Взбиваю волосы у корней, кидаю последний оценивающий взгляд в зеркало и выхожу. Тороплюсь на химию, когда вдруг за очередным поворотом кто-то перехватывает меня за талию и резко дергает на себя. Коротко взвизгиваю и тут же радостно выдыхаю:

– Слава!

– Привет, малышка, – успевает сказать он перед тем, как меня поцеловать.

На все движения его языка реагирую привычно послушно и старательно. Следую ритму, который он задает, а сама думаю – может быть, это я какая-то не такая?

Когда Ковалев лезет мне под рубашку, дергаюсь и шепчу:

– Ты чего, увидят же.

– Маша-а-а, – тянет он, оставляя еще один поцелуй у меня на губах, – такая ты правильная. Заводит.

Смеюсь, выворачиваясь из объятий Ковалева, и бросаю на него кокетливый взгляд, проверяя, не раздражен ли. Но он улыбается, убирает назад волосы. Стягивая с запястья резинку, собирает их в аккуратный хвост. Чмокает меня в щеку и сообщает тихо:

– Через две недели все в силе? Я тебя очень жду.

Стараясь смотреть не слишком затравленно, я киваю.

Потом говорю:

– На химию опаздываю, Слав.

– Беги, моя отличница.

Приподнявшись на носочки, целую его в губы и говорю, стараясь звучать уверенно:

– Я еще рассказать хотела, нас с одним из новеньких в пару поставили.

Ковалев смотрит в телефон, что-то пишет, потом хмурится и спрашивает, не глядя на меня:

– В какую еще пару?

– Вроде как подтянуть по предметам. Я его по химии, он меня по физре. Наша Алевтина с родителями уже договорилась.

– По физре? А у тебя там что?

– Слав, – говорю неуверенно, – я же рассказывала про Лиану. И тройку.

– Точно, – он блокирует телефон и улыбается, – ну хорошо. Сдавайте свои зачеты. Мне есть о чем переживать?

– Нет. Конечно, нет.

– Хорошо. Скажи, если что-то будет смущать, окей?

– Окей, – соглашаюсь озадаченно.

Мой парень снова переключает внимание на телефон и, кивнув мне, первым уходит. Какое-то время остаюсь стоять посреди коридора. Слушаю звонок, но даю себе пару секунд передышки. Три месяца на вулкане, а я все еще не привыкла.

Это вообще достаточный срок? Ну, понимаете, да? Через две недели у нас будет почти четыре месяца. Наверное, Слава прав, и мне нужно подтвердить свою любовь?

Когда меня таранит плечом какой-то младшеклассник, я наконец прихожу в себя. Придерживая лямку рюкзака на плече, несусь к нужному кабинету. Кажется, опаздываю всего на минуту, но все равно внутренне сжимаюсь. Учитель на меня даже не смотрит, и я торопливо падаю на свое место. Боковым зрением отмечаю, что парта за мной пустует. Конечно, вряд ли братья Наумовы настолько дисциплинированы, что будут приходить к первому уроку вовремя.

Быстро раскладываюсь и устремляю к доске внимательный взгляд. Для поступления в медицинский этот предмет мне нужно сдать на отлично, и у меня, конечно, есть репетитор, но и в школе я сачковать не намерена.

Ко мне поворачиваются Ира и Яна, и мы обмениваемся воздушными поцелуями. Девчонки классные, с ними весело проводить время, но я как будто все время чувствую себя в напряжении. Мы точно не лучшие подруги, но я однозначно рада тому, что мы близко общаемся.

До девятого класса я была просто тихой отличницей, притом достаточно полненькой. Еще и рыжая, прикиньте? Это такое непаханое поле для буллинга, мечта любого школьника. А потом мы переехали, за лето я немного вытянулась и похудела, и в новую школу пришла уже немного другой. А когда Слава предложил мне встречаться, мой статус очень сильно изменился. Ира с Яной приняли в свою компанию, да и в школе в целом зауважали. Никогда не думала, что такой парень, как Ковалев, может обратить на меня внимание, конечно, но…

Дверь распахивается, и вереница моих рассуждений разваливается, как дженга, из которой неудачно вытащили брусок. По коже ползут мурашки, холодные спазмы охватывают все тело в рандомных местах – затылок, плечи, грудная клетка. Выпрямляю спину и утыкаюсь взглядом в тетрадь. Просто не буду смотреть.

– Можно? – слышу знакомую наглую интонацию.

