Эльф ржал и знай успевал открывать топки и следить за вентилями и термометрами, чтобы отопительную систему не разорвало к японой матери. Он тут был уже опытный, не одну смену уголек кидал за плохое поведение. Идея немного взбрыкнуть и устроить итальянскую забастовку, максимально эффективно исполняя свои обязанности, и тем самым нанести ущерб пенитенциарной системе Государства Российского пришла к нам чуть ли не одновременно. Пожалуй, в тот самый момент, когда мой сокамерник первый раз воскликнул: «Ёлки!», осознав мои возможности в роли экскаватора. Татау под обмотками полыхали золотом, я кидал уголь быстрее, выше, сильнее, да к тому же еще – добровольно и с песнями! Куда там работничкам, которые тут колупались до этого…

И мы решили дать жару! Ударить трудоголизмом по произволу тюремного начальства.

Вся суть местной работы для заключенных содержалась в одной меткой армейской поговорке про то, что чем бы солдат ни занимался – лишь бы задолбался. И транспортеры для угля тут в теории работали – но на практике их самым наглым образом отключили от питания. А зачем тратить электроэнергию, если в доступе – бесплатная рабочая сила, которую нужно утомить до последней крайности?

Таго Гваун Промилле… то есть – Амилле – прозябал в заточении больше месяца и знал, какая кочегарка отвечает за те или иные помещения. Эта, например, была напрямую связана с административными кабинетами и казармами для охраны.

Работало это всё очень просто: три котла, три топки. Грузовик выгружает уголь в бункер снаружи, через трубу черные куски ископаемого топлива сыплются на транспортер и… И должны были бы автоматически доставляться к месту горения, но хрен там! С замершего транспортера один черный урук в грязном красном комбезе с лопатой в руках с энтузиазмом загружает его в топки. Благо тут помещение размером всего-то примерно пять на семь метров, особенно далеко ходить-бродить не надо.

Так-то мы должны были грузить вдвоем, поддерживая необходимую температуру в системе двенадцать часов подряд, обедая сухпайком по очереди. Но, попробовав так и эдак, эльф признал – КПД будет выше, если он возьмет на себя роль помогатора. Вовремя открытая и закрытая дверца топки – это минус потери тепла у нас и шажочек к адскому пеклу там, наверху. Конечно, он тоже брал в руки лопату – в основном для того, чтобы нагрести из трубы угля на ленту стоящего транспортера, если полезное ископаемое там застревало, – или хватался за стальной лом, который выполнял тут роль кочерги. Ну, или когда мне хотелось хлебнуть водички из помятого огромного металлического чайника.

Обстановка в топочной царила гнетущая: стены из грязного огнеупорного кирпича, старое, покрытое ржавчиной и угольной пылью оборудование, плохая вентиляция и закрытая на замок с обратной стороны стальная дверь. Окошек не было, систем пожаротушения, по-видимому, тоже. Интересно, они вообще понимали, что попадись им тут настоящий неадекват – и хана тюремному отоплению! Раздолбает ломом какие-нибудь трубы, или вентили собьет, или уголь подожжет – и все, приплыли. Сам, правда, тоже сдохнет, но мало ли – найдется желающий некрасиво и больно помереть? Главное ведь что? Мотивация!

Ну да, несколько кочегарок-топочных этот вопрос отчасти решали, у каждого сектора-башни имелась своя изолированная система, и всю тюрьму от отопления так отключить бы не получилось, но… Неужели нельзя было как-то по-другому это устроить? Видеокамеру хотя бы повесили внутри! С другой стороны, камера здешнего зноя могла и не выдержать. Расплавилась бы к едрене фене.

– Ты вахту до срока не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен!.. —

рычал я, поддавая жару.

У нас тут сложилась максимально теплая, дружелюбная атмосфера за эти пару часов. Промилле… Амилле… В общем – эльф и урук изо всех сил старались устроить для охраны и администрации настоящую сауну. Мы держали стрелки термометров на самой границе желтого и красного секторов, чтобы можно было в случае чего сделать вид лихой и придурковатый и свалить все на недвусмысленный приказ местного ответственного за матчасть, некоего капитана Бишофитова. Он весьма опрометчиво огласил свое ЦУ прямо под камерами: «Работайте, как черти в преисподней, вы, выродки! И если застудите мне систему – сгною!»

