– В деревне, где они с Сун Чаном работали волонтерами, произошло стихийное бедствие. Там был какой-то ад. Сун Чан мало что мне рассказал. Я бы предпочел, чтобы он вообще не помнил об этом. – Цай Ян вонзает нож во вторую половинку луковицы. – Началось наводнение из-за дождей. Поселение это вроде было в горах или у подножия, я плохо понял. Но сошедший селевой поток уничтожил его целиком. Вообще ничего не осталось. Сун Чана сначала сочли погибшим, но потом нашли. Сун Цин до сих пор числится как пропавшая без вести.

Рядом уже пару минут как тихо, нет ни единого движения, но Цай Ян не смотрит на Ло Кая. Кто бы мог подумать, что рассказывать все это будет так одновременно легко и тяжело. Цай Ян сам не понимает до конца, что чувствует.

– Итак, – продолжает он, ссыпав порезанный лук в миску и берясь за следующую луковицу, – я остался в Японии. Бабушка А-Бэя прожила всего пару месяцев после того, что случилось с Сун Чаном и Сун Цин. Ребенка бы поместили в приют, если бы Фа Цаймин не помог мне с опекой. Если я вернусь в Китай, его вообще могут забрать у меня, потому что любая проверка, и с моим заработком даже кота не дадут держать, – усмехнувшись, заканчивает он. – Вот и все, Ло Кай. Тонна фактов, которые не подходят для рассказа под веселую и непринужденную готовку.

Ло Кай молчит, и Цай Ян все же поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Встретив его взгляд, Ло Кай меняется в лице. Цай Ян понимает, что у него мокрые щеки, и вытирает их тыльной стороной ладони.

– Не смотри на меня так, Ло Кай, – смеется он и кивает на разделочную доску перед собой. – Это от лука. Всегда рыдаю, даже если режу маленький кусочек. Правда, все в порядке. Мы уже очень давно так живем. Сун Чан выкарабкался, врачи вообще сказали, что с такой травмой головы он не жилец, но, как видишь… Дрожь в руках, панические атаки по ночам, возможно, пройдут, если исчезнет причина этого стресса, который он переживает в мыслях снова и снова. Только вот… – Цай Ян снова спихивает ножом нарезанный лук в миску. – Вряд ли она исчезнет.

Он слышит, как Ло Кай очень тихо вздыхает и отходит к столу.

– Рисоварка в нижнем ящике слева, – подсказывает Цай Ян.

– Да.

Не стоило ему вот так все вываливать на Ло Кая. Во всем виноват этот день, который все поставил с ног на голову. Цай Ян, к своему счастью, заканчивает с луком и накрывает миску тарелкой, чтобы глаза перестали слезиться.

– Хватит обо мне, Ло Кай. Расскажи лучше о себе. Вы здесь вдвоем с братом?

– Да. Еще наш дядя, – отзывается Ло Кай. – Он приехал полгода назад, чтобы уладить формальности с проектом.

– Ничего себе, все так масштабно.

– Вроде того.

– А твои родители?

– Они умерли, когда мне было шестнадцать, – отвечает Ло Кай, нисколько не изменив тон.

Цай Ян поворачивается к нему, отложив нож, который все это время так и держал в руке.

– Прости.

Да здесь просто полон дом сирот.

– Все в порядке. Есть еще глубокая миска? – спрашивает Ло Кай, и Цай Ян кивает, открывая шкаф над раковиной.

Больше они на личные темы не разговаривают. Ло Кай скрупулезно готовит карри, отказываясь добавить в него побольше соуса, но обещая, что Цай Ян в свою порцию сможет налить столько, сколько захочет. За полчаса кухня наполняется потрясающим запахом. Вскоре А-Бэй, зачем-то предварительно постучавшись в дверь, приходит и предлагает помочь накрыть на стол, за которым они хоть и очень тесно, но умещаются.

Цай Ян в жизни не ел такого вкусного карри. Даже Сун Чан, краснея, спрашивает, не осталось ли еще, в ответ на что Ло Кай только открывает крышку кастрюли и накладывает ему добавки. Сам он практически не ест. Цай Ян замечает, что он едва ли проглотил пару ложек риса.

– Господин Ло, Цай Ян, это безумно вкусно, – говорит Сун Чан. – Спасибо!

– Это все Ло Кай. Я бы в жизни ничего подобного не приготовил.

– Научите меня, господин Ло? – спрашивает А-Бэй, посматривая на кастрюлю.