Тут же, не в силах бороться с собой, я вскидываю взгляд на ее обладателя. Сейчас уверена, что это Гордый. Вопрос он задал химичке, но смотрит на меня. И я снова вязну в нашем зрительном контакте, на этот раз ощущая его не болотом, а чем-то более чистым, но ужасно пугающим. Как будто стою на вышке над обрывом, а в ушах ветер свистит. Да, определенно похоже на «горную болезнь». Наумов чуть наклоняет голову и продолжает сверлить меня взглядом из-под челки. Меня размазывает. Не могу отвести глаз, просто не могу. Тогда он подмигивает и улыбается только одним уголком губ. Чувствую, как щеки теплеют.

Ничего необычного, просто гиперемия. Это всего лишь значит, что сосуды кровеносной системы какого-то органа или области тела переполнены кровью.

Черт, все мои области тела под угрозой, это точно. Усилием воли заставляю веки опуститься, а голову повернуться. Записываю в тетради дату, старательно выводя каждую цифру. Пытаюсь сморгнуть странное ощущение, которое Гордей накинул на мое тело, словно тяжелое одеяло.

Я не хочу все это ощущать. Мне страшно и стыдно. Не знаю точно, от чего, но предчувствие у меня плохое.

Пока Наумовы садятся на свои места за моей спиной, я старательно концентрируюсь на чем угодно, только не на голосе Гордого, который едва слышно тянет:

– Машу, взяла с собой шортики?

Выдыхаю через сжатые зубы и неосознанно встряхиваю головой, стараясь выкинуть дурные мысли и закинуть туда желание учиться. Снова смотрю на доску, бездумно переписываю в тетрадь все, что там вижу.

Идиотские Наумовы. Идиотский Гордей. Чтоб он провалился вместе со своими проникновенными взглядами. Снова кошусь на пустое место за моей партой. Боже, дождаться бы.

Весь урок старательно концентрируюсь на том, что говорит химичка. Игнорирую собственные эмоции и то, как периодически печет то мой затылок, то место между лопаток. В эти моменты точно знаю, что это Гордей на меня смотрит. Объяснить не могу, но осознание очень четкое. В итоге весь урок пролетает мимо меня. Через сорок пять минут остаюсь раздраженной и странным образом изможденной.

Глава 8

Маша

Оставшийся день я сражаюсь с собственными эмоциями. Стараюсь отвлечься на болтовню с Карповой и Сокольской и ловлю редкие моменты близости со Славой, когда удается пересечься с ним где-то в школьных коридорах. И получается вполне удачно.

Но после последнего урока возмездие догоняет меня. Гордей ловит меня за локоть в коридоре и говорит:

– Рыжик, я ответа не услышал. Форму взяла?

– А что?

Он ухмыляется:

– Ты знаешь, что. Поразглядывать хочу.

– Наумов, – шиплю предупреждающе.

Мы стоим слишком близко, я чувствую тепло от его тела, а его пальцы до сих пор сжимают мой локоть. Стыдно, безумно стыдно признаваться самой себе в том, что все эти ощущения – приятные. Против воли ловлю их каждой клеточкой своего организма. Это ведь ничего? Я же ничего плохого не делаю?

Но, представив в аналогичной ситуации Славу, я внезапно трезвею. Моргаю в попытке разрубить этот чудовищно эмоциональный зрительный контакт. Аккуратно выворачиваюсь из захвата Гордея и отступаю на шаг.

Произношу максимально ровно:

– Форму взяла. Мы сегодня занимаемся?

Наумов смотрит на меня сверху вниз, какое-то время молчит, видимо, оценивая смену моего настроения. Потом чуть откидывает голову назад и улыбается.

Отвечает с иронией:

– Занимаемся.

Я снова чувствую, как предательски теплеют щеки. Никогда еще не встречала такого, чтобы люди смотрели вот так. Как будто он с меня не только одежду глазами снимает, но и всю кожу, слой за слоем.

Вздыхаю преувеличенно тяжело и говорю:

– Слушай, окей. Давай поможем друг другу с уроками. Но усмири свои тестостероновые шуточки. Дай мне список работ.

Протягиваю ладонь и нетерпеливо трясу ею в воздухе. Гордый достает из спортивной сумки лист бумаги и протягивает его мне, но в последний момент отдергивает.

Говорит:

– Обменяю на список твоих нормативов.

– Справедливо, – соглашаюсь угрюмо.

