– Но после с-с-столетий тьмы Иллия увидела в нежизни нечто отвратительное, а с-с-себя сочла пленницей, запертой в бесконечном чистилище. Вместо разврата она начала искать смысл в вечности. – Селин кивнула на статую над алтарем – сына Божьего на колесе. – И она нашла его в учениях Единой Веры, которые теперь распространяются по всему королевству после мученической смерти Спасителя. Иллия рассудила, что вечная жизнь может быть не проклятием, а даром, который нужно потратить на поиски спасения своей проклятой души.

Женская фигура выскользнула из объятий возлюбленного и опустилась в молитве на ладони Селин.

– В поисках лекарства от пус-с-стоты в с-сердце она обращалась к пророкам и священникам и к страницам Заветов. И наконец решив, что ее жажда была испытанием, нис-с-спосланным Богом, заявила, что больше не будет утолять ее кровью невинных. Ее потомки умоляли ее покормиться, даже ее любимый Танит пришел, умоляя образ-з-зумиться. Прес-с-следуемая видениями, мучимая воспоминаниями о своих бес-с-счисленных прошлых злодеяниях и доведенная до слепого безумия растущей жаждой, Иллия убила своего возлюбленного, высосав его дотла.

Фигура поднялась и набросилась на возлюбленного, как гадюка, вцепившись ему в горло. И пока мы с Диор наблюдали, мужская фигура втягивалась в женскую, пока от нее ничего не осталось.

Селин встретилась со мной взглядом, холодным и безжизненным.

– Приоресса была убита горем. Но вс-с-скоре после убийства Иллия поняла, что, когда прислушивается, то слышит голос Танита у себя в голове. И хотя вампиры не видят с-с-снов, возлюбленный навещал Иллию во сне, шепча, что она не уничтожила его, а с-с-спасла. Иллия поняла, что теперь носит душу Танита в своем теле и что, поглотив его, она из-з-збавила его от пламени проклятия, который ждет всех с-с-сородичей после смерти. Назвав свой поступок причастием, Иллия поверила, что Бог показал ей цель ее с-с-существования, как она и просила, и заявила, что долг всего ее рода – с-с-спасти души других несчастных, павших под действием вампирского проклятия, пожирая их тела и с-с-сохраняя души в целости и с-с-сохранности до Судного дня, обещанного в Заветах. Некоторые из ее выводка пришли посмотреть, как живет Иллия, посвятив себя с-с-спасению их вечных душ. А те, кто отказался… Иллия прос-с-сто поймала и поглотила их. В течение следующих двух столетий, пока в пяти королевствах бушевала война и погибли семеро мучеников, чтобы донести Единую Веру до самых отдаленных уголков мира смертных, Иллия и все поглощенные ею души охотились и убивали бес-с-счисленных вампиров других линий, что позже назвали Красным походом против неверных.

Кровь потекла обратно на ладони Селин, когда она обвела нас взглядом. Мои глаза блуждали по барельефам: вампиры сражались, убивали и умирали. Теперь я видел участников сражений, вцепившихся друг другу в глотки, как пиявки, и вспомнил, как Селин точно так же впивалась в шею Рикарда на Мер. Вспомнил восторг в ее глазах, когда она испепеляла его.

Безумие.

Безумие и кровавый разврат.

Диор достала из портсигара сигариллу и закурила. Глубоко вдохнув и выдохнув дым, она посмотрела на мою сестру глазами, похожими на голубые бриллианты.

– И при чем тут я?

– При всем, – ответила Селин.

Она снова указала на резьбу, на враждующих холоднокровок, на зубы и пепел.

– Поход Иллии против неверных увенчался пугающим ус-с-спехом. Кровь вампира становится гуще, когда он поглощает чужую, и те, кто пил души других с-с-сородичей, были благословлены дарами крови с-с-своих жертв. Учения Приорессы привлекли вампиров других родов, и Иллия провозгласила их своей семьей – лиатами. Ее рыцарями. Пос-с-следователями. Иллия стала не столько кланом крови, сколько… религией.

– Культ, – пробормотал я. – Безумие.

– Как угодно, – ответила Селин.

– Габи, неужели все это правда? – прошептала Диор.

Я вздохнул, глядя на стены вокруг.

– Она говорит о временах, предшествовавших империи. После смерти Спасителя прошли столетия, восемьсот лет. В библиотеке Сан-Мишона об этом не упоминалось, но и об Эсани тоже почти не упоминалось.

