– Спасибо. – Он не был уверен, за что именно Энн благодарит. – А теперь нам нужно идти, иначе на обратном пути Джинджер сведет меня с ума лекциями о том, как должна вести себя юная леди накануне дебюта.

Последнее слово она произнесла будто ругательство, мило сморщив хорошенький носик. Малькольм знал причину: ее дядя рассчитывал, что в новом сезоне Энн, как и полагается, заключит союз с достойным молодым человеком, жизнь с которым, также как полагается, обернется для нее сущим кошмаром. Конечно, самого Малькольма к достойным не относили.

– Надеюсь, ты пропустишь ее слова мимо ушей.

– Безусловно. – Энн фыркнула: как будто она позволяла кому-то навязывать ей свои мысли.

Нет, ею было непросто управлять, как и всякой стихией. Находясь рядом с Энн, Малькольм всякий раз боялся обжечься – он знал, что произойдет, если она наконец-то разгадает его намерения. Достаточно сказать, что больно будет обоим.

– Надеюсь, однажды ты отринешь мнимые правила приличий и согласишься выйти за меня замуж.

Энн остановилась. На секунду Малькольму показалось: он совершил глупость. Поспешил в единственном вопросе, в котором следовало быть осторожным и деликатным, проявить мягкость, а не решительность.

Всю эту секунду Энн не двигалась, только пальцы сжались, подбирая ткань платья. Наконец она повернулась вполоборота и взглянула на Малькольма с жалящим подозрением.

– Ты сказал то, что думаешь?

«Похоже, что я шучу?» – хотел усмехнуться Малькольм, но сдержался. Он вдруг почувствовал себя так, словно сидел верхом на драконе без седла и страховки: одно неосторожное движение, и можно проститься если не с жизнью, то с будущим.

– Да.

Энн сама сейчас походила на зверя – не хищник, но лань, вскинувшая голову на звуки охоты. Выжидающая, настороженная, она понизила голос.

– И что, ты готов пойти к моему дядюшке, чтобы просить моей руки?

Это было бы унизительно. Малькольм почти не сомневался, что ему откажут, слишком много на то имелось причин. Главная – он не особо умел просить, унижаться, кланяться в ноги. К сожалению, дядюшка Энн очень любил, когда перед ним преклонялись.

– Если ты считаешь это необходимым. – Малькольм предпочел ответить уклончиво, оставить лазейку.

– Считаю, – отрезала Энн.

– Значит, да. Я готов завтра же утром постучаться в дверь твоего дома и сделать все возможное, чтобы твой дядюшка позволил связать наши жизни. – Он вновь взял ее за руки, сжал осторожно, но крепко. – Ты важна для меня, Энн. Больше, чем тебе может казаться.

Последние слова наконец-то заставили ее улыбнуться.

– Завтра не обязательно. Хотя, признаюсь, я буду с нетерпением ждать того дня, когда дядя позовет меня, чтобы рассказать о твоем предложении. О предложении, которое я с удовольствием приму.

И Энн подмигнула ему, словно не рассматривала его только что под невидимой лупой. Лань опять ускользнула – Малькольм остался наедине с хитрой куницей.

Если Энн можно было сравнить с мелким хищным зверьком, то ее дядюшка был тем самым драконом, который мог бы сниться Малькольму в кошмарах. Охочий до золота и лести, считавший положение в обществе определяющим будущее, он свысока смотрел на каждого, кто хоть малость уступал ему в титуле.

Идти к этому человеку и просить руки его единственной подопечной было страшно. Конечно, Малькольм бы ни за что не признался, что подобное чувство поселилось в его душе, но оно там было. Скрывалось, ныло, заставляло сердце сжиматься, пока сам Малькольм, гордо вскинув подбородок, стучал в дверь имения, ежегодные расходы на содержание которого превышали его доход в добрую сотню раз.

– Мистер Робсон? – на пороге стоял дворецкий Бертон, чопорный старикашка, относившийся к Малькольму не лучше, чем к грязи под своими ногами.

Малькольм улыбнулся ему, как старому другу.