Какое-то время изучаем задания друг друга, так и стоя посреди коридора.

Я долго блуждаю взглядом по перечню, с трудом концентрируясь. Когда у меня выходит, почти задыхаюсь от возмущения. Поднимаю взгляд на Гордея, и он интересуется:

– Ну что, ты в афиге?

– Это несправедливо! Твой список гораздо длиннее!

– Я еще не видел, как ты отжимаешься, мандаринка.

– У меня, – рычу, с хрустом сжимая бумагу в кулаке, – есть имя!

Наумов начисто игнорирует мою ремарку и продолжает:

– Возможно, я в гораздо худшем положении.

– Придурок, – выдыхаю сердито.

Но остаюсь стоять на месте. Почти ненавижу себя в этот момент, потому что мне рядом с Гордеем приятно и очень волнительно, интересно, интригующе и безумно страшно. Уговариваю себя, что это только ради задания и нормальной оценки в аттестате. Глупо будет испортить стройный ряд пятерок одной тройкой по физре, верно?

С высоты своего роста Гордей наклоняется ко мне и понижает голос:

– Ну что? Пойдем? Позанимаемся?

Последнее слово у него выходит особенно двусмысленным. Я дергаюсь и говорю укоризненно:

– Я предупреждала. Насчет шуток.

– Это не шутка, Машу.

Отворачиваюсь и сдержанно выдыхаю. Прижимаю к груди рюкзак, как единственную свою защиту.

Говорю, откашлявшись:

– У меня есть время до семи вечера. Потом нужно забирать брата.

– У тебя есть брат?

– Не твое дело, – огрызаюсь, потому что он снова двигается чуть ближе, и меня опаляет жаром, – большой спортзал занят, но в маленьком сегодня нет занятий. Встретимся там. Дорогу сам найдешь.

Развернувшись на пятках, устремляюсь к лестнице. Бегу зачем-то наверх, хотя мне нужно этажом ниже. И там прячусь в первом туалете, который попадается мне на пути. Закрываюсь в кабинке и забираюсь на унитаз с ногами. Зажмуриваюсь, все еще притискивая к груди рюкзак, и упираюсь лбом в его лямку.

Боже. Боже. Боже.

Что это? Временное помутнение? Может, просто любопытство? Или тяга к чему-то уродливому и губительному? Как авария на дороге, которую ты зачем-то начинаешь рассматривать.

Он почти уголовник. Преступник. Незнакомец. Я ничего о нем не знаю! У меня есть парень, в конце концов! И я его люблю!

Через какое-то время успокаиваюсь. Неловко соскакиваю с унитаза и разминаю затекшие ноги.

Ладно! Ладно. Все в порядке. Я просто напугана. Братья Наумовы действительно выглядят устрашающе. А меня смущают все люди, у которых есть смелость пересекать общепринятые границы. Гордей вообще не имеет понятия ни о каких границах. Но мне нужно смириться и просто перетерпеть. Я сдам свои нормативы, он сдаст свои работы, и мы разойдемся, как в море корабли.

Смачиваю холодной водой руки и прикладываю их к щекам. Затем провожу ладонями по волосам. Так лучше. Мне просто нужна была пауза.

Я медленно спускаюсь на второй и иду в раздевалку. Переодеваюсь и, скрестив руки на груди, выхожу в зал. Там на матах уже сидит Гордей.

Когда вижу его, сердце пропускает удар. Злюсь на собственное тело за эти странные реакции и совсем не хочу все это чувствовать.

Парень одет в тайтсы, баскетбольные шорты и широкую футболку. Сосредоточенно смотрит в телефон и большим пальцем листает что-то на экране. Преступно привлекателен. Может быть, его проблемы с полицией заключаются именно в этом?

Прикрываю глаза на мгновение, а потом говорю громко:

– Я готова.

Гордый поднимает голову и обшаривает все мое тело оценивающим взглядом. Делает это нарочно медленно и обстоятельно. Я крепче стискиваю руки и переминаюсь с ноги на ногу. Нервно смотрю за тем, как Наумов оглядывает мои ноги в велосипедках. Смущаюсь. Вспоминаю, как меня дразнили в старой школе. Хорошо, произошла какая-то перестройка организма, и я все-таки похудела. Смотрел бы на меня сейчас так Гордей, если бы я весила как раньше?

Я жду от него какую-нибудь скабрезную шутку, но парень почему-то говорит серьезно:

– Отлично выглядишь.