– Ну да. Дорого в магазине купить можно, а на гаражной распродаже обычно дёшево всё. Высокую цену поставишь – не купит никто.

– Зажрались твои американцы, – сделала вывод мама, выслушав все о гаражной распродаже.

– Просто мы ещё не привыкли, – сказал я.

– И не надо, – сказала мама. – Дело же не только в деньгах, сынок.

– А в чём?

– Ну вот есть у тебя деньги, – терпеливо объяснила она. – Ты думаешь так легко пойти в мебельный магазин, даже если он в Москве, и купить то, что тебе нужно? Ха-ха. Жили мы в Москве, когда папа в академии учился, помню. Нет уж, спасибо. Хотя что-то можно и оставить, ты прав, – она хитро посмотрела на меня. – Например, твой секретер. Старенький он уже. А, как считаешь? Новый купим.

Я тут же понял, что секретер мне жалко. Он и впрямь был старенький, мне уже пару раз приходилось чинить крепления, которые держали рабочую крышку, но я к нему привык и даже полюбил. Нет, только не секретер.

– Ты права, мам, – сказал я. – Расслабился в Америке. Ладно, забираем всё, а там поглядим.

– Вот, – удовлетворённом заметила мама. – Теперь я слышу слова не мальчика, но мужа.

Так вот за сборами и подошёл день отъезда. Со всеми, с кем мог и хотел, я попрощался заранее. Даже с Иркой Шуваловой, которую встретил накануне, когда обходил Кушку с подаренным цэрэушникамифотоаппаратом.

Мы столкнулись у Полтавских ворот. Я фотографировал, а она шла в город (её дом был за воротами, ближе к границе). Выросла с тех пор, как мы не виделись. Похорошела. Не девчонка уже шла по улице – молодая девушка.

– Привет! – поздоровалась она.

– Привет! Ну-ка, встань здесь, – я показал.

– Зачем?

– Фотография на память, – я попятился, приникнув к видоискателю. Ага, вот так, и солнце нормально падает.

– Внимание, улыбнись, сейчас вылетит птичка!

Ирка засмеялась, показав белые ровные зубы.

Я нажал на спуск.

Щёлк!

– Не уходи, ещё разок…

Щёлк, щёлк.

Теперь, пожалуй, хватит.

– Слышала, уезжаешь? – спросила она.

– Да. Отца в Москву перевели.

– А насчёт Америки… Правда, что тебя похищали?

– Ага. Правда.

– Расскажешь как-нибудь?

– Могу сейчас. Как раз гуляю.

– Я к тётке иду. Если проводишь…

Тётка её жила на другом конце Кушки, под сопкой с «Алёшей».

– Пошли.

Пятнадцать минут, не торопясь. За это время много не расскажешь. Да и устал я уже рассказывать о своих приключениях в Америке. Так, вкратце. Но Ирка слушала внимательно, время от времени поглядывая на меня своими тёмно-карими «кошачьими» глазами.

Мы дошли до поворота к тёткиному дому, остановились. Я всё ждал, когда она спросит о моих дальнейших планах, о том, как вышло, что я вдруг превратился из обычного слабого мальчишки в человека, которым заинтересовалась одна из ведущих разведок мира и даже сам Генеральный секретарь КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев. Но она не спросила.

– Прощай, Серёжа, – сказала Ирка. – Спасибо тебе за всё. Буду ждать письма с фотографией. Ну и вообще, не пропадай.

Неожиданно она сделала быстрый шаг ко мне, встала на цыпочки и быстро поцеловала меня в край губ. Запах солнца, чистой кожи и душистого мыла. Больше ничего.

Развернулась, пошла к дому. Летнее ситцевое платье и стройные загорелые ноги.

– Пока! – сказал я вслед. – Обязательно напишу.

Она, не оборачиваясь, подняла руку, помахала, и скрылась за деревьями возле дома.

Я поднялся на Крест, где тоже фотографировал и потом долго сидел, вглядываясь в город внизу, окружающие, порыжевшие от летнего солнца сопки, и бледно-голубое жаркое небо.

Потом был вокзал; рукопожатья и объятья с теми, кто пришёл провожать; вагон, уплывающая платформа с машущими ребятами и девчатами; сначала медленный, а затем убыстряющийся стук колёс…

Вот уже и Кушка осталась позади; вот уже и сопки с Крестом и «Алёшей» скрылись за горизонтом. Скоро начнутся пески Каракум, а там и Мары. Потом самолётом в Ташкент и оттуда – в Москву. Уже хорошо знакомая дорога.

Ростов-на-Дону обложило летней грозой. Да такой, что вылет в Москву задержали на два часа. В самолёте нас кормили, но мама всё равно достала бутерброды с котлетами и термос с чаем.

– Лето, надо есть пока не пропали, – сказала она.

Мы с Ленкой отказываться не стали. Только Петров с Бошировым попытались улизнуть в буфет, но были безжалостно остановлены и усажены рядом.

– Потом свой коньяк пить будете, – сказала мама. – Сначала котлетку. Так оно надёжнее.

Майор с капитаном вздохнули, но подчинились.

Мы доели бутерброды. Мама с Ленкой уткнулись в книжки (Ленкина с картинками, мамина – без). Петров и Бошировсо словами, что бутерброды – это прекрасно, но коньяк с кофе сам себя не выпьют, отчалили в буфет.

Я посидел, глядя как медленно переползает с деления на деление минутная стрелка на больших настенных часах, затем поднялся.

– Схожу подышу, – сказал маме.

– Угу, – ответила мама. – Только недалеко, пожалуйста.

Я посмотрел в окно. За стенами здания аэропорта стеной стоял ливень.

Пожалуй, уйдёшь далеко под таким, как же.

От ливня снаружи укрывал навес. Я стоял, глядел на воду, падающую с неба, и думал, что если взять такси, то, можно спокойно успеть смотаться в город и вернуться назад к отлёту. Какой там обратный адрес был в письме Наташи? Улица Шаумяна, дом семьдесят два, квартира четыре.

– Это в центре, – сообщил за моей спиной голос Петрова. – Но я бы на твоём месте не ездил. Во-первых, ливень сейчас кончится, гроза уйдёт, и могут объявить посадку. А во-вторых, что ты там будешь делать, извини? Стоять на тротуаре и смотреть на окна?

Только сейчас я сообразил, что произнёс адрес вслух.

Однако.

Теряешь контроль, Кемрар-Серёжа? Нехороший симптом.

Нормальный, ответил сам себе. Нормальный симптом влюблённого пацана. Бурлящие гормоны плюс ущемлённое самолюбие – гремучий коктейль. Тут не то что адрес вслух произнесёшь – волком завоешь.

– Увезу, – сказал я. – Возьму за руку и увезу.

– Серьёзное решение, – сказал Петров. – Ты уверен, что это та женщина, которую ты искал всю жизнь?

Я молчал. Товарищ майор был прав. Не был я в этом уверен. Если бы Наташа не написала этого письма, если бы ждала…

Но она не стала ждать.

Ага, сказал я себе. Давай, вали всё на девушку. Сам виноват. Надо было ещё в Алмалыке за руку хватать и не отпускать. Теперь поздно.

– Вариант, когда жена старше на пять или больше лет – плохой, – сказал Петров, становясь рядом со мной и закуривая.

– Он знает, – подтвердил Боширов, появляясь с другой стороны.

– Мой первая жена была старше меня на шесть лет, – сообщил Петров. – Ничем хорошим это не кончилось.

– Считай, что тебе повезло с этим похищением, – сказал Боширов. – Избавился от кучи семейных проблем в будущем.

– Утешайте меня, утешайте, – сказал я.

– И утешим, – сказал Петров. – Правда, товарищ капитан?

– А то, – отозвался Боширов. – Мы, офицеры Комитета государственной безопасности, или где?

– Арлекин и Пьеро, вот вы кто, – сказал я. – Ладно, не поеду, глупо упираться, когда всё ясно.

– Молодец, – сказал Петров.

– Уважуха, – сказал Боширов.

Дождь утих. В разрыве облаков мелькнуло синее небо.

– Внимание! – объявили по радио. – Объявляется посадка на рейс «Ташкент-Москва». Пассажиров просим пройти к выходу на посадку. Внимание…

– Я же говорил, – сказал Петров.

– А ты не верил, – добавил Боширов.

Мы постояли ещё несколько минут, вдыхая свежий, пахнущий дождём и летней мокрой травой воздух, развернулись и вошли в здание аэропорта. Петров с Бошировым, а заодно и жизнь вместе с ними были правы – поздняк метаться, когда мяч в воротах. Надо доставать его из сетки и начинать с центра поля. Весь матч ещё впереди. Отыграемся.

