– Он вроде свежий, – заметил Рыкин.

– Так не от разложения же смердел, а от жизни своей, – ответил ему Сидор. – Говорю ж, бродяга.

Олег их не слушал, он смотрел на Альберта Румпфа. Выглядел он и вправду жутко. Тело высохло настолько, что теперь это был скелет, обтянутый кожей. Но не это делало его по-настоящему пугающим. Мертвец казался порождением ночного кошмара.

Под бледной кожей была четко видна сетка сосудов и вены. Казалось, кожа обтянула не только кости, но и всё, что находилось под усохшей плотью. Руки покойника были вытянуты вдоль тела, но пальцы скрючены, будто сведены судорогой.

Однако самым ужасным было лицо. Губы совершенно не скрывали челюсти, и казалось, что Румпф скалится, но в злобе или в адском веселье, угадать было невозможно. А еще глаза… Вот уж поистине мороз бежал по коже при взгляде на них, потому что веки будто скукожились над глазными яблоками, и они почти выкатились из глазниц.

Да, тут было от чего не только передернуть плечами, но и перекреститься. Но самым мерзким было то, что последняя надежда, пусть и слабая, однако теплившая, не сбылась. Такое мог проделать только хамелеон.

– Проклятье, – тихо выругался Котов, распрямляясь.

– И что же вы углядели, Олег Иванович? – ехидно полюбопытствовал Стеценко.

– Человеку такого не сотворить, – честно ответил Олег.

– Я же говорю – бесовщина, – отозвался Рыкин.

– Всё это чушь и фантазерство, – отмахнулся Петр Назарович. – Подозреваю, что ему под кожу ввели какой-то раствор, который и сделал это. Любая бесовщина – это дело рук человека. Вот вам мое первое заключение. А вы, Сан Саныч, сыщик, вот и ищите того химика, кто этот раствор создал. Иного объяснения тут нет и быть не может.

– Мы будем искать, – прохладно ответил Рыкин, – а вы лучше внутрь тела загляните, может, еще какое заключение дадите.

– Даже не сомневайтесь, – заверил Стеценко. – Как только посторонние покинут покойницкую, так и вскрою, и загляну, и заключение дам полное.

– Всего хорошего, Петр Назарович, – поклонился Котов и первым направился на выход.

– И вам, Олег Иванович, – бесстрастно ответил полицейский доктор.

Александр Александрович просто поклонился и последовал за приятелем. Однако уйти они не успели, потому что в дверном проеме показался господин Путилин. То ли необычная смерть, то ли подданство покойника, но скорее всего все-таки первое, привели начальника петербургского сыска в Обуховскую больницу в поздний час.

Взгляд Путилина остановился на Котове, и тот расцвел приветливой улыбкой.

– Доброй ночи, Иван Дмитриевич. Рад видеть вас в добром здравии.

– Доброй ночи, Олег Иванович, – ответил Путилин. – А вы всё по покойницким ходите на трупы полюбоваться. Впрочем, подобная смерть не могла остаться без вашего внимания. Слухи или…

– Это я обратился к Олегу Ивановичу, – Рыкин встал рядом с Котовым. Своему начальнику и кумиру он не собирался лгать. – Дело в том, что смерть необычна, даже попахивает чертовщиной, а Олег Иванович сейчас бывает в мистических обществах. Собирает материал для новой книги, и мне подумалось, возможно, он сумеет раздобыть сведения, которые могут быть полезны.

– Я бы искал среди ученых, – донесся из-за спин Котова и Рыкина голос Петра Назаровича.

Александр Александрович обернулся и ответил уже иным тоном:

– А кто сказал, что среди мистиков и сатанистов не может быть ученых?

Путилин с минуту смотрел в задумчивости на Котова, после хмыкнул и кивнул:

– Может, и так. Если вы раздобудете что-то полезное, мы будем вам признательны. Раз уж мы вас к нашим трупам подпускаем, то отплатите добром за добро, побудьте нашим агентом, Олег Иванович.

– Почту за честь, – с улыбкой заверил его Котов. – Мне это будет даже интересно.

