Но ни разу не получила ответ.

Об этом я, конечно, никому не рассказывала.

Да и вообще, я уже десять лет как сорвала плакаты в приступе ярости, ведь Райнер Култи, прозванный фанатами Королем за непредсказуемую и изобретательную игру, посмел жениться.

Вот что он, не знал, что должен случайно встретиться со мной в самолете и тут же влюбиться? Что нас вообще-то ждала свадьба и целая толпа детишек, которые выросли бы гениальными футболистами? Да уж… видимо, он этот момент упустил, потому что женился на какой-то актрисе с огромными сиськами.

Не прошло и года, как он окончательно разочаровал меня своими поступками, и я так его и не простила.

Только Гарднер об этом не знал.

* * *

В ответ на вопрос главного тренера, с которым проработала четыре года, я выпрямилась и пожала плечами. Как я на него смотрю? Без радости?

– Джи, ты ведь в курсе, что он сделал с моим братом?

Я бы не удивилась отрицательному ответу – уж больно он радовался, рассказывая мне про контракт Райнера Култи.

Но Гарднер кивнул и пожал плечами, глядя на меня в замешательстве.

– Да, конечно. Поэтому ты и должна быть на конференции, Сэл. Если не считать Дженни и Грейс, ты самая популярная и узнаваемая в команде. Как там тебя называют, «любимица родного штата»?

«Любимица родного штата». Ну и мерзость. Будто я какая-то старшеклассница, которую выбрали королевой выпускного – хотя на самом-то деле я все праздники пропускала из-за очередного матча.

– Култи сломал…

– Я знаю, что он сделал. Как только стало понятно, что Култи будет с нами работать, мы обсудили этот вопрос с пиарщиками. Не надо превращать сезон в мелодраму. Сделай команде одолжение, Сэл: постой перед камерами, поулыбайся, как ты умеешь. Разве это так сложно? Нам нужно, чтобы люди говорили о команде, а не вспоминали старые разборки. Всего десять минут – ну, может, двадцать. Выйдем втроем, ответишь на пару вопросов, и все. Больше я никогда ничего такого не попрошу, обещаю.

Первая мысль была простой: это Эрик со своей голенью во всем виноваты.

Я с трудом сдержала желание побиться головой о стол, разделяющий нас с Гарднером, и вместо этого погрузилась в пучину ужаса. Даже живот заболел, и пришлось прижать к нему руку, словно это могло помочь. А потом я снова вздохнула и смирилась с жестокой правдой.

Женская лига – она же за семейные ценности, высокую мораль и все самое лучшее. Я это усвоила на собственной шкуре и прекрасно понимала, что хочешь не хочешь, а фарс нужно поддерживать. Серьезно, некоторые бы глотку мне перегрызли, лишь бы оказаться на моем месте. Может, встреча с Култи перед пресс-конференцией – то, что доктор прописал?

Разобраться с ним раз и навсегда и дальше жить своей жизнью. Все равно последние десять лет я не особо следила за его карьерой, а он два года назад ушел из Европейской лиги и совсем пропал из медийной сферы, где до этого вечно крутился благодаря рекламным контрактам. В какой-то момент нельзя было даже в торговый центр зайти, не наткнувшись на очередной постер с его лицом.

– Да поняла я, – простонала я, запрокинув голову к потолку. – Ладно.

– Вот и умничка.

Еще немного, и я бы точно назвала его сраным садистом, который прекрасно знал, в какой истерике я буду сидеть на этой пресс-конференции, но успела вовремя взять себя в руки.

– Очень постараюсь не запинаться и не заблевать журналистов в первом ряду, но ничего не обещаю.

А потом пойду и при первой же возможности хорошенько тресну Эрика по почкам. Будет знать.

«Давай, Сэл, ты справишься. Ты все сможешь».

В детстве, когда папа просил меня что-то сделать, а я отказывалась – обычно потому, что боялась, как, например, огромных летающих тараканов, которые пробирались в наш дом, – он показывал на меня пальцем и говорил по-испански:

– Sipuedes!

«Ты сможешь».

И тогда, рыдая, я вооружалась тапком и шла убивать чудовищ из глубин ада – в общем, делала то, чего совсем не хотела.