– Да, – отзывается Ло Кай. Цай Ян уже начинает привыкать к его немногословности.

А-Бэй вызывается мыть посуду. Сун Чана Цай Ян отправляет спать, заметив, какой тот бледный – похоже, из-за сегодняшнего вновь разболелась голова. У него и самого уже несколько часов ломит виски. Мигрень беспощадна, теперь не пройдет до утра. Ло Кай заваривает чай, пока Цай Ян сидит на диванчике, борясь с сонливостью. А-Бэй, закончив с посудой, вежливо желает спокойной ночи и ретируется в свою комнату, захватив чашку с чаем. Завтра. Завтра они поговорят, и Цай Ян все ему расскажет как есть. Нет смысла что-то утаивать, он слишком устал от этого.

– Ты в порядке? – спрашивает Ло Кай, передавая Цай Яну его чашку с чаем и сам усаживаясь за стол.

– Да. Все чудесно. Спасибо, Ло Кай, ты спас меня уже дважды за сегодня, – улыбается Цай Ян, вдыхая аромат поднимающегося от напитка пара. Он и не знал, что у него на полках есть такой вкусный чай.

– У тебя болит голова?

– А? – Цай Ян даже просыпается от этого вопроса. – Немного. Хватит видеть меня насквозь, Ло Кай, это пугает!

– Выпей обезболивающее.

Цай Ян только отмахивается.

– За ним нужно идти в аптеку, а дома только таблетки Сун Чана, от которых обычный человек вырубится на пару дней.

Ло Кай отставляет свой чай, поднимается со стула и подходит к дивану. От этого его целенаправленного движения Цай Ян даже садится ровнее, вжимаясь в спинку.

– Мигрень?

– Ну вроде того, – хмурясь, отвечает Цай Ян. – Ло Кай, не беспокойся, все пройдет. Со мной все нормально.

Ло Кай забирает у него из руки чашку и относит ее в компанию к своей, сразу же возвращаясь и садясь рядом. И хорошо, иначе бы Цай Ян ее в следующее мгновение уронил, потому что Ло Кай протягивает к нему обе руки и кладет прохладные пальцы на его виски.

– Что…

– Моя мама научила меня этому, – спокойно говорит Ло Кай, сохраняя невозмутимое выражение лица, в то время как его пальцы аккуратно надавливают по обеим сторонам головы Цай Яна. – Расслабься.

Легко сказать, думает Цай Ян, не понимая, почему сердце вдруг решило вернуться к тому ритму, который был в начале этого вечера, когда А-Бэй вернулся домой. Но эти прикосновения такие осторожные, в отличие от того, как Цай Ян сам вкручивал сегодня весь день себе пальцы в виски, будто желая смять голову, как пустую картонную коробку. Он выдыхает, чуть разворачиваясь к Ло Каю, чтобы ему было удобнее.

Ло Кай проходится пальцами по вискам, потом, еле касаясь, убирает волосы со лба Цай Яна и надавливает на определенные точки. В бывшей словно в объятиях тесного обруча голове становится приятно и легко, словно внутрь напихали ваты.

– Ло Кай, ты владеешь какой-то магией, так? – спрашивает Цай Ян, неохотно приоткрыв один глаз. И когда он вообще успел их закрыть?

– Нет, – на полном серьезе отзывается тот.

Цай Ян облегченно вздыхает, потому что боль отступает полностью.

Нет, это точно какая-то магия.

* * *

Спящий Цай Ян едва ли выглядит на свой возраст. Он кажется совсем юным. А еще очень уставшим. Но даже несмотря на это, на его губах играет слабая улыбка, и Ло Кай сам не замечает, сколько времени проходит, пока он просто сидит и смотрит на него, не шевелясь.

Уже очень поздно, почти полночь. Ло Кай не помнит, когда последний раз ложился так поздно, но все равно остается на месте рядом с Цай Яном, не зная, почему и зачем. Этот человек чем-то напоминает ему его собственную мать. Та тоже никогда не признавалась, что что-то не так, что ее что-то беспокоит, что у нее что-то болит. Всегда все делала сама. Ее нрав был очень жестким, ярким. Отец за ней не поспевал, так что последние годы жизни только любовался ею, говоря, что надо быть глупцом, чтобы запирать такое дивное создание в клетке, вместо того чтобы наблюдать за его полетом во все глаза.

И сейчас эти его слова приходят на ум снова впервые за много лет.