– Это правда, chérie, – ответила вместо меня Селин. – Дарованная мне не на с-с-страницах какого-нибудь пыльного фолианта, написанного смертными. Но рас-с-сказанная теми, кто ее прожил.

– Ты хотела сказать, выжил, – прорычал я. – Что-то же случилось. С этой Иллией и ее ублюдочным культом. Иначе я бы точно слышал обо всем этом раньше.

– Моя праматерь, – поняла Диор, взглянув на герб на дверях. – Эсан.

Селин кивнула.

– Ты мудра, chérie.

– Расскажи мне, – потребовала Диор. – Расскажи все остальное.

Моя сестра вздохнула, склонив голову.

– Войны за веру были выиграны. Военачальник Максимилль де Августин объединил пять враждующих королевств в единую империю, связав их единой религией, и его потомки правили железным кулаком, вос-с-с-седая на своем Пятисложном троне. Но в недрах Тальгоста зрела смута, призывавшая к восстанию против династии Августинов.

Я нахмурился, вспомнив уроки отца Рафы в Винфэле.

– Ересь Аавсенкта.

Селин кивнула.

– Смертные потомки дочери Спасителя, Эсан, скрывались долгие века и к настоящему времени уже составили с-с-самостоятельную династию. Их предком был сам князь небес, и они с-с-считали, что имеют право править королевствами на земле. Столкнувшись с этой угрозой, церковь смертных и августинцы объявили потомков Эсаны еретиками. По всему королевству собирали армии верных с-с-солдат, чтобы покончить с их пагубным влиянием. Иллия поняла, что здесь наконец у нее появился шанс на искупление. Переименовав свой выводок в Эсану – Праведников, Иллия и ее лиаты бросили все силы на защиту рода Спасителя, стремясь искупить свою вину. Но в тени на протяжении веков копилос-с-сь желание противостоять потомству Иллии. Между дворами Крови никогда не было взаимной любви, но после Крас-с-сных походов против неверных даже самые ненормальные старейшины стали воспринимать Праведников как угрозу. Они создали союз – группу древних и зрелых воинов, собранную из представителей четырех других линий. Называя себя Рыцарями Крови, они направились в Тальгост, чтобы изгнать выводок Иллии с этой земли. Их возглавлял грозный капитан, о котором уже тогда ходили легенды среди сородичей. Холодные руки и железное сердце.

Селин снова указала на барельефы, и среди сражающихся фигур я увидел юношу, прекрасного и ужасного, с мечом в одной руке и вороном на другой. Свирепые глаза. Оскаленные клыки. Всего лишь портрет, созданный рукой художника, но он был достаточно искусным, и я его узнал.

– Фабьен… – прошипел я.

– Вечный Король. – Селин кивнула. – Он страшно боялся растущего могущества Эсаны. Ненавидел любовь и свет Божий. Поэтому втянул целую толпу с-с-слепых и завис-с-стливых глупцов в свою авантюру на погибель всего нашего рода. И этот конфликт, с-с-смертный против с-с-смертного, вампир против вампира, войдет в историю с-с-сородичей как Войны Крови.

– Войны, которые Иллия, должно быть, проиграла, – сказал я. – Потому что в той же самой истории ее выводок называют Эсани, а не Эсана. Отступники, а не Праведники.

– Так вот почему Восс хочет заполучить меня? – Диор растерянно огляделась по сторонам. – Из-за какого-то пережитка ереси, которая закончилась столетия назад?

– Мы не знаем, почему Вечный Король охотится за тобой. И мас-с-стер Дженоа унес с собой в могилу все, что знал. – Селин посмотрела на пепел, на осколки с фрагментами стиха, разбросанными по полу, и вздохнула. – Здес-с-сь нет ответов на вопрос, как закончится мертводень. В этих залах правды не ос-с-сталось.

Опустившись на колени перед Диор, Селин сжала ее руку.

– Но надо верить, chérie. Эти испытания посланы нам Богом, чтобы проверить нас, и мы не подведем его. Мы можем добраться еще до одной Эсаны. Старейшей из нас. Приорессы Праведников. Матери Чудовищ-щ-щ и внучки самой Иллии. Если кто на этой земле и знает, что ты должна сделать, чтобы вернуть с-с-солнце, так это она. Мы должны найти ее, Диор. У нас нет выбора. Мы должны найти Матерь Марин в Дун-Мэргенне.

