Время химер (страница 8)
– Я же вам говорю… я могу поклясться… – бормочет Симон, которому становится все сильнее не по себе.
– Это действительно ты? – спрашивает его Скотт, не настроенный шутить.
– Сказано же вам, я ничего не делал! – утверждает Симон срывающимся голосом, все хуже владея собой.
Остальные переглядываются.
– Если следовать законам мореплавания, то преднамеренный саботаж на борту – серьезное преступление, – рассуждает вслух Скотт. – Как же нам с тобой поступить?
– Не знаю, сможет ли послужить тюремной камерой одна из кают, – говорит Алиса, – но если запереть его в одной из зон так, чтобы остальной мой инвентарь был в безопасности, то я вздохну с облегчением…
Побледневший Симон продолжает твердить:
– Клянусь, я ни при чем!
– При первой же возможности придется отправить его на Землю, – говорит Пьер. – Объясним, что произошел инцидент, после которого он больше не может здесь оставаться. Но объяснять, что именно случилось, нельзя, иначе конец его карьере астронавта.
– ГОВОРЮ ВАМ, ЭТО НЕ Я!
– Да, ближайшим рейсом он отправится на Землю, – решает Скотт, не обращая внимания на уверения Симона. – Тому, кто саботирует работу коллег, не место на борту.
Симон, уже овладевший собой, уже более спокойно обращается к своим товарищам:
– Да опомнитесь вы! Скотт? Кевин? Пьер? Мы столько недель работали бок о бок, вы хорошо меня знаете и понимаете, что я на такое не способен!
– Попрошу, чтобы нам как можно быстрее прислали «челнок», – говорит Пьер. – Случившееся делает обстановку невыносимой.
Алиса, какое-то время молчавшая, опять берет слово:
– Это лишнее.
– Почему? – удивляется Пьер.
– Потому что Симон говорит правду: он действительно не виноват.
– Как это понимать? Только что ты при всех указала на него, – возражает сбитый с толку Скотт.
– Я обвинила его, чтобы увидеть реакцию остальных. Я усвоила эту полезную стратегию в детстве, когда мы с мамой играли в такую игру: указываешь наобум на кого-нибудь, это создает стресс, а ты внимательно следишь за реакцией остальных участников, чтобы поймать на лице одного из них малейшее выражение радости. Оно указывает на его облегчение из-за того, что вместо него обвинен невиновный.
Выдержав паузу, она продолжает:
– Пока Симон оправдывался, я за всеми вами наблюдала. Один из вас с трудом сдержался, чтобы не заулыбаться.
Новая пауза. Облетев четверых астронавтов, она задерживается перед Пьером.
– Ты!
– То есть как? – восклицает новый обвиняемый. – Опять указываешь на кого-то наобум? То на Симона, то на меня… Потом будешь тыкать пальцем в Скотта и Кевина? Хватит игр, дело-то серьезное!
Остальные трое внимательно на него смотрят.
– Погодите, братцы! Не видите, что ли, как она водит вас за нос? Интересно, как бы я успел достать все пробирки из термоса?
Взгляд Алисы суровеет.
– Разве я говорила, что пробирки находились в термосе?
За этим следует долгое молчание.
Пьер натужно смеется, остальные трое смущены, им не до деланого веселья.
– Пробирки с жидкостями держат в термосе для поддержания их постоянной температуры, это всякому известно, – защищается он.
– Зависит от того, что в пробирках. Гаметам, например, нужен холод.
Пьер по-прежнему смеется один, потом вдруг перестает, выражение его лица резко меняется. Оттолкнувшись от скобы в полу, он вылетает в коридор. Остальные спешат за ним. У себя в каюте Пьер роется в вещах, достает автоматический пистолет и направляет его по очереди на каждого из четырех астронавтов.
– Оружие! Ты пронес на борт оружие. А ведь на МКС действуют законы нейтралитета, здесь любое оружие под запретом! – возмущается Скотт.
– Ошибаешься, ничего я на борт не проносил. Оно осталось от предыдущих членов экипажа.
Он поворачивается к Алисе.