– Бертон, старина! Как поживаешь? – Он панибратски похлопал дворецкого по плечу, только чтобы увидеть, как тот попытается сохранить невозмутимость, испытывая при этом глубокое отвращение. – Выглядишь, должен признаться, не очень. Тебе бы взять отпуск, отдохнуть на водах…

– Спасибо за участие, мистер Робсон, я чувствую себя превосходно. Если вы пришли, чтобы поинтересоваться моим самочувствием, то можете быть покойны. В дом, к сожалению, пригласить не смогу…

– А ведь как раз об этом я и хотел тебя попросить! Не мог бы ты сообщить лорду Пембруку, что мне необходимо увидеть его по жизненно важному вопросу.

– Боюсь, что нет, мистер Робсон. Если, конечно, вам не было заранее назначено, в чем я, если мне позволено об этом судить, сильно сомневаюсь.

– И как же я могу назначить встречу?

– Если подразумевается встреча по деловому вопросу, то вам следует обратиться к секретарю лорда Пембрука. Однако сейчас он также занят. Чтобы побеседовать с ним, обозначьте удобное время для аудиенции и цели вашего визита в письменном виде. Если ваше предложение или, скорее, просьба его заинтересует, он назначит вам встречу, о чем обязательно уведомит не ранее чем за неделю до предполагаемой даты.

«То есть никогда», – додумал за него Малькольм. Он подозревал, что пробиться к лорду Пембруку, бывшему по совместительству дядюшкой Энн, будет непросто, но не планировал проходить ради этого все семь кругов ада.

– Ну что же вы, Бертон! Держитесь так, будто я не знаком ни с вами, ни с лордом. К чему такие проволочки между друзьями?

– Не думаю, что лорд Пембрук относит вас к близкому кругу общения, мистер Робсон. Я уж точно не отношу. – Бертон выразительно смерил Малькольма взглядом. – Если на этом все…

Малькольму было впору проститься со своей затеей, а Бертону – ликовать. Однако порой одно незначительное обстоятельство способно перевернуть ситуацию с ног на голову и превратить победителя в проигравшего. И наоборот.

– Кто там, мистер Бертон?

В холле за спиной дворецкого мелькнула знакомая тень, звонкий голос эхом разнесся по пустому пространству, и в дверях показалась, щурясь на солнце, Энн. Подумав, что никогда еще не был так рад ее видеть, Малькольм просиял и с готовностью по всей форме поклонился.

– Мисс Харрингтон. Большая радость застать вас свободной, в добром здравии и расположении духа.

Она с трудом сдержала смешок: губы растянулись в улыбке, на левой щеке появилась очаровательная ямочка.

– Мистер Робсон, могу сказать то же самое о вас. – Энн опустилась в легкомысленном книксене. – Но что же вы стоите на пороге? Мистер Бертон, прикажите подать закуски в гостиную. А вы, Робсон, не смейте говорить, что не голодны, ведь тогда я не смогу отведать вместе с вами изумительных лимонных тарталеток! Если так случится, я буду ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь.

– Ваша ненависть разбила бы мне сердце. – Малькольм театрально приложил ладонь к груди. – А посему: слушаюсь и повинуюсь, моя прекрасная леди.

Он перевел взгляд на Бертона, чье лицо не покрылось красными пятнами исключительно благодаря годам тренировок, и весело ему подмигнул.

– Бывайте, старина!

Дворецкий выглядел так, будто мысленно примеряет к нему самые изощренные способы убийства, о каких только писали в газетах.

– Не ожидала, что вы сегодня зайдете, – продолжала щебетать Энн.

Не оглядываясь на Малькольма, она вела его по залитым светом коридорам в уютную гостиную. Энн шла быстро, не обращая внимания ни на что вокруг, в то время как Малькольм, пусть и проделывал этот путь не в первый раз, не уставал вновь и вновь поражаться убранству поместья.