У нас тут уже было под шестьдесят градусов жары, но до уровня преисподней мы еще явно недотопили. Другой вопрос – там, на этажах…

Эльф повязал майку на голову, став похожим на Ясира Арафата в молодости. Не лицом, а головным убором. Я такими мелочами, как потная шевелюра, не заморачивался – знай подкидывал во все три топки со страшной силой. Песня уже закончилась, и потому я завыл ее с самого начала:

– Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали!
«Товарищ, мы едем далёко,
Подальше от нашей земли!»

И зашвырнул еще лопату уголька в центральный котел. Таго мигом захлопнул дверцу и побежал к трубе с углем – наковырять нового, а я присосался к чайнику. В этот самый момент входная дверь в кочегарку с лязгом и грохотом отворилась и внутрь вбежал Ацетонов с совершенно красной рожей, потный и яростный.

– Сволочи! – орал он. – Вредители! Шомполами запорю! Сгною в карцере! Взять их, взять!

Охранники – насквозь мокрые в своих пластиковых доспехах, отдуваясь, принялись спускаться к нам по железной лесенке.

– Руки за голову! На колени! На колени!

Мы переглядывались и хихикали как ненормальные. Определенно, этот Таго отлично вписался бы если не в Орду, то к Скоморохам – сто процентов! Не знаю, какие цели преследовал он, поддержав меня в акте итальянской забастовки, но пока его общество было лучшим вариантом из возможных. Тем более – в карцере нам куковать, похоже, придется тоже вместе.

⁂

– Ты идиот? – спросил Ацетонов капитана Бишофитова. – Ты вправду так и сказал? Ну-ка повтори дословно…

– Господин майор, ну я дословно не помню… Ну, сказал, чтобы не смели застудить помещения, мол, заморозки нынче… Сказал, чтоб работали как следует!

– Как черти, – подсказал Промилле.

– Чтобы топили как в преисподней, – добавил я. – Согласно исследованиям испанских метафизиков Хорхе Доминго и Хосе Биньо, ад располагается на глубине четырнадцати тысяч метров под поверхностью земли и температура там соответствует четыремстам сорока пяти градусам по Цельсию! Есть запись камеры с приказом, под протокол…

– Заткнись! – заорал Ацетонов. – Молчи, ублюдок! Здесь не сраный сервитут, чтобы…

Мы с Таго давились смехом, хотя по ребрам нам прилетело пару раз капитально. Я терпел, потому как эльф шепнул мне по дороге в допросную, что попасть в карцер – это его давний план, ему просто не хватало напарника, которому можно доверять. С соответствующими физическими кондициями. До моего появления нужными параметрами тут обладали только тролли, а с ними у Промилле как-то сразу не заладилось.

– В карцер обоих!!! Бишофитов – выговор с занесением в грудную клетку! Никакой на хрен премии до Нового года! Скотина тупая! Думай, что из твоего поганого рта под камерами летит! – Этот Ацетонов вроде как не был начальником тюрьмы и какую должность занимал – непонятно. Может, собственная безопасность или типа того? Или замполит какой-нибудь? Сильно уж борзый для майора.

Потные охранники потащили нас по коридорам. Они были в ярости: оказывается, существовала у них манера греть ссобойки из дома на батареях. Поставить тормозок с заветными макарошками в пластиковом контейнере на радиатор, десять минут подождать – и вуаля! Ешьте теплое. Микроволновок, что ли, не было? Хотя – учитывая угольное отопление, которому самое место веке эдак в девятнадцатом…

Короче, благодаря нашей с Промилле ударной работе они получили вместо сытного обеда пластиково-органическое месиво, вонючее и налипшее на радиаторы. И теперь не знали, кого точно винить: нас или Бишофитова. Но Бишофитов был старшим по званию, а мы – заключенными. Его мог шпынять только Ацетонов, а нас… А нас шпынять тоже стремно. Эльф заработал себе тут очень странную репутацию, как я понял. Меня в деле они тоже видали. Ну – или их сменщики. Поэтому волокли нас грубо, матеря и костеря на все лады, но пинать – не пинали. У них преимущество-то было всего один к пяти!

– Остыньте тут, ять! – прокомментировал кто-то из конвоиров, когда дверь карцера уже скрипела, прежде чем захлопнуться.

В карцере было миленько. Покрашенные шершавой зеленой краской стены, сырость на потолке, температура – явно не выше десяти градусов по Цельсию. Единственный минус – камера рассчитана на одного, а запихали нас сюда двоих. Один лежак без матраса, ведро для испражнений, никакого, даже самого маленького, окошечка. Зато – лампочка под самым потолком.