– Отдаю вам должное, мадам детектив. Да, это я разбил ваши пробирки с гаметами, которые могли послужить для ваших научных извращений. Я собирался испортить и все остальное, чтобы быть уверенным, что ваш зловещий проект создания химер ни к чему не приведет. Если бы Симон не шлялся ночью по коридорам, я бы сделал все, что задумал. Не беда, я без промедления исправлю это упущение.
Четверо астронавтов цепенеют, не зная, как быть. Пьер продолжает:
– Если бы Оппенгеймер был убит, не случилось бы Хиросимы. Иногда устранение всего одного ученого позволяет избежать большой катастрофы. В Интернете многие ученые сравнивают Алису Каммерер с ученым-безумцем Ильей Ивановым[14], тоже, как и она, вздумавшим создать чудовищных гибридов. Я намерен сделать все, чтобы не позволить ей продолжать.
Внезапно Кевин хватает Пьера за руку, Пьер спускает курок, пуля задевает бок Симона.
Скотт тоже набрасывается на Пьера и заставляет его бросить пистолет. Пистолет парит в воздухе. Пьер не может до него дотянуться и спасается бегством, вернее улетает. Двое американцев пытаются его догнать.
Алиса наклоняется к Симону, чтобы его осмотреть.
– Ты ранен?
– Вечно со мной так, – шутит он. – При моем паническом страхе перед опасностями и насилием все шальные пули оказываются моими.
Она приподнимает его футболку и убеждается, что пуля только оцарапала кожу.
– Прости меня, Симон, я не хотела, чтоб все так получилось.
– Ничего, пройдет, – отзывается он.
Тем временем американцы преследуют Пьера по коридорам МКС. Командир экипажа, чувствуя, что дела его плохи, решается на отчаянный шаг. Видя, что американцы находятся в модуле «Кибо», в котором проводила эксперименты японская коллега, он запирает их там. Напрасно Скотт и Кевин стучат по переборке: они в ловушке. Пьер запускает процедуру экстренной отстыковки модуля. Два астронавта надрываются, пытаясь его вразумить, но их не слышно. «Кибо» резко отделятся от МКС и уплывает в бескрайний космос, обрекая американцев, запертых в этой цилиндрической клетке, на верную смерть.
Алиса, сжимая русский пистолет, тоже пытается остановить Пьера.
– Все кончено! Уймись! – приказывает она, держа его на мушке.
– Только попробуй выстрелить, – говорит ей командир. – Если нажмешь на курок, пуля может попасть в жизненно важный узел станции. Бум! Прощай, МКС!
Воспользовавшись секундным колебанием молодой женщины, Пьер устремляется в русскую зону и запирается в модуле «Звезда», бывшей советской лаборатории.
Алиса поспевает к шлюзу, когда он уже задраен. Догнавший ее Симон нажимает на рычаг внешнего запирания.
– Вот и все, теперь он в ловушке, – говорит он.
Пьер со всей силы бьет кулаком по иллюминатору шлюза, орет что есть мочи, но они его не слышат.
– Сам себя посадил в тюрьму, – говорит Симон. – Без нашего разрешения ему оттуда не выйти. – Глядя на испуганную Алису, он продолжает: – От станции отстыковался модуль «Кибо». Что-то ни Кевина, ни Скотта не видать… Не иначе, этот псих запер их там и запустил в открытый космос.
Они торопятся к экрану управления и видят на нем удаляющийся модуль «Кибо». Оба американца прильнули изнутри к иллюминатору.
– Кевин! Скотт! – стонет Алиса.
Все произошло так быстро! Ничего не понимаю… Как это возможно, чтобы два астронавта были обречены на медленную смерть, а третий оказался заперт в клетке, как дикий зверь?
– Мне так жаль…
Оба, Алиса и Симон, не могут оправиться от шока.
– Это были славные парни, редкие астронавты. Им хватило смелости попытаться заблокировать Пьера, но все пошло плохо. У них даже не будет могилы, – произносит Симон с интонацией надгробного слова.
– Мне жаль, – повторяет Алиса.
– Проклятье! Им уже никто не поможет, пройдет несколько часов – и они умрут.
