Получив толчок к движению в процессах труда, наши понятия в своем развитии опережают эти процессы, принимают такую форму, которая не вытекает непосредственно из предшествующей деятельности. Действительному взаимодействию с природой, ее действительному реальному анализу и изменению предшествует мысленный анализ и мысленное изменение. Затем начинается процесс труда, который уже подчинен понятию и мысленному плану, сложившемуся в голове человека. Но подобное господство мышления над процессами труда, подчинение процесса труда мышлению, выражает лишь одну сторону в их отношениях. В том самом акте труда, который, казалось бы, всецело подчинен понятию, именно понятию самому приходится отстаивать свое право на существование, именно ему приходится доказывать, что оно «действительное», то есть истинное понятие и имеет право на господство. Иногда ему это удается, иногда нет, но в каждом трудовом акте понятие перестает быть тем, чем оно было до этого. Оно выходит из акта труда измененным, оно получает толчок, побуждение к новому изменению и движению, чтобы затем снова быть соотнесенным с действительностью, снова получить толчок и т. д.

В философии Гегеля развитие мышления рассматривалось в ненаучной идеалистической форме, как самодвижение, саморазвитие понятий. Гегель представлял дело так, будто понятия имеют в себе противоречия и благодаря этим противоречиям понятия развиваются сами по себе и из себя. В действительности же понятия не обладают абсолютным самодвижением и внутренними противоречиями. Противоречия, которые Гегель приписывал самому понятию, суть противоречия между бесконечным по своим свойствам миром и всегда конечным, ограниченным, неполным знанием человечества. Эти противоречия возникают не из самого мышления, а из отношения мышления к объективному миру, отношения, основу которого составляет общественная практика, труд.

Но, твердо помня о постоянной зависимости мышления от объективного мира и от процессов труда, в которых оно с этим миром соотносится, мы не должны забывать также об относительной самостоятельности мышления.

Эта относительная самостоятельность проявляется, прежде всего, в способах образования абстракции. До сих пор мы рассматривали лишь тот способ образования абстракции, который заключается в назывании открытых в процессе труда свойств. Однако этим способом образуются отнюдь не все абстракции, а только часть их, составляющая базис, на котором в дальнейшем идет относительно самостоятельное развитие мышления. Когда этот базис создан и конкретные имена начинают переплетаться с представлениями, появляется новый способ образования абстракции, основывающийся на взаимодействии первой и второй сигнальных систем. Мы уже останавливались на этом способе, когда говорили о переносе названий. Такие абстракции возникают на основе чувственных представлений и сравнения этих представлений друг с другом и с уже названными, практически важными предметами. Так, например, тасманийцы называют все длинное – «как ноги», круглое – «как шар». Постепенно изменяясь, эти названия отделяются от названия предметов, приобретают самостоятельное существование, и таким образом чувственные свойства предметов получают свои названия, то есть абстрагируются.

Абстракции могут образовываться не только на основе взаимодействия первой и второй сигнальных систем, но и исключительно на второсигнальной основе. Примерами таких абстракций могут служить абстракция «формы», возникшая сначала для обозначения воспринимаемого в чувствах контура предметов, а затем примененная для анализа внечувственных явлений, абстракция «стоимости», «бесконечного» и др.

Относительная самостоятельность мышления проявляется также в образовании и движении понятий. Поскольку понятия представляют собой определенные системы связей между абстракциями, движение понятий должно заключаться в изменении этих связей, в устранении уже существующих и в образовании новых. На достаточно высокой ступени развития мышления понятия могут образовываться априорно, путем всевозможных, часто произвольных комбинаций уже существующих абстракций. Совершенно ясно, что таким путем могут создаваться также и неверные, фантастические понятия. И они нередко возникают, но процесс соотношения наших понятий с действительностью постоянно ломает и исправляет их. ‹…›

В двух последующих главах на примере конкретных понятий «бесконечного» и «скорости» мы хотим проследить, как в конкретных условиях проявляются те закономерности и противоречия, о которых мы говорили выше. Исследуя движение понятий, намечая общие моменты этого движения, мы подходим к изучению форм развития нашего знания, форм движения мышления.

Глава вторая. Из истории развития понятия «бесконечное» от Фалеса до Аристотеля

До сих пор мы говорили преимущественно о таком образовании абстракций, которое идет вслед за непосредственными процессами труда, фиксируя в названиях его результаты. Однако, как мы уже отметили в предыдущей главе, абстракции образуются не только таким путем. Благодаря общему развитию мышления анализ и синтез явлений действительности может принять исключительно умозрительный характер, и тогда многие абстракции образуются на основе лишь мысленного сравнения и анализа чувственных представлений. Такой созерцательный способ исследования природы получил свое наивысшее развитие в античной науке и философии. Исследование природы, которое производили древние греки, не было связано со специально поставленными опытами, расчленяющими, анализирующими предметы и явления действительности. Эксперименты им заменял весь опыт их народа, вся общественная практика и ее результаты, закрепленные в обычном смысле слов. «У греков ‹…› природа рассматривается еще в общем, как одно целое. Всеобщая связь явлений природы еще не доказывается в подробностях: она является для греков результатом непосредственного созерцания» [Энгельс, 1961 г, с. 369].

Благодаря тому, что греки воспринимали природу в общем, именно им мы обязаны созданием наиболее общих понятий – категорий, отражающих всеобщую связь явлений природы, всеобщее движение и изменение. В числе этих категорий было понятие «бесконечного». Его появление и первый этап развития теснейшим образом связаны с возникновением и развитием понятия «первоначала».

