я хмурюсь. Чей это голос бормочет у меня в голове? Это самообман, не иначе. Та жалкая часть меня, которая всегда хотела верить, что боги, которым я служила с такой преданностью, не могли столь ужасно ошибиться, наделяя меня даром.

Боль наконец отступает, подобно тому, как прилив всегда сменяется отливом. Она, разумеется, вернется. Но пока что я могу дышать свободнее. Встав, я жду, пока комната не прекратит вращаться, затем пытаюсь сделать шаг. Кажется, ноги способны выдержать мой вес. Обновляющий пруд заживил сломанную лодыжку, а также все прочие порезы и синяки, усеивавшие тело. Я шепотом возношу быструю благодарственную молитву, а затем со слегка кружащейся головой направляюсь к окну и выбираюсь на балкон. Обеими руками сжимая каменные перила, гляжу на город. В последний раз, как я смотрела на него отсюда, ужас его жителей поднимался черной волной и накрывал меня, разом топя и стирая в порошок. Теперь же? Ничего. Я вижу городские башни и крыши, извилистые дороги. Я вижу далекие стены каверны и многочисленные мосты, что выгибаются арками над пропастью и окружают Мифанар. Я все это вижу. Но не чувствую.

Божественные цели…

Дверь комнаты со скрежетом открывается, отодвигая обломки, валяющиеся на полу. Я разворачиваюсь на месте и хватаюсь за оконную раму. Мое сердце подскакивает в надежде, что это вернулся Фор, и вот его имя уже на моих губах. Но это Хэйл входит в мою комнату. Ее бледная кожа выглядит странно-серой, нежная плоть почти того же оттенка, что и камень доргарага, уродующий ее челюсть и часть одной щеки. Она покрыта синяками, порезами и темно-синими пятнами крови. Когда я видела ее в последний раз, она яростно защищала меня от пещерных дьяволов, охраняла подступы ко мне. Я же тем временем ползла к кругу камней, чтобы принять свой отчаянный бой.

– Хэйл! – восклицаю я.

Она тут же устремляет на меня свои глаза. Под ними залегли глубокие тени. Она всегда была яростной и жесткой, даже моему божественному дару было сложно в нее пробиться. Но здесь что-то другое. Что-то куда худшее.

– Хэйл, – вновь говорю я и делаю шаг вперед, отказываясь от опоры, которую предлагала оконная рама. Я обхватываю себя руками. – Ты в порядке? Ты была ранена в битве?

Она смотрит на меня. Открывает рот. Снова его закрывает. Затем очень тихо шепчет:

– Это и правда вы?

Ох. Конечно же. В последний раз, когда моя верная телохранительница меня видела, я была мертва. Я сглатываю и киваю.

– Боги не сочли нужным забирать меня. Пока еще нет. Я здесь. Я жива.

Она качает головой.

– Я не верила, – выдыхает она. – Я… Когда Фор сказал мне… Но я думала, что он просто сошел с ума от горя.

– Нет, Хэйл. Я…

Все, что я еще могла бы сказать, резко обрывается. Крупная женщина-воин вдруг падает на колени, зарывшись лицом в ладони. Пораженная, я смотрю на нее во все глаза. Я рефлекторно хватаюсь за свой кристалл, готовлюсь к атаке ужасных эмоций. Но они не приходят. Я вижу признаки того, что ее сердце разрывается надвое, но совершенно не чувствую этого. Однако зрелище все равно кошмарное. Хэйл такая сильная, такая гордая, такая непроницаемая. Что могло вот так ее сокрушить?

– Хэйл? – осмеливаюсь спросить я, делая шаг в ее сторону. Комната тут же кренится. Я пошатываюсь и хватаюсь за спинку стула, когда новые искры боли разгораются у меня в ногах и руках. Чернота сужает поле моего зрения, но я зажмуриваю глаза и борюсь с ней, твердо вознамерившись не поддаваться.

Когда боль отступает, мои уши заполняют сломленные звуки рыданий. Я делаю глубокий, успокаивающий вдох. Перейдя комнату, я опускаюсь на колени подле женщины-трольда и осторожно кладу руку ей на плечо. Она меня, кажется, не замечает. Между своими жуткими всхлипами она рычит какие-то трольдские слова, которых я не понимаю. Кроме одного. Одно лишь слово различают мои уши.

– Йок!

На дно живота словно падает камень.

Йок. Ее брат. Тот юный стражник.

С мальчиком что-то случилось. Что-то ужасное. Во время нападения. Он, разумеется, был там, сражался с ними и… и…

Быть может, моя жертва и спасла тысячи. Но я была недостаточно быстрой, недостаточно сильной, чтобы спасти его.

Я тяжело оседаю подле Хэйл. Слезы щиплют мои собственные глаза, слезы боли, слезы ярости, беспомощности. Тщетности. Мне нечего предложить, ни утешения, ни заверений. Ничего, кроме своего присутствия. Так что я обхватываю рукой женщину-трольда и обнимаю ее, пока она раз за разом бормочет одну и ту же фразу, словно молитву:

– Морар тор Граканак. Морар тор Граканак.

Глава 2. Фор

Будь по-моему, я бы сейчас находился в нижней части города вместе со своими воинами, прочесывал бы улицы, дабы убедиться, что все вогги и в самом деле убежали из Мифанара. Либо это, либо я занимался бы ранеными, или помогал бы собирать мертвых и подготавливать их тела. Любое из этих дел, неважно, сколь мрачное или ужасное, было бы предпочтительнее, чем заседать в тронном зале, выслушивая донесения и демонстрируя себя потрясенным членам моего двора, беспрерывно сменяющим друг друга.

И все же я сижу здесь. Мои руки стискивают резные драконьи головы, служащие подлокотниками древнего трона, с которого многие поколения Королей Теней правили этим государством. Мое лицо твердо и неподвижно, словно статуя, не выражает ни ужаса, ни облегчения. Я – то, что требуется моему народу, – камень. Недвижимый и непоколебимый.

Густая синяя кровь сочится из пореза на лбу канцлера Хог, стоящей на коленях у моих ног. Одинокая капля, оставляя за собой след, пробирается вниз, от виска к челюсти.

– Мои подчиненные все еще пытаются установить окончательное число погибших, – сообщает она мне своим обычным монотонным голосом. Ровно так же она могла бы озвучивать повестку предстоящего фестиваля или излагать планы для новых шахтерских разработок. – Есть основания надеяться, что потери оказались не столь значительны, как мы поначалу опасались. Похоже, вогг тянуло к дворцу. А точнее, к саду. Многие даже не отвлекались на убийства.

Вниз по хребту пробегает холодок. Я все еще точно не знаю, что именно сделала Фэрейн или как она это сделала. Не уверен, что она и сама это знает. Но что-то в Круге Урзулхар привлекало отравленных вогг. Должна быть какая-то связь, мне бы только ее увидеть.

Лишь когда Хог заканчивает свой доклад, я спрашиваю:

– А что с лазаретом? Мадам Ар в ее усилиях нужна всяческая поддержка.

Хог кивает и неосознанно касается раны у себя на лбу.

– Лазарет в данный момент переполнен. Это все, что мне известно; я не смогла получить более конкретной информации.

Я раздраженно хмыкаю, стискивая челюсти.