«Могу и буду» стало моим девизом по жизни. Мне не нравилось, когда люди во мне сомневались, и неважно, что я сама об этом думала. Гарднер этим воспользовался, а я, разумеется, повелась.

Но ничего. Я справлюсь. Ну побудем мы с Райнером Култи в одном помещении. И что с того, что мы ни разу не встречались? Посидим друг от друга в двух метрах, пообщаемся с телевизионщиками. Всего-то.

Внутри я поджала лапки, как раздавленный паучок, умоляя Вселенную поскорее избавить меня от мучений. Ну боялась я камер, что тут поделать? Такова уж была природа фобий: логике они не поддавались и смысла в них не было. Я понимала, насколько это иррационально и глупо, но по шкале от одного до десяти хреново мне было где-то на пятьдесят.

– Готова? – спросил Гарднер перед началом пресс-конференции. Журналисты за стенкой галдели так, что мне стало плохо. Как я вообще тут оказалась? Передо мной же было целых две кандидатки, которых можно было пригласить на публичные выступления. До меня очередь обычно не доходила, и неспроста.

На поле меня не пугала многотысячная толпа, но стоило оказаться перед камерой – и я выключалась. Стояла как дурочка, хлопала ртом и жестикулировала, как Рикки Бобби в своем интервью. Наверняка в Интернете нашлось бы какое-нибудь интервью, где я выставила себя полной тупицей. Всего-то и стоило, что запинаться, потеть и трястись одновременно.

Я ощущала себя так, будто только пришла с хорошей пробежки. Потные ладони, мокрые подмышки… дрожащие ноги. Обе. А если у меня трясутся ноги – ничего хорошего можно не ждать.

Но я не собиралась признаваться, что нервничаю. Просто спрятала руки в карманы, натянуто улыбнулась и поблагодарила богов за ниспосланные мне этим утром спортивки, за свободной тканью которых не было видно, что ноги решили пожить своей жизнью.

– Готова, – сквозь зубы соврала я.

Увы, Гарднер хорошо меня знал, а потому вранье чуял издалека. Расхохотавшись, он хлопнул меня по плечу и хорошенько встряхнул.

– Ну ты и развалина! Не дрейфь. Все будет нормально.

Из-за угла выглянула наша пиарщица. Осмотрелась, нахмурилась и снова скрылась за поворотом.

Нет. Я не могу.

«Можешь».

Надсадно закашлявшись, мысленно я продолжила твердить, что справлюсь и что все у меня получится.

А потом за стенкой раздался усиленный микрофоном голос:

– Еще минутку, пожалуйста, – и нога затряслась сильнее.

Господи боже.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – пробормотала я себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Все будет хорошо, – сочувственно улыбнувшись, заверил Гарднер.

Я откашлялась и кивнула, мысленно умоляя себя успокоиться. Пару раз быстро вдохнула, выдохнула, а потом набрала в легкие воздуха и задержала дыхание, как обычно делала, когда была на взводе перед игрой.

Ага, хрен там. Не помогло.

Я сглотнула, борясь с подступающей тошнотой.

– А он вообще где? – спросила я.

Гарднер огляделся, будто сам удивился вопросу.

– Слушай, не знаю. Может, ждет в другой комнате?

Долго гадать не пришлось, потому что секунду спустя вернулась пиарщица, которая заглядывала раньше, и мрачно произнесла:

– У нас проблема.

Глава 2

– Не может быть.

– Может.

– Сэл, я не шучу. Ни капли. Пожалуйста. Умоляю. Скажи, что ты не серьезно.

Откинув голову на изголовье кровати, я закрыла глаза и страдальчески улыбнулась собственным мыслям. Мне конец. Пора было смириться с объективной реальностью, все равно от нее никуда не деться. Поэтому я ответила Дженни правду:

– О, еще как серьезно.

Как истинная подруга, Дженни Милтон всегда разделяла всю мою боль и страдания; ее протяжный стон услышали бы и в другом городе. Мое унижение было ее унижением. С Дженни мы познакомились пять лет назад в тренировочном лагере национальной сборной – «лучших» игроков США – и сразу же подружились.

– Нет, – простонала, почти просипела она. – Нет.

О да.

