Да, такой стиль общения с драконом изрядно упрощает наши взаимоотношения! Он больше не казался чужим, и напоминал, скорее, коллегу-продюсера, с которым мы ведём проект, хоть и с магией вместо цифр. Немного странного чешуйчатого игрового продюсера… Ну, да в геймдеве вообще много гиков и эпатажных личностей, так что уже привык к странностям, сработаемся. Ящер в малиновом пиджаке прочно прописался в моем воображении.

– Ладно, не будем переходить на личности. Спасибо за «Замедление времени». Что ты предлагал сделать для ликвидации эмоций при сильных стрессах?

– Замену сострадания на умение «Равнодушие эльфов». Это позволит быстрее реагировать в экстремальных ситуациях, не теряя способности принимать более обдуманные решения, – ответил дракон.

Похоже, он вполне освоил саркастичный стиль общения, и мне это нравилось. Он становился частью моей игры. Моей большой новой игры в новом мире. Только пати собирается пока что лишь у меня в голове. Зато нас уже трое! И даже грызня с товарищами – как непременная часть программы.

– Понятно. Меня устраивает товар, но не цена. Готов предложить два, ну ладно, три фрагмента пазлов убитых мной людей, – предложил я, будто на торгах с деловыми партнёрами.

– Это грабёж! Минимум шесть! Это же не целые пазлы, а их осколки. Я и так затрачу энергию трёх из них на корректировку вшитой в тебя программы сострадания! – вскричал дракон.

Вот теперь я был доволен. Подобные «торги» – это был родной мир, где я чувствовал себя как рыба в воде. Сразу возник закономерный вопрос по матчасти: что именно я делаю с этими кусочками чужих мозаик?

– Подожди, – обратился я к дракону. – Эти фрагменты пазлов, которые с убитых, – как это вообще работает? Как я могу ими манипулировать? И что при этом происходит с их ядрами душ?

– Ты сохраняешь фрагменты их пазлов с внешней помощью, моей и этого мерзкого паразита, прилипшего к тебе, – пояснил он, как будто говорил о чём-то очевидном. – Ядро души лишается накопленной энергии пазлов и откатывается в своем развитии, тем не менее уходя на очередной виток перерождения. Ты же можешь передавать эти сохраненные пазлы. Например, мне.

– Передавать? – я на мгновение задумался. – И что, это усилит тебя?

– Конечно. Энергию из этих фрагментов я смогу использовать для влияния на реальный мир и наделения тебя особыми способностями, – дракон теперь говорил более серьёзно.

Это открывало передо мной новые возможности. Вдобавок, какую пользу принесет хранение осколков душ отпетых бандитов? Улыбнувшись, я решил согласиться на обмен с драконом по предложенной цене.

Сразу после этого меня накрыла дикая боль, выкинувшая в астрал. На ледяную арену я вступил, как в дом родной. Ледяной серый туман – без изменений. Паразит – на месте. Но какое-то изменение цепляет взгляд.

– Паразит, как наши дела? – настороженно спросил я.

– Кардинальных изменений пазла не зафиксировано, – ответил паразит.

– А некардинальные?

– Одна седьмая каждой детали твоего пазла поменяла цвет на красный.

– Может ли нас здесь слышать дракон?

– Это исключено. Дракон вышел на прямой контакт, но доступа сюда ему нет. Это твой личный закрытый участок астрального мира. Но и мне он закрыл доступ к своему пазлу. Теперь при распараллеливании сознания я не смогу дать тебе его свойства. Ты сможешь использовать эту способность только для обдумывания проблемы и получения правильных ответов на свои вопросы из подсознания. Однако можно делать это одновременно с другими вещами, например, в процессе чтения или разговора, – ответил паразит.

Будучи продюсером игр, я, случалось, одновременно вел два созвона в зуме, играл в шестую «Цивилизацию» и иногда отвечал жене. Эх, как тяжело все потерять и стараться об этом не думать, строя новую жизнь! Надеюсь, что моя семья пережила катаклизм и нашла свой путь в старом мире…

Вернувшись к действительности, я пристально изучил арену и обнаружил изменения цвета льда по периметру – он стал красным.

В этот момент меня снова выбросило из астрала потоком ледяной воды. Знакомое ощущение. Открыв глаза, я вздрогнул. Отец и Жозеф с пустым ведром. «Честное слово, сурок ненамного лучше, чем писец!» – подумал я.

