Правило 24 секунд (страница 9)
– Я тоже рад, Машулик, – отвечает он и чмокает меня в волосы, говорит уже остальному классу, – всем привет!
– Гордый, у тебя, похоже, даже не один соперник.
Саня продолжает обнимать меня одной рукой, а пухлым указательным пальцем второй тычет в Наумовых:
– А это кто? Предупреждаю, за своего Машулика буду драться!
Близнецы переглядываются и смотрят на моего друга с улыбками и любопытством в одинаковых глазах.
Фокин тем временем поднимает стул и продолжает болтать:
– Так чего, тут разберемся или на ринге? Я знаю ушу и боевые искусства монахов Шаолиня. Капоэйра? Тоже владею, утанцую вас до потери пульса.
Он усаживается и, отдуваясь, оборачивается к братьям. Улыбается и протягивает им руку, представляясь:
– Джип.
– Почему Джип?
– Я подумал, что круто звучит.
Я тоже сажусь, пока они обмениваются рукопожатиями и называют свои имена. Саня действительно сам придумал себе прозвище, и каким-то чудом оно прижилось.
Удивительный человек, я же говорю.
Когда в класс заходит учитель, и Саша поворачивается к себе, я еще раз прижимаюсь щекой к его плечу.
Шепчу:
– Я скучала, Санич.
– Я тоже, дурында.
Смеюсь и открываю тетрадь. Вот теперь все хорошо. Вот теперь все на своих местах. Смотрю на Фокина с улыбкой, и он отвечает мне тем же.
Глава 13
Маша
После урока Саша поворачивается и говорит:
– Пойдем поболтаем?
– Думала ты не спросишь! – фыркаю, притворно округлив глаза.
Хватаю свои вещи. Обхожу парту, чтобы потянуть Джипа за рукав уже с другой стороны. От нетерпения почти пританцовываю.
Останавливаюсь только в тот момент, когда мимо проходит Гордей и рукой чуть двигает меня в сторону. Без шуточек и пошлостей просто чуть надавливает ладонью на мое плечо, чтобы он мог пройти. Обычный жест, но я замираю, а в грудной клетке все как будто с воплями с обрыва летит. Не глядя на Наумова, делаю шаг в сторону, пропуская его.
– Хьюстон, у нас проблемы?
– А? – поворачиваюсь к Джипу с растерянным видом.
Он резюмирует:
– У нас проблемы. Погнали, расскажешь.
Беру друга под локоть, и мы идем в библиотеку. Обитель Ларисы Петровны и по совместительству наш укромный уголок. С Саней мы подружились сразу и крепко, еще в старой школе. Как два аутсайдера, мы отчаянно нуждались в поддержке и нашли ее друг в друге. И так вышло, что сначала я перевелась сюда, а через год он. Мне удалось похудеть, а Джипу – наплевать на общественное мнение, поэтому мы больше не были забитыми школьниками, но дружить не перестали.
Не знаю, может быть, наша библиотечная владычица в своей школе тоже была не на первых ролях, но мы с ней сразу нашли общий язык. Лариса Петровна любила книги, сплетничать с завхозом и дремать в подсобке. А еще шоколадки, которые мы с Джипом регулярно ей носим. А мы любили библиотеку за то, что это самое непопулярное место во всей школе. Здесь можно спокойно разговаривать и не бояться, что кто-то услышит.
– Саша! – восклицает сухонькая женщина в круглых очках, как только мы переступаем порог.
Фокин широко улыбается и протягивает ей две плитки шоколада:
– Здрасьте! Из Германии вам вез.
– Спасибо, дорогой! Господи, тарабарщина какая, что за язык у них такой, – она щурится на шоколадку на вытянутой руке.
– Я вам переведу, – строит он серьезное лицо, – тут написано «для самого лучшего библиотекаря».
Пока Лариса Петровна отмахивается и хихикает, я закатываю глаза.
– Скажешь тоже… Ладно, проходите. Давно вас не было.
Улыбаюсь ей и заверяю:
– Теперь будем почаще появляться.
Мы садимся за наш привычный стол у окна, который удачно отгорожен от общего помещения стеллажами с книгами. Вообще-то библиотека у нас хорошая, и, кроме учебной литературы, тут даже есть Гарри Поттер, например. Естественно, я проверяла.
– Почему не рассказал, что придешь сегодня? – налетаю на друга сразу с вопросом.