Вздохнув, я прокрутила в голове те двадцать минут, что провела перед камерами. Хотелось умереть. Конечно, не сказала бы, что ничего хуже со мной не случалось, но я бы с радостью вернулась в прошлое и все исправила, выдайся такая возможность. Ну или как минимум взяла бы пример с героев «Вечного сияния чистого разума» и стерла бы себе память.

– Пойду покрашу волосы, сменю имя и перееду в Бразилию, – ровным тоном сообщила ей я.

А что сделала она? Рассмеялась. Рассмеялась, хрюкнула и посмеялась еще.

Полное отсутствие попыток меня успокоить лишь подтвердило, что я драматизировала не напрасно: недавние события действительно заслуживали подобной реакции.

– Кто вообще смотрит пресс-конференции от начала и до конца? Как думаешь, есть шанс, что никто ничего не заметит?

Дженни задумчиво хмыкнула.

– Боюсь, это вряд ли.

Повесив голову, я издала нечто среднее между всхлипом и сухим смешком.

– По шкале от одного до десяти насколько все плохо?

Дженни ответила не сразу, зато красноречиво: высоко сдавленно хихикнула, явно сотрясаясь от смеха всем телом. Она всегда так смеялась, когда я позорилась. Вроде того раза, когда я помахала прохожему, потому что решила, что он машет мне, а он, конечно, махал кому-то другому. Или когда я поскользнулась на мокром полу и отбила всю задницу.

Не знаю, чего я ожидала.

– Сэл, ты серьезно?..

– Да.

– У всех на глазах?

– Угу, – буркнула я. При одной только мысли хотелось проблеваться, а потом забраться в пещеру и остаться там навсегда. Все закончилось, жизнь продолжается. Через десять лет никто об этом даже не вспомнит, но…

Но я-то вспомню.

И Дженни – ух как она вспомнит, особенно если найдет трансляцию. А она найдет, я даже не сомневалась. Наверняка она уже пересматривала подборки худших провалов недели в поисках выступления Сэл Касильяс.

– Ты ржать закончишь? – гаркнула я в трубку, наслушавшись то и дело прорывающихся смешков.

– Закончу! Когда-нибудь, – ответила она и расхохоталась еще сильнее.

– Ну ты и засранка! Я сейчас трубку брошу.

Послышался громкий смешок, потом еще один, а потом она рассмеялась в голос.

– Сейчас… погоди… минутку, – прохрипела она.

– Ты в курсе, что я специально тебе позвонила, потому что ты добрая? Еще подумала: «Кто же не станет надо мной издеваться?» Дженни, вот кто. Спасибо тебе большое.

Она судорожно вздохнула, а потом прыснула снова. Я даже не сомневалась: она заново прокручивает в голове ситуацию, и та ее знатно смешит. Могу понять: я бы тоже посмеялась, если бы не опозорилась перед СМИ.

Убрав телефон от уха, я поднесла палец к красной кнопке и представила, как нажимаю ее.

– Ладно, ладно. Все, я спокойна. – Она пару раз коротко вздохнула, пытаясь окончательно взять себя в руки. – Все, все! – Из ее носа вырвался странный тонкий всхрюк, но она его подавила. – Так. Значит, он так и не появился? И вам не сказали почему?

Култи. Это он был во всем виноват. Ну ладно, не он. Я сама была виновата.

– Нет. Якобы при перелете возникли какие-то проблемы. В итоге мы с Гарднером отдувались вдвоем.

Мысленно я всплакнула.

– Звучит сомнительно, – заметила Дженни почти ровным тоном. Почти. Я сразу представила, как она зажимает переносицу и отводит трубку подальше от уха, посмеиваясь. Вот сволочь. – Небось устроил себе поздний завтрак и любовался рекламой со своим участием.

– Или откопал старые записи с игр и критиковал все подряд.

– Или коллекцией часов любовался… – Он их всегда рекламировал, сколько я себя помню.

– Сто процентов сидел в барокамере и читал про себя статьи.

– О, мне нравится, – рассмеялась я, но тут телефон дважды коротко завибрировал. На экране высветился длинный номер, начинающийся на пятьдесят два, и я мгновенно сообразила, чей он. – Так, мне пора, на тренировке увидимся. Твой лучший друг звонит.