Все здесь указывало на богатство, давно ставшее для обитателей дома привычным. Высокие окна позволяли солнечным лучам беспрепятственно проникать в комнаты, выгодно подсвечивая детали интерьера: там – колонны под мрамор, там – сверкающую кристаллами люстру, там – расписной потолок, листья на котором словно нарисовали золотом. В гостиной, где Энн по обыкновению принимала Малькольма, свет был слегка приглушен тяжелыми голубыми портьерами, отчего создавалось ощущение некоторой интимности, хотя в разумных пределах. Шелковая обивка диванчиков и кресел так и манила присесть, круглый столик ждал, когда на него опустится поднос с чаем и бисквитами, а пианино в углу едва ли не подрагивало клавишами в нетерпении и надежде на то, что вечером его коснутся изящные дамские пальчики.

Единственным, что, по мнению Малькольма, портило обстановку гостиной, была сидящая на диване Джинджер. Верная компаньонка Энн не могла позволить подопечной остаться наедине с мужчиной и, судя по чуть скривившимся при виде Малькольма губам, прекрасно знала, какое неудобство доставляет одним своим присутствием. Знала – и получала от этого садистское удовольствие.

– Мисс О’Донахью. – Малькольм приветствовал ее вежливым кивком. – Благодарю за вашу готовность составить нам компанию.

– Все ради сохранения репутации моей госпожи.

По тону Джинджер можно было догадаться: она прекрасно знает, что эта самая репутация держится на волоске. И даже не развлечения с Малькольмом были тому причиной. Хватало того, что мисс Энн Харрингтон предпочитала полеты на драконах музицированию, во время редких выходов в свет позволяла себе резкие высказывания в адрес некоторых юношей и порою громче, чем следовало бы леди, заявляла о недостатках женитьбы перед перспективой остаться старой девой, а лучше бы и вовсе вдовой. Когда она высказала пожелание выйти замуж за дряхлого старца, чтобы как можно скорее избавиться от необходимости услаждать его взор и постель, глаз дернулся даже у Малькольма – а он и не такое слышал.

– Твоя преданность меня восхищает, – проворковала Энн, со свойственным ее статусу изяществом опускаясь рядом с компаньонкой.

– Она не должна удивлять тебя, ведь во мне говорят родственные чувства. Пускай мы и дальние, но все же кузины.

Малькольм знал: елейный тон Джинджер не способен очаровать Энн. Что бы та ни говорила, Энн для нее была прежде всего работой – хотя официально ей и выплачивали не заработную плату, а так называемое пособие.

– Конечно. – Энн, впрочем, не стала спорить и мягко пожала руку кузины. – Мистер Робсон, не стойте же истуканом. Присоединитесь к нам!

Под тяжелым взглядом Джинджер Малькольм опустился в кресло напротив, неудобно низкое, а потому искренне им нелюбимое. Колени в нем высоко задрались, ткань бриджей неприятно натянулась, но Малькольм держал лицо – продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.

– Что заставило вас посетить нас сегодня, мистер Робсон?

То, что в устах Энн было бы лишь невинным вопросом, в исполнении Джинджер показалось началом допроса. Малькольм невольно приосанился, стараясь выглядеть важнее, основательнее, и проговорил не своим голосом:

– Я рассчитывал застать здесь лорда Пембрука.

– Дядюшку? – удивление Энн было неподдельным: лицо ее приобрело выражение недоумения, обычно свойственное детям, – все морщинки на нем разгладились, брови взлетели вверх, а губы едва заметно приоткрылись, являя собой зрелище во многом чарующе. – Зачем бы вам?..

Она не договорила.

– Да, вы правы. – Малькольм кивнул ее молчаливому «О!». – Тема, которую я хотел с ним обсудить, затрагивает вас непосредственно. И, пожалуй, я даже рад, что увидел вас прежде. Позвольте спросить, мисс Харрингтон…

Джинджер, с запозданием осознавшая, свидетельницей чему только что чуть не стала, натужно закашлялась. Действительно ли она поперхнулась от неожиданности или то была хитрая уловка, необходимая, чтобы прервать Малькольма, оставалось неясным. Однако если коварный замысел и имел место, то он не сработал: Энн, не обратив на компаньонку внимания, быстро кивнула.

– Да, конечно, да!