Антонио Табукки: Реквием. Галлюцинация

© Лукьянчук В., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Примечание

Эта история, происходящая в одно июльское воскресенье в пустынном и знойном Лиссабоне, это – Реквием, который должен был исполнить персонаж по имени «я», написав эту книгу. Если кто-то спросит у меня, почему она написана на португальском, я отвечу, что история, подобная этой, могла быть написана только на португальском, и точка. Однако требуется уточнить еще один момент. По правилам, Requiem должен быть написан на латыни, во всяком случае, так требует традиция. Но тут нужно принять во внимание, что я не в ладах с латынью. Как бы там ни было, я понял, что на моем родном итальянском Реквием у меня не получится, мне нужен какой-то другой язык: язык – вместилище разума и чувств.

Этот Реквием – не только музыкальное произведение, это также сон, где мой персонаж встречается с живыми и мертвыми в одном и том же измерении: с людьми, вещами, местами, которые, вероятно, заслуживают оратории, которую мой персонаж мог исполнить только по-своему: написав этот роман. Но в первую очередь эта книга – дань признательности стране, которая меня усыновила и которую я признал родной, ее людям, к которым я проникся симпатией и которые, в свою очередь, ответили взаимностью мне.

Если кто-то заметит, что этот Реквием не исполнен с подобающей жанру торжественностью, я не смогу не согласиться. Правда заключается в том, что я предпочел исполнить свою музыку не на церковном органе, а на гармошке, которую можно сунуть в карман, или же на шарманке, с которой можно ходить по улицам. Подобно Друммонду ди Андради я всегда любил безыскусную музыку или, как он говорил: «Мне Гендель в друзья не годится, я не слушаю архангельскую заутреню. Мне достаточно того, что долетает с улицы, без послания, и улетучивается, как улетучиваемся и мы».

Персонажи, встречающиеся в этой книге

Молодой Наркоман

Хромой Продавец Лотерейных Билетов

Таксист

Буфетчик в Кафе «Бразилейра»

Старая Цыганка

Смотритель Кладбища

Тадеуш

Сеньор Казимир

Жена Сеньора Казимира

Портье Пансиона «Изадора»

Изадора

Вириата

Молодой Отец

Бармен в Музее старинного искусства

Копиист

Железнодорожный Контролер

Жена Смотрителя Маяка

Мэтр Дома Алентежу

Изабель

Продавец Историй

Мариязинья

Сотрапезник

Аккордеонист

1

Я подумал: этот тип уже не придет. Но следом за этим подумал: я не вправе называть его «типом», он великий поэт, может, самый великий поэт двадцатого века, умер давно, я должен относиться к нему с уважением, более того – с глубочайшим уважением. Между тем мне становилось не по себе, солнце в конце июля припекало что есть силы, и я подумал еще: я же на отдыхе, в загородном доме моих друзей в Азейтао мне прекрасно отдыхалось, кто меня заставлял соглашаться на эту встречу здесь, на молу? Полный абсурд. Я заметил у ног свою тень, она тоже показалась мне абсурдной и неуместной, в ней не было смысла, слишком короткая, иссушенная полуденным солнцем, и как раз в ту минуту я вспомнил, что он назначил встречу на двенадцать, но, возможно, имелось в виду двенадцать ночи, потому что призраки появляются в полночь. Я поднялся и пошел по краю мола.

Движение на бульваре замерло, проезжали редкие машины, на их рейлингах были зонты от солнца, все эти люди ехали на пляжи Капарики, жара стояла невыносимая, и я подумал: что я здесь делаю в последнее июльское воскресенье? и ускорил шаг, чтобы по возможности быстрее добраться до Сантоса, может, в саду будет немного прохладнее.