Вздохнув, Ло Кай все же решает, что ему нужно идти. Это был странный и длинный день, но он сделал все что мог. Он больше не смеет мешать этой семье, им всем нужно отдохнуть. Он поправляет маленькую подушку, в которую Цай Ян вцепился пальцами одной руки, и тот, к счастью, не просыпается, только во сне едва не хватает Ло Кая за рукав рубашки, словно не хочет, чтобы он уходил. Но это, конечно, глупые мысли.

Ему действительно пора.

Ло Кай бесшумно выскальзывает в прихожую и тихо обувается, чтобы никого не разбудить. Он уже собирается осторожно открыть входную дверь, когда понимает, что ее просто некому будет за ним запереть. Будить Цай Яна было бы настоящим кощунством, Сун Чан уже очень давно спит, приняв лекарства, а Сун Бэй…

– Господин Ло? – шепотом зовет его мальчик, высунув голову из комнаты, которая находится рядом с кухней.

Ло Кай кивает ему, и Сун Бэй выходит в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Господин Цай опять уснул на кухне?

– Да.

– Он часто там засыпает. Вы уже уходите?

– Да. Мне нужно возвращаться к себе, – отвечает Ло Кай.

Сун Бэй кивает. К его ногам с мурчанием прижимается вынырнувший из темноты Жучок. Мальчик улыбается и, наклонившись, берет его на руки, прижимая к груди. Кот явно привычно вытягивается, пряча мордочку в сгибе его шеи.

– Спасибо, – говорит Сун Бэй и опускает взгляд, продолжая улыбаться. – Спасибо, что побыли сегодня с господином Цаем. Я не хотел его пугать, правда, – шепчет он и поглаживает черно-белую спинку кота, словно не зная, куда деть руки, а куда – глаза. – Я не должен был так делать. Он правда очень-очень хороший.

– Да.

– Я хочу поскорее вырасти, чтобы помогать ему. Он всегда все делает один и не рассказывает о том, что его беспокоит. Из-за меня он живет вот так… – Сун Бэй сглатывает и утыкается носом в шерстку Жучка.

На короткое мгновение повисает молчание, но потом Ло Кай говорит то, что вертится на языке с самого начала:

– Цай Ян тебя очень любит.

– Я знаю, – тихо отзывается мальчик. – Он все для меня делает. И он не успокоится, пока А-Фэй не будет с нами.

Ло Кай хмурится. Это имя никто из них ни разу не упоминал.

– А-Фэй?

Сун Бэй кивает.

– Сун Фэй. Моя сестренка. Ее забрали, когда мне было четыре, а ей – всего два. Она живет в Китае, ей сейчас десять. Я пишу ей письма каждую неделю. Господин Цай вам не рассказывал?

Ло Кай только качает головой.

Мальчик молчит, потом опускает кота на пол и, не успев полностью выпрямиться, низко кланяется.

– Господин Ло, спасибо за вашу доброту. Вы очень хороший человек. Пожалуйста, позаботьтесь о господине Цае.

Ло Кай переводит взгляд на прикрытую кухонную дверь, за которой мирно спит Цай Ян. Он надеется, что его головная боль полностью прошла.

– Да.

* * *

Сун Чан беспокойно мечется на кровати. Ему снова снится этот сон.

Ему снятся сестра и стена дождя. Всегда стена дождя, которая слепит и не дает ничего нормально рассмотреть. Вода заливается в глаза, в рот, кажется, что он даже дышит водой, захлебываясь ею.

– А-Чан!

Это ее голос! Сун Чан озирается вокруг, часто-часто моргая, пытаясь заставить глаза видеть сквозь ливень.

– А-Чан!

– Сестра! Сестра, где ты? – кричит он изо всех сил.

– А-Чан, беги!

Сун Чан не знает, куда бежать. Вода льется и льется с неба не переставая. Он задыхается. Он больше не слышит голоса сестры. Почему она замолчала?

– Сестра!

Раздается грохот. Земля вздрагивает под ногами, словно приподнимаясь и подбрасывая его в воздух. И он видит, как откуда-то сверху на него несется мутный поток, который ревет и заставляет все вокруг сотрясаться. Сун Чан не успевает закричать, прежде чем его сбивает с ног.

Это продолжается долго. Бесконечно долго. Он падает, падает и падает. Падает до тех пор, пока в голову не приходится удар, от которого перед глазами чернилами растекается тьма.