Как бы мне хотелось вернуться во времени и предотвратить эту драму!
Она смотрит в иллюминатор на модуль «Кибо», белую точку, уменьшающуюся на глазах.
В этот раз я должна признать реальность: мой проект влечет одну смерть за другой. Сначала были принесены в жертву мои гибриды, теперь появились первые люди – мученики моего дела. Какую же цену придется заплатить, чтобы перед человечеством открылся путь к спасению?
Симон тяжело вздыхает и, пытаясь как-то пробудиться от этого кошмара, обращается к Алисе:
– Пьер сравнил тебя с Ивановым. Что за Иванов?
13
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: странные опыты Ильи Иванова
В первые годы XX века русский биолог Илья Иванов, работавший главным образом в коневодстве, произвел переворот в технике искусственного осеменения. Ему удавалось осеменить спермой единственного жеребца до пятисот кобыл, тогда как до него рекорд составлял всего двадцать кобыл. Этим он завоевал репутацию «гения искусственного осеменения».
Позже Иванов увлекся получением гибридов. Среди его «шедевров» (названных так им самим) были помесь самца зебры и ослицы – «зебран», и помесь бизона и коровы – «зуброн». В 1910 г. на зоологическом конгрессе в Австрии он представил новый свой крупный проект – «ньюманзе», помесь человека и шимпанзе. После этого объявления мировое научное сообщество объявило ему бойкот. Иванов превратился для коллег в «русского Франкенштейна».
Однако он не опустил рук и после революции 1917 года предложил свои идеи новым властям. В 1926 г. один из советских руководителей по фамилии Горбунов[15] оценил его смелость и выделил средства на его проект на том основании, что этот эксперимент докажет раз и навсегда правоту эволюционной теории Дарвина и выставит на всеобщее посмешище религиозных реакционеров.
Профессор Иванов отправился в Париж, где добился поддержки директора Института Пастера[16], разрешившего ему осеменить человеческой спермой трех самок шимпанзе. После неудачной попытки Иванов предложил осеменить женщину обезьяньей спермой. Это заставило директора Института Пастера усомниться в научной ценности эксперимента и прекратить поддержку ученого.
Вернувшись в 1929 г. в Россию, Иванов нашел пять женщин, добровольно согласившихся на оплодотворение спермой самца орангутана по кличке Тарзан. Однако тот умер еще до забора у него половых клеток.
В 1930 г. Иванов был репрессирован. Его сослали в лагерь в Казахстане, где он умер спустя два года с клеймом опасного ученого-безумца.
Энциклопедия относительного и абсолютного знания
14
Пищевой принтер выдает две порции чего-то разноцветного и пахучего, что при некотором усилии воображения можно принять за гамбургеры. Алиса и Симон молча едят в модуле «Юнити», ритмично делая глотки напитка, отдаленно напоминающего пиво.
Оба смотрят в пустоту.
– Я совершила ошибку, – нарушает молчание Алиса. – Моя работа приносит одни беды. Теперь она стала убивать.
Симон не спускает с молодой женщины взгляд своих светло-серых глаз.
– Ты не виновата.
– Я повела неправедную войну. Я вообразила, что, изобретая гибридов, спасу человечество, а на самом деле убиваю людей, вот и все.
Симон качает головой. Оба пребывают в крайне угрюмом настроении.
Сколько я протяну в трауре, мучаясь чувством вины?
Скотт… Кевин…
Смогу ли я когда-нибудь прийти в себя и все забыть?
– То, что натворил Пьер, не позволит тебе продолжить работу?
– Он разбил только пробирки с мужскими гаметами людей. Остались гаметы самок животных.
– Ты сможешь продолжить свои опыты?
Алиса смотрит Симону в глаза.
– Я могла бы, но только если ты мне поможешь.
– Я? Каким же образом?
– Если я не буду тебе доверять, то не смогу спокойно работать.
– Для меня ты – не Иванов. Прости меня за то, что наговорил о тебе вчера. Я помогу, если смогу, главное, чтобы ты этого хотела.
Они заканчивают есть в более приподнятом настроении. Алиса объясняет Симону подробности своих экспериментов.