Сад был пуст, лишь за своим столиком сидел продавец газет. Я подошел, и он улыбнулся. «Бенфика» выиграл, сказал он, сияя от радости, видели в газете? Я покачал головой: нет, еще не видел, тогда продавец газет сказал: ночной матч в Испании с благотворительной целью. Я купил свежий номер A Bola^[1] и выбрал скамейку в тени. Стал читать, как разворачивалось действие на футбольном поле, в результате которого «Бенфика» одержал верх над «Реал Мадридом», как вдруг слышу: здравствуйте, и поднимаю глаза. Здравствуйте, повторил стоявший передо мной молодой человек с длинной бородой, мне нужна ваша помощь. В чем? – спросил я. Я хочу есть, ответил юноша, я два дня не ел. Ему было около двадцати, в джинсах, рубашке, он протягивал руку, словно просил подаяния. Он был светловолос, с синими подглазьями. Два дня не ширялся? – спросил я инстинктивно, а юноша ответил: еда и шиза постоянно заканчиваются, во всяком случае, у меня. В принципе я «за» наркотики, сказал я, легкие и тяжелые, но это в принципе, а на практике я – против, вы должны меня извинить, но я буржуазный интеллектуал с массой предрассудков, я не могу допустить, чтобы вы вводили себе дозу в городском саду, демонстрируя удручающее зрелище своего тела, вы меня, конечно, извините, но это противоречит моим принципам, я в крайнем случае мог бы еще допустить, если бы вы ширялись дома, как бывало в старые времена, в компании образованных и интеллигентных людей под музыку Моцарта или же Эрика Сати. Кстати, добавил я, вам нравится Сати? Молодой Наркоман посмотрел на меня удивленно. Это ваш друг? – спросил он. Нет, сказал я, это французский композитор, авангардист, величайший музыкант эпохи сюрреализма, если, конечно, допустить, что сюрреализм составляет эпоху, он писал в основном фортепианную музыку, думаю, он был невропатом, может, как я или вы, мне бы хотелось знать его лично, но наши эпохи, увы, не совпали. Всего двести эскудо, сказал Молодой Наркоман, всего двухсот не хватает, остальное уже есть, через полчаса проедет Креветка, здешний драгдилер, мне нужна доза, у меня ломка. Молодой Наркоман вынул из кармана носовой платок и натужно высморкался. На глазах его выступили слезы. Вы нехороший человек, сказал Молодой Наркоман, я ведь мог вести себя агрессивно, угрожать вам, как настоящий наркоман, но я обратился к вам вежливо и сердечно, мы даже поговорили о музыке, а вам жалко двухсот эскудо, уму непостижимо. Он снова утер нос и продолжил: к тому же на сотенных купюрах нарисован Пессоа, и сейчас я задам вам вопрос – вам нравится Пессоа? Еще как, ответил я, настолько, что я даже могу рассказать вам одну замечательную историю, хотя не стоит, мне кажется, у меня поехала крыша, я только сейчас пришел с Алькантара, но там никого не было, думаю, что вернусь туда в полночь, не знаю, понимаете ли вы, о чем я. Понятия не имею, сказал Молодой Наркоман, но не суть важно, спасибо. Он положил в карман двести эскудо, которые я ему протянул, и снова высморкался. Ладно, сказал он, простите, я побежал, надо поймать Креветку, приятно было поговорить, желаю вам удачного дня, с вашего разрешения откланиваюсь, до свидания.

Я прижался спиной к скамейке и закрыл глаза. Стояла удушающая жара, читать про футбол не хотелось, похоже, я слегка проголодался, но подняться и поискать какой-нибудь ресторан мне стоило безумных усилий, я предпочел остаться в тени, почти бездыханный.