Глава вторая
Леонид Ильич. Новые заботы. Проектно-конструкторское объединение «Радуга»

Лето для меня закончилось на следующий день по прилёту в Москву. Утром, только успел позавтракать и допивал кофе, раздался телефонный звонок. Трубку сняла Ленка, которая уже проснулась и теперь активно исследовала новую квартиру.

– Алло! – услышал я её звонкий голос из прихожей. – Это квартира Ермоловых! У аппарата Лена! Кто говорит?

– Серёжка, там тебя какой-то дядька просит к телефону! – сообщила радостно, вбегая в кухню. – Говорит, что его фамилия Цуканов и он помощник самого Брежнева. Врёт?

Мама подавилась кофе. Папа засмеялся и похлопал её по спине:

– Привыкай, Надюша. Теперь у нас так.

– Не врёт, – сказал я, отставил чашку и пошёл к телефону.

Цуканов поинтересовался как мы долетели и сообщил, что через пятнадцать минут за мной приедет машина.

– Куда? – поинтересовался я коротко.

– Не телефонный разговор, извини, – сказал Цуканов. – Враг не дремлет, – и положил трубку.

Впрочем, я догадывался, куда. Ещё на последнем оздоровительном сеансе мы договорились с Леонидом Ильичом, его супругой Викторией Петровной, а также с Евгением Ивановичем Чазовым, что по возвращении из Кушки продолжим.

– Это только начало, – объяснил я. – Чтобы вернуть в норму ваш организм, Леонид Ильич, нужно больше времени. Вы его все эти годы не жалели.

– Время такое было, – сказал Брежнев. – Не до жалости к себе.

– Как в фильме «Коммунист»?

– Видел? – заинтересованно спросил Брежнев. Он любил кино, я уже знал об этом.

– Дважды, – признался я. – Мощное кино.

– Да, – вздохнул Леонид Ильич. – Кино хорошее. Ещё бы жизнь нашу к этому кино приблизить и совсем бы хорошо стало.

– Жизнь к кино или кино к жизни?

Брежнев остро глянул на меня.

– И Викторию Петровну слегка оздоровим-омолодим, – сказал я с невинным видом. – Если, конечно, она не против. А то неправильно будет. Муж и жена – одна сатана.

– Соображаешь, молодец, – засмеялся Брежнев и повторил то, что я слышал уже неоднократно. – Откуда ты только взялся, такой мудрый и сообразительный…

Когда я вышел на улицу ровно через пятнадцать минут, знакомая чёрная «волга» уже ждала меня у подъезда.

– Доброе утро, Василий Иванович, – поздоровался я, садясь на переднее сиденье.

– Привет, Серёжа, – ответил он, протягивая руку. – Ну что, поехали?

– Погнали.

Никаких спецсигналов на машине не было, мы и так, в обычном городском потоке, домчались до дачи Брежнева за привычные десять минут. Да и какой там поток – название одно. Московские улицы и проспекты широкие, машин относительно мало – езжай не хочу. Я вспомнил Нью-Йорк с его ревущими автомобильными стадами. Да, Москве пока в этом смысле далеко. Оно и к лучшему. Если всё пойдёт, как надо, скоро будем летать, а не ездить. Хотя нет, вспомнил я Гарад, всё равно будем и ездить тоже. И по морям-океанам плавать. С меньшими энергетическими затратами – это да, но будем.

Леонид Ильич встретил меня в прекрасном настроении и всё том же спортивном костюме.

– Прямо заждался я тебя, – сообщил он, улыбаясь. – Заварилась такая каша, что хлебать нам не обляпаться. Новая революция, мать её так! Хоть и научно-техническая, но всё-таки.

– Лёня! – укоризненно воскликнула Виктория Петровна.

– А что я такого сказал? Или ты думаешь, что в ближайшее время наш молодой человек не наслушается гораздо более интересных слов и выражений? Ха-ха.

– У нас в России без интересных слов и выражений ни одно дело не сдвинется, – сказал я. – Не беспокойтесь, Виктория Петровна, я кушкинец, а кушкинские пацаны давно их все знают.

– Я же говорил – талантливая у нас молодёжь! – засмеялся Брежнев.

После оздоровительных сеансов, Брежнев позвал меня в свой небольшой кабинет, усадил напротив.

– Забыл спросить. Тебе же, наверное, деньги нужны?