Оглядевшись, облегчённо вздохнул. Мы находились под открытым небом, всё в том же порту. Временно я изобразил потерю голоса, чтобы избежать лишних вопросов. Мария помогла мне отмыться от крови и переодеться. После этого меня уложили на телегу, которую отец пригнал из города. Всё снова сделалось отстраненным. Адреналин ушёл, и я впал в оцепенение, переходящее в сон.

Это было первое убийство…

* * *

«Как это было давно… и как будто совсем недавно», – думал я, стоя на палубе.

Из воспоминаний меня вырвала неожиданная фраза, произнесённая на русском. Здесь? Серьезно?

– Ну вот мы и встретились, Катерина. Отвести глаза и сбежать, как всегда, не получится. Могу предложить быструю смерть, если отдашь Книгу. Подумай, это неплохое предложение, – раздался мужской голос.

Глава 6

Вот это я удивился! Даже неважно, что говорили, а язык, который прозвучал! Родной, ласкающий слух и греющий сердце! Прошло много лет, как я слышал его в последний раз. И оказался не в силах бороться с любопытством, ноги сами вынесли меня из-за бухты канатов на открытое место.

Картина мне открылась, мягко говоря, хреновая. На верхней палубе, возле капитанского мостика, друг напротив друга напряженно замерли два заклинателя. Для простых людей было легко определить, кто перед тобой – обладатель атрибута из аномалии или нет. Заклинатели создают вокруг себя ауру угрозы, такую же, как твари из Закрытых городов. У обычных людей после катастрофы проснулись глубинные, заложенные на генном уровне нервные импульсы, сигнализирующие из нижней части спинного мозга, что перед ними сверхчеловеческие сущности. В народе женщин, получивших атрибут и ставших заклинателем, прозвали чаровницами. А мужчин – кудесниками.

Мрачная чаровница на палубе соответствовала всем трём канонам красоты, указанным в работах философа Фомы Аквинского: целостность, гармония, сияние. Черные волосы уложены в сложную прическу. Бледное, словно прозрачное лицо с классическими чертами, зеленые глаза, точёная шея, переходящая в покатые плечи. Чёрное платье из кашемира до пола и белые перчатки придавали ей сдержанную строгость. Преломление света на границе между чаровницей и кудесником завершало сияющий образ.

Её оппонент был не менее колоритной личностью. Лысеющий пузанчик с пухлыми короткими ручками на кривеньких ножках смотрелся почти комично. Но холодный взгляд и рука, уверенно лежащая на эфесе рапиры, намекали, что он может оказаться по-настоящему опасным. В отличие от противницы, одет пузанчик был роскошно: расшитый золотом камзол, кружевное жабо и манжеты шёлковой сорочки вызвали бы зависть у половины модников Европы. Особенно впечатляли кюлоты – короткие штаны-бриджи, украшенные рунами, вышитыми золотой и серебряной нитью на чёрном фоне. К поясу, удерживающему это произведение искусств, крепилась рапира, эфес которой сверкал мелкими бриллиантами. Завершался наряд башмаками с огромными серебряными пряжками, инкрустированными изумрудами. И этот франт сразу вызывал отвращение.

– Катерина, не дури. Тебе не справиться со мной: ментальные штучки на меня теперь не действуют. А спрятаться на этой лоханке у тебя не выйдет, – заявил кудесник с ноткой превосходства в голосе. – Попробовать ты, конечно, можешь. Но когда я тебя найду – а это неизбежно – то буду в очень плохом расположении духа, что не способствует моему великодушию. Потому прекрати валять дурака. Отдай мне Книгу.

– Синьора, если этот субъект вам докучает и мешает наслаждаться морским вояжем, то могу попросить его удалиться, – я даже сам поразился вычурности своей фразы, произнесённой на французском языке. И своему волнению удивился не меньше. Я взрослый мужчина – но тело мое было молодо, и сердце учащенно забилось при виде этой красавицы.

– О боже, Катя, где ты находишь идиотов, готовых умереть за тебя? Мне даже завидно, – не отрывая взгляда от чаровницы, на русском произнёс её неприятный противник. И оттого мне еще больше захотелось хорошенько его отделать. Хорошо бы на глазах прекрасной чаровницы!

– Ваше нежелание говорить на понятном языке и полное игнорирование оскорбляет мою честь. Поэтому вынужден вызвать вас на дуэль, – став в пафосную позу, произнёс я на языке великого философа-просветителя Франсуа-Мари Аруэ, больше известного под именем Вольтер.

– Вы отвратительно говорите на французском и вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются. Поэтому, юноша, вы умрёте, – сказал этот франт, выхватывая хищно звякнувшую клинком рапиру.

Я уже был готов сорваться в ускоренный режим – сердце учащённо билось, руки сами тянулись к оружию, – как вдруг голос капитана, раздавшийся с надстройки, застопорил нас обоих. Ветер с моря забавно шевелил его усы, но в тоне не было ни капли шутки.

– Господа, на моей шхуне все бои ведутся только по корсиканским правилам и никак иначе. В противном случае выживших в дуэли не будет.

– Капитан, вы смеете угрожать кудеснику с атрибутом «Щит бегемота»? Даже поцарапать меня вам не удастся! – надменно хохотнул мой оппонент.

Кончики усов капитана задорно поднялись.

– А зачем тебя царапать? Всей командой скрутим, накинем сеть да вышвырнем за борт, а там чароплетствуй себе на здоровье, – весело пообещал он.

– Ну, что ж, придётся убить этого наглого юнца по вашим правилам. За это прошу не вмешиваться в мои разборки с чаровницей, – картинно вздохнув, согласился кудесник, пытаясь не подавать виду, что угрозы капитана его хоть сколько-то тронули. Но я видел его глаза – в них мелькнул неподдельный страх. Должно быть, он не привык, что на его козырь бывает карта покрупнее.

Я невольно проникся уважением к хозяину корабля – не каждый может найти подход к «Щиту бегемота». Похоже, он и не таких видал. Опытный.

– Нам нет дела до бабы, это твои проблемы, – махнул рукой капитан. – Кстати, умная зараза, успела слинять. Я даже не увидел, куда.

– Ладно, чаровницу я найду. По каким правилам мне придётся убивать этого заносчивого юнца? – спросил мой противник.

– Всё просто. Каждый из вас получит вендетта корса – складной нож. Через люки на баке и юте вас спустят в темный трюм, к балласту. Дальше правил нет. Веселитесь сколько хотите. Крикните, и уцелевшего достанем.

Я усмехнулся, глядя на самоуверенного заклинателя. Этот хлыщ был у меня не первым. Первого обладателя «Щита бегемота» я до сих пор вспоминаю, вздрагивая по ночам. Выжил тогда чудом.

* * *

То было обычное дежурство около аномалии. Наша группа встречала выходящих из аномалии кудесников и чаровниц, оказывала им помощь, если возникала потребность, или пресекала мимолетные буйства и помешательства.

В тот день из аномалии вышел весь покрытый кровью и со скорбным блеском в остекленевших глазах новоиспеченный старый кудесник. Горе от потери братьев и сыновей, которые сгинули в аномалии, сломило его, наполнило сердце обжигающим чувством вины, ведь заходили они все добровольно. Утрата оказалась столь сильна, столь невыносима, что вытеснила из бедняги все чувства, кроме жажды возмездия. И выплеснуть свою скорбную ярость он хотел немедленно, полностью отдавшись безумной жажде крови. Испытать всю его злобу на себе выпало несчастье именно нашей группе.

Та сволочь в считанные минуты уложила шестерых ведьмаков старших курсов, не испытывая ни сомнений, ни жалости.

В разгар боя, получив от меня пулю в живот, старик отряхнулся, как мокрый пёс, и направился выяснять отношения с мелкой помехой, как он подумал обо мне. Нас, курсантов, уже просветили, что кудесники и чаровницы при сильных нагрузках на их атрибут быстро теряют жизненные силы. Используя подарок дракона, я замедлил личное время, выхватил саблю и, избегая близкого контакта с кудесником, начал резать его как можно чаще и быстрее. Где-то на третьей минуте клинок прорубил ему кожу и рассёк мышцу на правой ноге. Он с криком упал. Я поднял саблю, чтобы добить, и увидел перед собой не обезумевшего кудесника, а старичка, пытающегося дрожащими руками остановить смертельный удар.