Я нахмурился, ощетинившись при виде руки Селин, лежащей на руке Диор.

– Дун-Мэргенн пал, Селин. Черносерд и его выводок захватили его несколько месяцев назад. И какого черта мы должны пере…

Моя сестра напряглась и вскочила на ноги как раз в тот момент, когда я сам навострил уши. Теперь я тоже услышал этот звук: лапы с мягкими подушечками быстро топали по полу. Я обернулся и увидел, как Феба на полном ходу влетела в двери часовни, цокая когтями по гладкому камню, и остановилась у ног Диор. Львица была вся мокрая от снега, от боков шел пар – очевидно, она быстро бежала Бог знает сколько миль.

Диор затянулась дымом и опустилась на колени рядом с закатной плясуньей.

– Феба?

До захода солнца оставалось еще несколько часов, и до тех пор закатная плясунья останется в своей звериной шкуре и не сможет говорить. Поэтому львица обнажила когти и прочертила на каменном полу одну длинную борозду и два полукруга рядом. Буква В.

– Воссы, – прошептала Диор, глядя на меня. – Они нашли нас.

– Это был вопрос времени, – глубоко вздохнул я и выпрямился, пытаясь подбодрить ее. – Но не бойся. У нас хорошая оборонительная позиция. Древние клинки, магия холоднокровки и когти плясуньи. И как бы ни были стары Альба и Алина, их всего двое.

Тут Феба встретилась со мной взглядом, сверкнувшим золотом. И когда львица зарычала, так глубоко и низко, что я почувствовал это нутром, сердце у меня провалилось туда же.

– Сколько их? – выдохнул я.

В ответ Феба снова вонзила когти в пол, оставляя на древнем камне десятки глубоких царапин. Снова, и снова, и снова.

Гром грохнул так сильно, что затряслись стены.

Диор встретилась со мной взглядом.

– Слишком много.

IV. Что важнее

– Как ты это делаешь? – спросил вампир.

Последний угодник уставился на химический шар, на бледного мотылька, безостановочно бьющегося о стекло. Жажда присутствовала постоянно, расправляя черные крылья вокруг его плеч и пробегая горящими руками по горлу, груди, животу. Снаружи над крепостью завывал ветер, и Габриэль чувствовал холод, настоящий, так хорошо запомнившийся ему. Вой эхом разносился по заброшенным покоям Кэрнхема и пустым залам его сердца. Но, услышав слова вампира, он поднял раздраженный взгляд.

– Как я делаю что?

Жан-Франсуа взмахнул пером.

– То, что ты делаешь бровями.

– О чем ты, черт возьми?

– Ты снова это делаешь, – сказал историк. – Не то чтобы хмуришься… скорее недовольный взгляд, как во время пьяного секса втроем, с сердитым выражением лица и надутыми губками. Довольно забавно. Ты, должно быть, долго репетировал перед зеркалом.

– Вот в чем польза отражения, ты, бездушный придурок.

Историк усмехнулся, когда угодник взглянул ему в глаза.

– И это все? – задал вопрос Габриэль. – Я рассказываю ему тайную историю его вида, а он несет мне чушь про брови? Разве тебя не волнует, что…

– Ты слишком много на себя берешь, угодник. – Жан-Франсуа вернулся к рисованию, поджав алые губы. – Полагаю, винить тебя нельзя. Все-таки тебя взрастила толпа невежественных полукровок. Глупость – твой хлеб, а обман – вино. Но Эсани были не единственными, кто сражался в Войнах Крови. И хотя смертные, возможно, вычеркнули все упоминания об Отступниках из анналов древности, Рыцари Крови помнят.

Глаза Габриэля сузились, и на губах медленно расцвела улыбка.

– Марго рассказала тебе? Интересно.

– Не особенно. – Маркиз зевнул. – Все-таки я ее любимец.

– Насколько я слышал, в свое время у нее были и другие фавориты. У вашей Императрицы Волков и Людей. Если верить слухам, эти Рыцари Крови делили не только поле битвы. – Габриэль наклонился вперед, пытаясь поймать взгляд Жан-Франсуа. – Интересно, она горевала о Фабьене, когда он умер? Я слышал, они возненавидели друг друга в конце, но свою первую настоящую любовь не забудешь никогда.