§ 1. [Фалес и Анаксимандр]^[43]

Наблюдая движение и изменение всего существующего, люди, по-видимому, уже очень давно пришли к необходимости как-то обозначить тот факт, что, несмотря на все изменения и переходы одного в другое, в этом преходящем и изменяющемся всегда остается нечто, что действует на человека и вызывает в нем ощущения. Греческие натурфилософы называли обычно это нечто «первоначалом». Действительный смысл этой абстракции заключается в том, что она выделяла одно свойство объективного мира, сам факт его существования и действования на человека, отрицая все другие свойства. Однако греческие философы не только не осознавали четко того, какие свойства отражены в этой абстракции, но и того, что это абстракция, то есть название отдельного свойства^[44]. Это противоречие, как мы показали в первой главе, присуще всякой абстракции. Но здесь оно усугубилось тем, что абстракция первоначала отрицает все чувственные свойства предметов, всякую чувственную определенность, то есть, по существу, отрицает чувственность вообще. Стремясь наделить абстракцию первоначала реальным чувственным существованием, втиснуть в нее различные воспринимаемые чувствами свойства и предметы, ранние греческие философы постоянно впадали в противоречия. Но эти противоречия были исключительно плодотворными, так как они заставляли мышление двигаться вперед и в этом движении рождались абстрактные понятия «всеобщего», «бытия», «сущего», «бесконечного» и др. (освобожденные от чувственных представлений).

Первым (из известных нам) греческим философом, выделившим абстракцию первоначала, был Фалес^[45]. Эта абстракция должна была по своему значению отказаться от всякой чувственной определенности. Она утверждала, что, несмотря на чувственные различия, вопреки им, во всех предметах есть что-то общее. От чувственной определенности сознание должно было перейти к абстракции, настолько общей, что она не имела чувственного содержания. Этот переход к абстрактному внечувственному всеобщему был настолько труден, что Фалес наделил это всеобщее особенной чувственной формой. Он считал первоначалом воду. Таким образом, выделив всеобщее, Фалес придал ему форму наглядного особенного предмета, заложив как в названии этого предмета, так и в абстракции всеобщее противоречие. Его вода, во-первых, обозначала определенное чувственное существование, во-вторых, существование вообще. И хотя Фалес уже различал эти два момента, он не мог разделить их, так и не мог создать абстракцию существования, оторвавшись от наглядных образов того или иного определенного существования.

Анаксимандр, по-видимому, уловил это противоречие и пытался его разрешить. Поэтому он назвал первоначало «апейрон» (τὸ ἄπειρον), то есть неопределенным или безграничным. Ход его мысли кажется нам достаточно ясным. Всеобщее, остающееся при всех изменениях неизмененным, пребывающее, то, из чего все возникает, и то, во что исчезает, как в последнее, не может быть ни водой, ни воздухом, не землей, ни огнем, ни вообще чем-либо определенным, ибо все определенное преходяще. Первоначало не может быть определенным и оформленным, оно неопределенно и бесформенно. Отсюда уже недалеко утверждение, что первоначало безгранично или бесконечно, ибо граница есть форма качественной определенности. Обозначение первоначала как неопределенного и безграничного было большим шагом вперед в сознании содержания этого понятия, однако, дав первоначалу эти названия, Анаксимандр сам еще не полностью освободился от иллюзий, связанных с чувственными представлениями. Он пытался наделить «бесконечное» актуальным, природным существованием.

Анаксимандр пытался также подкрепить свое обозначение первоначала как безграничного и бесконечного обращением к процессам возникновения и изменения, происходящим в объективном мире. «В качестве основания для определения первоначала как бесконечного он указывает на то, что непрекращающемуся порождению никогда не должно недоставать материала» [Гегель, 1932, IX, с. 166].

Само обращение к процессам развития и изменения для обоснования абстракции бесконечного очень важно, но форма, в какой это сделал Анаксимандр, неудачна, ибо он хотел применить «бесконечное» не к самому реальному процессу развития и изменения, а к фиктивному и в его представлении неподвижному первоначалу, из которого все возникает. Поэтому в последующем Аристотель, в общем, правильно разрешивший вопрос о содержании абстракции бесконечного, отводит его соображение. «Ведь для того, чтобы не прекратилось возникновение, нет необходимости чувственно-воспринимаемому телу быть актуально бесконечным, так как [вполне] допустимо, что гибель одного будет возникновением для другого и при конечности целого» [Физика, 208а8—12].

Таким образом, абстракция первоначала, всеобщего появляется как отражение одной из сторон движения и изменения объективного мира. Сначала это всеобщее пытаются представить в форме чувственного и особенного, но это приводит к противоречиям, и тогда появляется абстракция неопределенного (бесконечного). Пока эта абстракция является чисто отрицательной. Сама по себе она еще не имеет никакого смысла, никакого содержания. Она только отрицает всякую чувственную определенность, выражает лишенность. Она находится еще в худшем положении, чем остальные абстракции, которым соответствуют хоть какие-то чувственные образы. Абстракция неопределенного, бесконечного отрицает чувственное и благодаря этому теряет все свое содержание. Но в противопоставлении последовательно всех чувственных определенностей их отрицанию рождается абстрактное понятие. Сама эта форма противопоставления является первой простейшей формой понятия.

Противопоставление абстракций определенного и неопределенного выражает мысленный анализ явлений действительности. Каждая из его частей не имеет пока смысла вне этого противопоставления, вне анализа, хотя абстракция «определенного», «конечного», «ограниченного» имеет определенное содержание в чувственных наглядных образах воды, земли, воздуха, огня и вообще в совокупности всех чувственных предметов и в каждом из них. Но мы говорим здесь об абстрактном логическом содержании, а оно имеется лишь в форме противопоставления этих двух абстракций, и, наоборот, противопоставление этих двух абстракций получает определенное содержание и является понятием.