Иван Дмитриевич посторонился, пропуская своего подчиненного и его приятеля. А когда они уже прошли мимо, Путилин вдруг спросил:

– Вас не мутит, Олег Иванович? Уж больно вы спокойны после вида этого покойника.

Котов обернулся и пожал плечами:

– Это не первый труп, который я вижу, Иван Дмитриевич. Да, мурашки, признаться, по спине побежали, но у вас попадаются мертвецы и похуже. А этот не пахнет, не разлагается, и страшных ран нет. Просто жуткий.

– Для человека с воображением вы довольно взвешены, – отметил начальник сыска, после приподнял шляпу, прощаясь, и вошел наконец в покойницкую, а Котов и Рыкин поспешили ее покинуть.

Уже на улице они почти слаженно вдохнули свежий ночной воздух, также дружно выдохнули и хмыкнули, отметив произошедшее. Их извозчик уже давно уехал, а нового поймать сейчас было уже невозможно. А если где-то и ездили припозднившиеся наемные экипажи, то не возле Обуховской больницы.

– Прогуляемся? – предложил Сан Саныч.

– Иного выхода у нас и нет, – развел руками Котов. – Заодно проветримся. И от этого запаха, и от впечатлений, – он передернул плечами. – Крайне неприятное зрелище.

– Верно подмечено, – согласился сыщик. – Я даже старался на него не смотреть. Это лицо, бр-р, – и его тоже передернуло.

Мужчины покинули территорию больницы и неспешно побрели по набережной реки Фонтанки в обратную сторону. Идти им было, не сказать, что бы уж очень далеко, но и не близко. Впрочем, Олег ничего не имел против прогулки, и даже был рад, что можно отвлечься разговором. Да, на ту же тему, но на разных языках. И если Рыкин будет строить предположения, то Котов просто фантазировать ему в поддержку. В любом случае, это позволит пока не гонять свои соображения по лабиринту домыслов.

– Однако хорошо, что мосты более не разводятся на Фонтанке, – произнес Сан Саныч. Похоже, и он готов был просто отвлечься. – Иначе бы мы с вами побегали в поисках переправы.

Котов кивнул, и мужчины негромко рассмеялись. Олег, подняв взгляд к небу, вновь вдохнул полной грудью и произнес:

– Хорошо. Признаться, когда-то не выносил белых ночей, а теперь не представляю, как может быть иначе.

– Вы стали истинным петербуржцем, друг мой, – улыбнулся сыщик. – А я родился здесь, вырос, живу и сделаю свой последний вздох тоже в этом городе. Я люблю его всей душой и, признаться, не желаю менять ни на что иное. В нем свой дух. В каждом городе есть своя душа, конечно же, но мне близок дух петербургский.

– Да, и мне полюбился этот город, – искренне ответил Олег. – Если однажды мне придется с ним расстаться, я буду сожалеть.

– Не расставайтесь, – улыбка Рыкина стала шире. – Надо быть там, где вам хорошо.

Котов усмехнулся. Он заложил руки за спину и ответил:

– Вы знаете, Сан Саныч, не от нас зависят обстоятельства, а они складываются не всегда так, как нам бы хотелось. Но пока я здесь и никуда уезжать не собираюсь.

– Пусть так и останется, – ответил Рыкин. – Мне было бы жаль расставаться с вами, хоть мы и видимся нечасто. В нашем маленьком обществе, сложившемся благодаря вам, уютно и хорошо именно в таком составе. Убери одного из вас с Федором Гавриловичем, и будет ощущаться пустота. Я с вами обоими душой отдыхаю.

– Совершенно с вами согласен, – кивнул Котов. – Не представляю наш кружок без смеха Федора Гавриловича, и без ваших гостеприимства и чувства юмора.

– И без ваших рассказов, дорогой мой Олег Иванович, – ответил сыщик. – Надо не затягивать со следующей встречей.

– Согласен, – улыбнулся Олег.

Они прошли еще немного, и Александр Александрович все-таки вернулся к недавнему происшествию.

– И что же вы думаете, друг мой? Обо всем этом?

Котов не спешил ответить. Настаивать на сверхъестественных причинах смерти Румпфа он не собирался, даже если приятель и ожидал услышать нечто этакое.