– Хотел сюрприз сделать.
– Получилось, блин! Чуть сердце не выпрыгнуло.
Кидаю рюкзак на пол и складываю ноги на соседний стул. Обмахиваюсь ладонями, пока Джип говорит:
– Зато какая неподдельная радость, дружочек. Теперь я точно знаю, что ты меня любишь. Последняя проверка пройдена!
– Ой, иди ты, проверяльщик.
Саня смеется и достает контейнер с огурцами, нарезанными соломкой. С радостью запускаю туда руку. Этого мне тоже очень не хватало. Он с детства обожает их, а я обожаю воровать у Фокина еду.
– Показать новый гаджет? – спрашивает он.
– Давай заценю.
Друг задирает футболку, и я изучаю прямоугольник с гладкими краями на его животе. Одобрительно заключаю:
– Санич, ты теперь почти киборг.
– Я и был киборгом! А теперь я Оптимус Прайм.
– Да? А по виду скорее Бамблби.
Джип, смеясь, грозит мне пальцем, и тут же говорит:
– Ну, рассказывай. Я-то из своих больничек тебе все новости передавал, а ты пожадничала.
– Да как-то нечего было, – я почему-то смущаюсь, но тщательно это маскирую задумчивым взглядом, – новостей особых не было. Про учебу я тебе все рассказывала. У Славы новый эфир в эту пятницу, он меня позвал посмотреть. Вместе с ним и его пацанами.
– Вы со Славиком еще не расстались? – Фокин хрустит огурцом и делает вид, что удивлен.
Поджав губы, отвечаю укоризненным взглядом.
Он улыбается:
– Ну все, все. Новый эфир, класс, я понял. Куда позвал?
– К Владу.
Друг вытягивает губы трубочкой и шумно втягивает воздух. Потом сдержанно сообщает:
– Спорная компания.
– Сань!
– Я молчу.
– Ты не молчишь, Джип.
Он наклоняется через стол и успокаивающе гладит меня по запястью.
Говорит:
– Дружочек, не будем ссориться, ладно? Расскажи лучше про новеньких в нашем серпентарии. Что за типы?
Отвожу взгляд и пытаюсь перестроиться. Фокину никогда не нравился Слава. Друг слишком уважительно относится ко мне, чтобы открыто высказывать свое отрицательное мнение о моем парне, но отпечаток недовольства и легкие шутки я ловлю от него постоянно. На старте отношений с Ковалевым мне было легко противостоять этому, но теперь мнение Джипа только больше меня путает. Хочется защищать своего парня, но я сама слишком потеряна в эмоциях и мыслях.
Беру еще одну огуречную палочку и задумчиво жую. Рассказываю все, что знаю о близнецах по слухам и все, что успела понять сама.
– Спроси у Гордея, – безапелляционно говорит Саня, – глупо слушать курочек из нашего класса и отголоски по углам школы.
– Думаешь, можно?
– Конечно. И на игру сходи.
– Думаешь?
– Машулик, ты хочешь, чтобы я тебя уговорил?
Насупившись, отворачиваюсь и ворчу:
– Нет. Зачем?
– За тем, что я тебя знаю, – говорит он мягко, а потом зовет, – Маш.
Я вздыхаю, обреченно поворачиваю голову и смотрю Фокину в глаза.
Спрашиваю:
– Ну что?
– Нравится тебе новенький?
– Их там двое, – сражаюсь из последних сил.
– Да, – он постукивает палочкой огурца себя по носу, – одинаковые капе-е-ец. Даже родинка над губой, я вообще в шоке, что такое бывает. Одинаковая родинка!
– Она разная, – вырывается у меня вдруг.
Тут же поджимаю губы, сожалея об утечке информации. Теперь мне точно не отвертеться. Тру лоб ладонью, со смирением ожидая издевательского вопроса. И Саня, конечно, тут же интересуется с чудовищной иронией:
– Разные родинки?
– М-м-м…Там, да. У Гордея она другой формы и чуть выше, вот здесь, – указываю пальцем в нужное место на своем лице, – а у Ефима не такая крупная, и э-э-э… пониже.
К концу фразы голос мой совсем глохнет, а лицо клонится к столешнице. Покорно жду реакции друга, и он начинает смеяться.
Громко, со вкусом, разок прикладывая ладонь об парту.
Выдавливает наконец:
– Дурында… Господи, какая же ты дурында.
Я обиженно соплю. Но, глядя на то, как Джип хохочет, то и дело срываясь на тонкое хихикание, сама начинаю улыбаться. Словно со стороны чувствую, как плечи вздрагивают, и вот я уже тоже смеюсь.
– Он мне не нравится, – говорю, когда мы оба успокаиваемся.
– Как скажешь.
В голосе Фокина снова сквозит ирония, так что я проговариваю упрямо:
– У меня есть парень, и я его люблю.
– Славик, – подсказывает он, – я помню.
– Просто я… – вздыхаю, стараясь подобрать слова, – странно чувствую себя рядом с Гордеем. Иногда.
– Иногда?
– М-м-м… – мычу, разглаживая складки на плиссированной юбке, – почти всегда. Но это ничего не значит.
– Маш, если он тебе нравится…
Я с возмущением пытаюсь перебить:
– Он мне не!..
Но Джип чуть повышает голос:
– Если он тебе нравится, в этом нет ничего плохого.
Молчу, обкусывая губы изнутри. Смотрю в окно. Сегодня небо серое, как бывает весной, когда ты все ждешь солнца, но оно никак не пробьется через тучи, а снег до конца не сходит. Две птицы своим полетом рисуют плавные полукружья, как будто в догонялки играют.
Произношу тихо:
– Я не собираюсь ничего делать.
– Тебе и не придется.
– В смысле?
– Давай пока просто подождем, хорошо?
Саня убирает в рюкзак контейнер и встает. Я поднимаюсь следом, а он дергает меня за прядь волос и говорит:
– А вообще-то лучше не слушай меня. Слушай себя.
Я улыбаюсь и киваю, все равно ощущая внутреннее смятение. Когда друг по-настоящему болеет, как-то неловко делиться с ним своими идиотскими душевными метаниями.
Глава 14
Маша
После уроков я провожаю Джипа до холла первого этажа и крепко его обнимаю. Оглядываясь, вижу, как Гордей заходит в столовую, бросив на меня взгляд из-под челки. Приоткрыв рот, вдыхаю. Выдыхаю дробно. Да что за чертовщина?!
Поворачиваюсь к Фокину и смотрю на него жалобно.
– Ну, что? – интересуется он со вздохом.
– Как мне сейчас сидеть рядом с ним?
– На жопе, Маш.
Он чмокает меня в щеку и дважды повелительно машет рукой, будто выгоняет. Сам движется к выходу.
– Предатель, – говорю ему в спину.
– Ага!
Застыв, провожаю взглядом Сашу. Понимаю, что нет смысла оттягивать, тем более что я сама позвала Наумова. Учиться. Позвала учиться. Поэтому я сейчас просто пойду, разберу с ним план работы и буду вести себя сдержанно и спокойно.
Сосредоточенно киваю собственным мыслям. Покрепче берусь за лямку рюкзака на плече обеими руками и решительно направляюсь в столовую. В дверях оглядываю помещение и сразу вижу Гордого. Сидит у окна с двумя кружками.
Подхожу, сажусь напротив и сразу достаю ежедневник.
Говорю:
– Так, давай для начала посмотрим…
– Ты что любишь? – перебивает он как ни в чем не бывало.
Сбившись, я замираю рукой над исписанными страницами:
– А?
– Что любишь? Чай или кофе?
Смотрю на два стакана на столе. Он предлагает мне выбрать? Поднимаю на Гордея взгляд и молчу. Пауза затягивается, но он почему-то не торопит.
– Чай.
Наумов двигает ко мне одну из кружек. Я снова листаю ежедневник, но как-то бесцельно, больше чтобы занять руки. Нахмурившись, снова смотрю на Гордого.
Спрашиваю:
– А там что? Кофе?
– Да, не знал, что ты пьешь, взял на выбор.
– А ты любишь кофе? – уточняю немного нервозно. – Потому что, если нет, можем поменяться.
Он смеется и качает головой:
– Маш, пей свой чай, пожалуйста.
– Мне теперь неловко.
Откинувшись на спинку стула, Гордей изучает меня с таким видом, будто я сказала что-то страшно забавное. От его прямого взгляда я почти готова залезть под стол, потому что весь организм начинает сбоить. Дышится странно, температура тела неестественная, все системы отправляют в мозг нечитаемые сигналы.
Хочется хотя бы разозлиться, чтобы вывести общение в привычную и безопасную плоскость, но повода нет.
Наумов говорит ровно: