Мы замолкаем, и я отворачиваюсь. Стыдно, что ковырнула незажившее. Пропускаем раскрасневшихся мальчишек, которые покидают раздевалки, и наконец видим Егора.

Он выходит с заранее заготовленным выражением претензии на лице. Разумеется, ведь он «не маленький», и встречать его было не нужно.

Но, когда брат видит Гордея, то как-то меняется. Прищуривается и подходит к нам, говорит:

– Привет.

Смотрит то на меня, то на Наумова, как будто проверяя, вместе мы пришли или нет.

– Привет, – отвечаю, – это…

– Здорово, – перебивает меня новенький и протягивает брату раскрытую ладонь, – я Гордей.

– Здаров, – отзывается Егор с крайне серьезной мордашкой и отвечает на рукопожатие, – Егор.

Мысленно усмехаюсь, но показать свое веселье не смею, не хочу спугнуть.

Наумов кивает в сторону зала:

– Спортсмен?

– Баскетболист. А ты? Ты не ее парень.

Гордей наклоняется ниже и доверительным шепотом сообщает:

– Я ее будущий парень.

Округлив глаза, смотрю на самодовольного Наумова с возмущением. Что он себе позволяет?!

– А, – отзывается Егор, засунув руки в карманы, – понятно. Ну удачи.

– Она пригодится. Пойдем, расскажешь по дороге про баскет.

Брат снова прищуривается и спрашивает:

– А тебе-то что?

– Слышал про БК «Черная База»?

Я громко фыркаю, и эти двое поворачиваются на меня. Мило, что соизволили заметить мое присутствие! Закатываю глаза:

– Что за пафосное название? База? Еще и черная!

– Мань, вообще-то это птица, – говорит Егор таким тоном, как будто это он старше.

Наумов же приобнимает моего брата за плечо и сообщает:

– Полегче со своей сестрой, малой. Я там играю, могу на матч провести. Если, разумеется, будешь хорошо себя вести.

Брат энергично кивает и начинает засыпать Гордого вопросами. Я смотрю, как они идут по коридору, и недоуменно молчу. Может, я не в своем уме? Что, если Гордей действительно кого-то поранил? Мне бы самой держаться от него подальше и к младшим его не подпускать тем более.

Тут новенький оборачивается ко мне с сияющей улыбкой.

– Мань! – специально закидывает мое семейное прозвище. – Чего встала? Догоняй.

Глава 10

Гордей

Утром просыпаюсь от вибрации телефона. Сначала накрываю голову подушкой, а потом думаю, вдруг это Маша?

Проверив сообщения, хмыкаю. Долго пацан держался, но не вытерпел.

Егор Гордеев хочет добавить вас в друзья.

Реал на игру можешь провести?

Не забудешь?

А ты в баскетбольной школе?

Не, уже по молодежке двигаемся.

Проведу, не ссы.

Если уговоришь сестру пойти с тобой

Хочешь, чтобы я тебе помог?

Сечешь, малой.

Улыбаясь, убираю телефон. Очень полезное знакомство я случайно приобрел. Но вообще-то мальчишка хороший. В сложном возрасте просто, кусается, это я очень хорошо понимаю.

Смотрю на постель брата, она пустая и аккуратно застелена. Потом перевожу взгляд на пол, куда он свалил с компьютерного кресла мои шмотки. Педант хренов.

Еще раз заглядываю в телефон. Гордеевой в сети нет. Рыжая бестия, хоть слово бы написала.

Наконец поднимаюсь, прихватываю с собой пару вещей с пола и иду сразу на кухню, откуда раздаются голоса. На ходу комкаю футболку и швыряю брату в голову. Ангельским тоном толкаю вдогонку:

– Доброе утро, Фимочка.

– Гордей, какая же ты с-с-с-скотина!

Эту свистящую «с» Ефим тянет очень долго и, как обычно, переобувается в воздухе, натолкнувшись на предупреждающий взгляд нашей матери.

– Умница, сыночек.

– Литературное вообще-то слово хотел сказать, – ворчит брат.

– Ну охренеть ты литератор, – я срываюсь на откровенный ржач.

– Гордый, я тебе в личку таких эпитетов сейчас накидаю, ошалеешь.

Запускаю руку в волосы и тяну:

– Режим ожидания активирован, Фим.

Мама со стуком ставит на стол кружку и одергивает:

– Ну-ка, ша!

Мы послушно притихаем. Переглядываемся с Ефимом, как всегда, улавливая мысли друг друга. Договариваемся стопорнуть шутливую перепалку.

Мама обводит нас ироничным взглядом и сообщает саркастически:

– Ну просто мальчики-зайчики, такое раскаяние в глазах. Почти искреннее. Гордей, вареные яйца и салат положить или справишься?

– Справлюсь.

– Хорошо, я побежала.

– А че так рано? – тянусь к миске с салатом, но она шлепает меня по руке.

– Вечером уйти надо раньше. Иди умойся, Дюш.

Она отпивает чай из большой кружки и выуживает из кармана брюк телефон. Зажимает его между плечом и ухом, пока достает для меня тарелку. Говорит в динамик сосредоточенно:

– Да? Ничего страшного. Давайте там, хорошо. Гордей точно сегодня не нужен?

По ходу беседы и по тому, как меняется голос и выражение лица, понимаю, с кем разговаривает, и мрачнею. Смотрю на брата, который отвечает мне таким же тяжелым взглядом.

Мама тем временем прощается, убирает телефон и закрывает лицо ладонью. Глядя на ее сгорбленные плечи, испытываю острое чувство вины. Не за то, что было, а за то, что так ее расстроил. Она опирается о столешницу руками и низко склоняет голову. Глухо говорит:

– Господи, отец в гробу просто волчком вертится.

Это замечание просто подрывает меня. Чувствую, как грудная клетка каменеет, и глаза непроизвольно сужаются.

– Не вертится, – замечаю цинично, – от него там уже ничего не осталось.

Ефим накрывает:

– Скелет остался. Но вряд ли он сможет перевернуться, даже если сильно нами недоволен.

Мама поднимает голову и награждает нас неодобрительным взглядом. Поначалу нам неслабо прилетало за такие разговоры. А потом какой-то долбанный психолог сказал ей, что это защитная реакция, и она перестала с нами ругаться, только смотрит вот так.

– Адвокат звонил? – спрашиваю.

– Да, – мама наливает себе воды в стакан, выпивает целиком и добавляет с невеселой усмешкой, – вы бы так отца подвели, у него бы такие проблемы из-за вас были.

Сжав зубы, тяжело сглатываю. Взгляд заволакивает пеленой гнева, и я чувствую, как стремительно утрачиваю контроль над собой. Только открываю рот, но брат успевает раньше.

Говорит с вызовом:

– Да, мам, повезло, что папа умер и больше в структуре не работает, верно?

Ефим кладет ладонь мне на грудь и легко толкает в направлении коридора. Произносит тихо:

– Иди умойся, Гордый.

На первом толчке еще сопротивляюсь, на втором, более ощутимом, разворачиваюсь и ухожу в ванную.

Чищу зубы, вынимаю кольца из ушей и носа, протираю антисептиком и возвращаю обратно. Уложив волосы, наконец выхожу.

На кухне пусто, но мама сидит у входной двери на мягком пуфике. Опустив сцепленные ладони между коленей, смотрит на меня мягко. Говорит:

– Извини. Я просто нервничаю.

– Мы все нервничаем.

– Все будет хорошо, Дюш.

– Знаю.

Тогда она вздыхает, ободряюще мне улыбается и жестом подзывает к себе. Подхожу, чтобы получить от нее поцелуй в щеку.

– Ну пока. Ефим, я ушла! – кричит в глубину квартиры, берет свою сумку и идет к выходу.

Но в дверях сталкивается с Алисой и Боссом. Все втроем бестолково мельтешат, пытаясь обойти друг друга.

– Стоять! – наконец командует мама, и замирает не только ротвейлер, но и сестра.

А она смеется, наклоняется, чтобы скинуть с ноги петлю поводка, и говорит:

– Так. Я тучи развела руками. Пока, дочки-сыночки-собачки.

– Гуляй, Босс, – говорит Алиса собаке, которая так и стоит неподвижно, – о, кто поднялся, привет.

– Привет.

– Помоешь ему лапы?

– Не, это без меня. Позови нашего чистюлю.

– Ефим! – повышает голос сестра. – Помой собаку!

Я сажусь есть и залипаю в телефоне на новом выпуске спортивного шоу. Краем уха слушаю, как Фим и Алиса вяло переругиваются о чем-то.

Включаюсь только в момент, когда сестра говорит, имея в виду Босса:

– Вечером он ваш.

Интересуюсь:

– С хрена ли? Сегодня твой день.

– Тебе жалко? Я на день рождения иду.

– К кому? – поднимаю глаза от телефона.

Брат подключается:

– И куда? Поздно вернешься?

Алиса тяжело вздыхает, заканчивает красить губы яркой помадой, глядя в зеркало. Потом закидывает тюбик в необъяснимо маленькую сумочку. Поворачивается к нам и говорит:

– К Леле. У нас тур по барам. Останусь на ночь у нее.

Смотрю, как Ефим проверяет ее сумку и спрашивает:

– «Перец» где?

– Вон два моих самых жгучих перца.

Встаю со своего места и подхожу к ним. Произношу строго:

– Алис.

– Да блин, вот он! Видите! В кармашке.

– В каком кармашке, на хрен, ты как его оттуда доставать собралась?

Алиса закатывает глаза, потом дважды звонко чмокает воздух и машет на прощание:

– Это я раньше родилась, а не вы. Вы бы такими рассудительными были, когда я вас из отделения забирала чаще, чем из школы.

Хмыкаю, качнув головой. Рассудительными мы никогда не были, а вот тревожными стали шесть лет назад.

Достаю телефон из кармана треников и вижу наконец то, чего так ждал. Сообщение от Маши. Ощущение такое, как будто все внутри горячим медом облили. Печет, но так сладко.

Привет. Я подумала, давай я просто сделаю для тебя работы по списку, а ты их сдашь.

Нет, рыжик. Во мне проснулась ужасная тяга к знаниям.

Умираю, как хочу, чтобы ты меня учила.

Блокирую экран и иду одеваться. Кажется, Рыжая бестия испугалась и собралась соскочить. Но счетчик в голове уже мотает привычные двадцать четыре секунды.

Глава 11

Гордей

Сегодня мы с Ефимом снова в одинаковом. Широкие черные джинсы, простые белые футболки и в несколько рядов чокеры из разноцветных бусин, среди которых вплетены нецензурные слова. Вообще это просто прием, чтобы смутить окружающих, которые видят нас в первый раз. Так-то мы обычно свой гардероб не сверяем. А носили одно и то же только в детстве, потому что из-за разных футболок начинали скандал и потасовку.

Близкие отличают нас без проблем, иногда даже со спины. Маме, Алисе, тренеру и парням из команды мы совсем не кажемся одинаковыми.

Забавно, но мне думается, что и Гордеева уже смутно уловила отличие. На меня она смотрит иначе, даже когда мы с братом вдвоем.

– Фим, – говорю, когда выходим из подъезда, – дай завтра вместо тебя сыграю.

– Гонишь? Тебе Дед таких люлей вломит, разминку не успеешь начать.

Я ржу:

– Попробовать стоило.

Перешагиваю низкий заборчик, которым асфальтовая дорожка отделена от газона у нашей девятиэтажки, и по пути легким движением касаюсь угла дома. Трижды стучу по стене указательным пальцем, когда Фим сообщает:

– Он сказал, чтоб ты был на игре.

– Знаю, у меня от Деда триста сообщений по этому поводу.

– Ты ответил?

– Нет.

– Гордый, че ты как маленький?

Морщусь и отмахиваюсь:

– Я разберусь.

– Да, как же.

Ефим качает головой и достает наушники, показывая, что разговор окончен. На самом деле мы любим тренера, и он, конечно, совсем не старый. Кажется, лет на пять старше отца, а прозвище выросло из фамилии – Дедулин. Мы к нему в баскетбольную школу пацанами пришли, а когда папу убили, он нам в каком-то смысле его заменил. Исключительно на тренировках, но и это было уже неплохо.

Только теперь вот, пожалуйста, – иди-ка ты в жопу, Гордей, раз у тебя проблемы с законом.

Не знаю, чего Дед добивается. Наказывает, мотивирует или просто высказывается по поводу ситуации, но ощущения паршивые в любом случае.

Я достаю свой кейс с наушниками и следую примеру брата. Вообще-то он тоже не зайчик. И в том замесе мы были с ним вместе.

Потом все-таки хлопаю Ефима по плечу и, дождавшись его взгляда, спрашиваю:

– Как дела у Кирича?

– Узнаешь, если перестанешь ныкаться как идиот.

Я цокаю языком:

– Что ж ты за собака такая, можешь просто ответить?