Завтра розыгрыш, послышался голос, не хотите купить билетик? Я открыл глаза. Передо мной стоял мужичок лет семидесяти, одет скромно, но в лице и манерах угадывались следы былого преуспевания и значимости. Он приблизился ко мне, прихрамывая, и я подумал, что откуда-то знаю этого типа, после чего сказал: постойте, мы где-то уже встречались, вы – Хромой Продавец Лотерейных Билетов, конечно, еще как встречались. Где? – спросил человек, усаживаясь на мою скамейку со вздохом облегчения. Не знаю, сказал я, с ходу трудно сказать, но у меня абсурдное ощущение, что я вас встречал в какой-то книге, но это, наверное, жара и голод, порой они выкидывают такие штучки. А у меня впечатление, сказал старик, что вы слегка того, извините, что я вам это говорю, но вы, по-моему, маленько рехнулись. Нет, сказал я, проблема в другом. Проблема в том, что я и сам не могу объяснить, как оказался здесь, похоже, это какая-то галлюцинация, я даже не могу объяснить, о чем говорю, скажем так: я находился в Азейтао, вы знаете Азейтао? в загородном доме моих друзей, лежал в удобном шезлонге под высоким деревом, шелковицей, по-моему, читал любимую книгу и вдруг очутился здесь, ну да, сейчас я припоминаю, это была «Книга беспокойства»^[2], в ней вы – Хромой Продавец Лотерейных Билетов, безуспешно пристававший к Бернардо Суарешу, вот где я тебя, голубчик, видел, в этой книге, которую читал под шелковичным деревом в загородном доме в Азейтао. Беспокойств у меня хватает, сказал Хромой Продавец Лотерейных Билетов, у меня такое же впечатление, будто я вышел из прекрасно иллюстрированной книги с богато накрытыми столами, с богатыми залами, но богатство уплыло, Бернардо, мой брат, Бернардо Антонио Перейра де Мело пустил по ветру все наше состояние, Лондон, Париж, проститутки, предприятия на Севере проданы по дешевке, почти за бесценок, операция в Хьюстоне по удалению раковой опухоли довершила дело, деньги в банке закончились, и сейчас я продаю лотерейные билеты. Хромой Продавец Лотерейных Билетов перевел дыхание и сказал: как бы там ни было, извините меня, я не собираюсь дискутировать, но поскольку я обратился к вам как к достопочтенному господину, я не очень-то понимаю фамильярности с вашей стороны, вы мне почти что «тыкаете», позвольте представиться: Франсиско Мария Перейра де Мело, рад познакомиться. Простите меня, уважаемый, ответил я, знаете, я итальянец и иногда попадаю впросак с вашими формами обращения, умоляю, будьте снисходительны, португальские формы обращения очень трудные. Если предпочитаете, можем перейти на английский, сказал Хромой Продавец Лотерейных Билетов, в английском с этим не бывает проблем, там всегда you, я хорошо говорю по-английски, по-французски тоже, там тоже трудно ошибиться, там всегда vous, я прекрасно говорю по-французски тоже. Простите меня великодушно, ответил я, но я бы предпочел продолжать по-португальски, это – мое португальское приключение, и я не собираюсь от него отказываться.

Хромой Продавец Лотерейных Билетов вытянул ноги и прислонился к спинке скамейки. Простите меня, сударь, я должен немного почитать, я каждый день уделяю чтению часть своего времени. Он достал из кармана книжку и принялся читать. Это был журнал Esprit^[3], и он сказал: я читаю статью французского философа о душе, подумать только, до чего забавно читать о душе, о которой давненько не говорили, во всяком случае, в течение сороковых годов, а теперь она, похоже, снова в моде, ее заново открывают и обсуждают, я не католик, но верю в существование души в жизненном, коллективном смысле, может, в духе Спинозы, а вы верите в существование души? Это одно из того немногого, во что я верю, ответил я, по крайней мере, сейчас, сидя в этом саду и беседуя с вами, это все она скомбинировала, хотя не знаю, может, и не душа, а подсознание, ибо я оказался здесь неосознанно. Стоп, сказал Хромой Продавец Лотерейных Билетов, подсознание, что вы хотите этим сказать? подсознание – это примочки венской буржуазии начала двадцатого века, а мы с вами находимся в Португалии, вы итальянец, мы относимся к Югу, к греко-римской цивилизации, у нас, извините, ничего общего с Центральной Европой, у нас есть душа. Верно, сказал я, у меня безусловно есть душа, но есть и подсознание, то есть теперь оно есть и у меня, это как болезнь, я подцепил вирус подсознательного, что поделаешь, бывает.