– Это сюда ты мечтал попасть? – уточнил я у эльфа. – Говенное местечко.

– Давай передохнем, дорогой Бабай, и потом я изложу тебе план действий. – Эльф обрушился на лежак во весь рост и вытянул ноги.

– Однако! А в дверь не вбегут сейчас лихие демоны? Это ж карцер, тут лежать нельзя! Или можно?

– Ёлки, да ладно тебе! Мы – два самых крутых сукиных сына в четвертом секторе! Они рады, что от нас избавились хоть на время! Сунутся и попробуют воспитывать – видит Небо, я сломаю кому-нибудь из них вымя!

– Что? – Я не выдержал и заржал. – Какое, в задницу, вымя?

– А что я неправильно сказал? – удивился Таго Гваун.

– Ну, вымя – это… Сиськи коровы! – вытирая выступившие от смеха слезы, сказал я.

– Так всё правильно! – закивал эльф. – Я это и имел в виду!

– Уф… Подвинься, комедиант, я присяду. А потом ты мне расскажешь, какого хрена ты тут делаешь, как с тобой связаны уманьяр-киборги на мосту через Бирюсу, при чем тут плазмометы, зачем тебе такая дебильная прическа и какого хрена мы забыли в карцере! Кстати – ты не знаешь такого парня… Цегорахов его фамилия? Вы капитально похожи. Как чертовы братья-близнецы, но он – человек, а ты – эльф!

– Ёлки, ты знаешь Дэна? О-о-о-о, этот пройдоха! Охо-хо, знаешь, в последнюю нашу встречу он написал мне на лбу матерное слово, а я ходил с ним полдня и понять не мог – чего все так рады мне? Улыба-а-аются, понимаешь, аж глазки сверкают! Мир тесен, да? Или это придурки притягиваются к придуркам?

– Мне он раскрасил зубы во все цвета радуги. Но мы с ребятами обосрали ему все филиалы в Сан-Себастьяне…

– Ты тамошний? – тут же навострил свои и без того острые уши эльф. – Ты – сан-себастьянский?

– Я вездешний, – отмахнулся я. – Вездесущий! Куда хочу – туда скачу, кого хочу – того топчу! Из дикой Хтони дикая тварь!

– Везде ссущий? Хо-хо-хо! – Он лежал на спине и хохотал, сверкая белыми зубами, и у него внутри что-то булькало. – Хы-хы-хы!

– Черт побери, мне казалось – это у уруков самое дебильное чувство юмора… – почесал голову я. – Рассказывай, в чем суть идеи попасть в карцер?

– Ёлки! Тут прямо над нами – буквально над потолком – прачечная. А над прачечной – пункт внутренней связи. Ну, матюгальники все эти, выход на динамики системы оповещения и доступ к каналам радио. Плюс дублирующие экраны для камер наблюдения.

– А зачем это нам?

– О! Я должен убить Вуйи Вэзаванге Лалоезика! – заявил он.

– Что, ять? Какого вуя? Что за… – В этот момент я понял, как чувствуют себя окружающие, когда я несу свою дичь.

Очень глубокомысленно, явно с некой целью, но ни-хрена непонятно!

– Вуйи Лалоезика, – пояснил эльф. – Это мой двоюродный брат, ёлки. Он контрабандист и торговец живым товаром. Продал каким-то уродам из вашей российской аристократии несколько простолюдинов из нашего клана…

Тут я напрягся. Это не могло быть обычным совпадением! Уманьяр в Государстве Российском – крайне мало. И все, что есть – в крупных городах, столице… А тут – Сибирь! Дремучая провинция! И на моем пути к Байкалу, то есть – в теоретической близости к владениям лаэгрим… Это «ж-ж-ж-ж» неспроста!

– …обычные наркоманы, обжеванные в хлам, пропащие души. Но! Нельзя продавать эльфов. Вообще – торговать разумными нехорошо. Тем более – он знал, отрыжка койота, что на них будут ставить опыты!

– Опыты? Какого рода? – подобрался я.

– Насколько я могу судить – техномагического. – Таго Гваун Амилле заложил руки за голову. – Брр-р-р, мерзость… В общем – у нас с ним непреодолимые расхождения. Я, может быть, и простил бы ему этих доходяг, но…

– Но? – Я покрутил пальцами, требуя продолжения.