– Гипотеза Петра Назаровича показалась мне разумной, – наконец ответил он. – Кто знает, возможно, кому-то и удалось составить такой раствор. И если вы найдете этого гения…

– То его мало только повесить, – с раздражением прервал Олега сыщик. – Это же надо такое придумать! И если это так, то тело Румпфа может быть и опытом. Тогда могут быть и другие подопытные. Этого нам еще не хватало, – и он передернул плечами.

– Да уж, – согласился Котов, – не хотелось бы.

– Не то слово, – ворчливо произнес Сан Саныч. – Но вы всё равно присмотритесь к вашим мистикам. Я по-прежнему утверждаю, что это может быть и по их части.

– Разумеется, я ведь обещал, – ответил Олег. – Но если это преступление не имеет к ним отношения, то не могут ли быть в этом замешаны какие-нибудь террористы? Сейчас развелось великое множество безумцев. В погоне за своими идеями они совершенно перестают ценить человеческую жизнь.

– И не говорите, – вздохнул Рыкин. – Все эти доморощенные революционеры – настоящий бич нашего времени, и плодятся, как грибы после дождя, право слово. Они готовы ввергнуть страну в хаос, пытаясь сделать ее лучше. Грезят о счастье народа, но даже не думают о последствиях того разрушительного упадка, который может возникнуть после. Вот скажите, Олег Иванович, – неожиданно разгорячился Александр Александрович, – кто из них имеет хоть малейшее представление об управлении страной? Они ведь даже между собой не могут договориться, как это надо делать! И что? Вот они исполнят свою мечту и свергнут самодержавие, а дальше что? Будут биться лбами, выясняя, как правильно жить? И что же мужик, перед которым они все дружно готовы пасть на колени? Что будет делать он, пока «радетели» наконец договорятся друг с другом? Ведь не найдя точек соприкосновения, они будут бороться между собой, но уже за власть. Что они оставляют мужику? Уничтожение страны? Гражданскую войну? И такого-то народного счастья они хотят? Хотя, – сыщик понизил голос, – спесь с высшей аристократии я бы сбил. Эти порой безумно раздражают, когда с ними сталкиваешься.

– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся Олег и пожал приятелю плечо, успокаивая. – Я бы революционеров все-таки исключать не стал, но сам к ним не пойду, об этом не просите. Мне ближе мои мистики.

– Ох, – вздохнул Сан Саныч и махнул рукой.

Они уже прошли половину пути до Александринской площади, но разойтись должны были немногим раньше, каждый к себе домой. Котов нахмурился, вспоминая, о чем они говорили еще до Обуховской больницы, и хмыкнул.

– А вы, друг мой, так ведь еще и не ответили на вопрос о балерине, – произнес Олег. – С ней поговорили?

– Да, должны были поговорить, – ответил Рыкин, – но я не знаю, что она рассказала. Видите ли, мы разошлись. Тело повезли в покойницкую, господин Антонов отправился к балерине, а я к вам. Так что узнаю только днем. Если вам любопытно, то расскажу.

– Был бы вам весьма признателен, – склонил голову Котов. – Где она живет?

– У нее квартира на Большой Подьяческой…

– В Мариинском танцует? – полюбопытствовал Олег.

– Да, – кивнул Сан Саныч. – А Румпф с женой и братом остановились в Гранд-Отеле на Малой Морской.

Олег задумался, но огласить свои соображения не успел, потому что Рыкин произнес это первым:

– Если Румпф все-таки отправился к родным, то проезжать или проходить он должен был через Мойку, по Синему мосту. Если тело сбросили там, то течением могло отнести к Зеленому, где он и был замечен. Но ведь нужно было время, чтобы сотворить с ним всё это. И тогда самым логичным было бы провести операцию… процедуру, простите, даже не знаю, как это назвать, в квартире балерины. А потом вывезти тело и скинуть в Мойку. Или же его перехватили на выходе от нее. Н-да, прежде нужно узнать, что сказала любовница Румпфа, иначе догадок можно построить превеликое множество.

Котов усмехнулся.

– Тогда операция была проведена после посещения балерины городовым, – заметил Олег. – Он не только общался, но и получил деньги от покойного.

Сан Саныч задержал на собеседнике задумчивый взгляд, а после произнес: