Однако, гвардейцы как стояли молча и без движений, так и остались стоять. Только сейчас до Елены Викторовны дошло, что к ним с таким вопросам обращаться бессмысленно. Нужно ждать Льва Григорьевича, через которого продавала прошение Лескова или кого-то из иных камердинеров – кажется их имелось у императрицы пять. В зал заглянул какой-то мужчина в длинном фраке цвета бордо, что-то сказал себе под нос и исчез. За ним появился еще кто-то. Елецкая присела на диван, и принялась ждать, листая старые сообщения на эйхосе. На низком столике лежали свежие выпуски газеты «Дворцовые Вести» и какой-то журнал, графиня было протянула руку к ближайшей газете, но поняла, что не сможет отвлечься чтением – слишком громкие мысли проносились в ее голове. О Майкле, о том, что происходит сейчас с ним, и том Гера, так и не сказала, когда вернет Майкла. Но самыми громкими были мысли о ее сыне.

Елецкая лишь представляла, как он заходил в эту высокую, украшенную золотой резьбой дверь, и сердце ее заколотилось. Саша… Из еще недавно послушного юноши, он неожиданно быстро превратился в мужчину, играющего с самыми острыми опасностями в этом мире. Порою он поступает настолько неразумно, что Елецкую переполняло удивление и прямо-таки огненное возмущение. Но, с другой стороны, все, что делал ее Саша каким-то невероятным образом ему удавалось, и оказывалось вполне правильным. Именно поэтому, Елене Викторовне все чаще приходило на ум, что ей нужно чаще доверяться сыну, а хвататься изо всех сил за его жизнь и пытаться переделать ее на свой лад.

Елецкая глянула на часы – было всего лишь 9:53. До назначенного времени оставалось более получаса. Все-таки она слишком погорячилась, что приехала так рано. Встав в нетерпении с дивана, графиня прошлась по залу, подошла к окну, и стояла там, поглядывая в сад.

Неожиданно, высокие двери за ее спиной открылись. Было слышно, как гвардейцы щелкнули каблуками. Елецкая обернулась и увидела Глорию.

– Ваше Величество! – произнесла графиня и присела в глубоком книксене.

Императрица с безразличием глянула на нее, выпуская из покоев седовласого старичка. Но потом вдруг вернулась к ней взглядом и, нахмурившись, спросила:

– Вы, кажется, Елецкая?

– Да, ваше величество! Графиня Елецкая. Просила о вашей аудиенции по очень важному вопросу. Важному не только для меня! – подчеркнула Елена Викторовна, выпрямившись и смело глянув на императрицу.

– Зайдите, – сказала Глория, возвращаясь в свои покои.

Молча императрица провела ее через зал для приемов дальше, уже входя в комнату между библиотекой и спальней сказала:

– Гадаю, что привело вас ко мне. Интересно, угадаю или нет? Графиня Елецкая… как ваше имя, кстати. У меня оно даже записано в недавних бумагах, но вот как-то вылетело из головы, – Глория остановилась, повернувшись к гостье.

– Елена Викторовна, – отозвалась Елецкая, оглядывая небольшую по дворцовым меркам комнату с двумя диванами и столиками на резных ножках с позолотой. Здесь резко пахло каким-то снадобьем: валерьянкой, гвоздикой, мятой. Наверное, запах исходил из флакона, стоявшего на столике справа.

– Не нравится запах? – усмехнулась Глория. – Мне тоже он очень не нравится. Не спала почти всю ночь. Пришлось пить успокоительное. С моим Филофеем совсем плохо. И смею вас заверить, я хоть императрица, но я тоже человек. Садитесь, Елецкая, – она небрежно махнула рукой в сторону дивана.

– Извиняюсь, значит, я очень не вовремя. Может, зайти мне позже? – графиня сделала шаг к дивану и остановилась. – Назначьте, пожалуйста время. Мне очень нужно с вами поговорить.

– Нет уж. Я в состоянии вас выслушать. Быть может даже хорошо, что вы зашли. Садитесь! – настояла Глория.

Елена Викторовна села, помещая ноги под близко стоявший столик. Все, что она собиралась сказать, все, что готовила в мыслях и писала на бумаге, в один миг будто кто-то стер из памяти. И была там лишь жутковатая пустота. Однако, начать разговор с чего-то следовало, ведь речь шла о ее сыне, а значит любое проявление робости здесь просто преступно.

– Я насчет Саши. Александра Петровича Елецкого, – твердо произнесла графиня и со скрытым вызовом глянула на императрицу.

– Догадываюсь. Иначе, какие еще вопросы могут быть, между нами. Ну, и дальше? – Глория устроилась напротив нее. – Говорите, графиня. Какие именно вопросы, касающиеся Саши, вас принесли в столь ранний час во дворец?

После того как Глория произнесла имя его сына так просто «Саши», у Елецкой исчезли последние сомнения: Гера не обманула ее, ни капли ни схитрила. Между Глорией и ее сыном в самом деле были те самые постыдные отношения, о которых сказала богиня. Увы…

Елена Викторовна опустила глаза вовсе не потому, что не могла выдержать давящий взгляд императрицы, а потому что стало тяжело на душе и даже страшно. За Сашу.

– Мне известно, что вы – его любовница, – не поднимая глаз сказала Елецкая. – Вы же понимаете, что это значит?

Глория с минуту молчала, шурша краем своего платья. Казалось, что это молчание режет слух сильнее пронзительного крика.

– Кто это вам сказал? Елецкий не мог такое сказать! – императрица встала, едва не смахнув со столика чайную чашку. – Кто сказал?!

Глава 4. Разящая в Сердце

– Я, наверное, здесь лишняя, – штабс-капитан попятилась к двери, давая место богине.

– Будет хорошо, если ты оставишь нас и позаботишься, чтобы сюда никто не заходил, – сказала Небесная Охотница, позволяя ей выйти. – Астерий, ты меня злишь постоянным вниманием к… – она проводила недовольным взглядом Бондареву.

Я хотел было возразить, напомнить ей о разделении отношений земных и небесных, но Артемида прервала меня, вскинув руку и прижав пальцы к моим губам, так что едва не вышел шлепок.

– Знаю, помню! Но то, что у меня на душе, я выразить вправе! – громко произнесла она, не дожидаясь, когда Наташа закроет дверь. – Это чтобы и ты знал и помнил о моем отношении! Но спешила я к тебе не за этим! Есть кое-что посерьезнее, чем твои забавы замужними женщинами!

– Арти! – я снова хотел возразить, сделать это мягко, обняв ее.

– Молчи! – резко прервала меня богиня. – У нас мало времени! Ты же знаешь, я не могу быть здесь долго! Тем более это не Россия, где мои храмы!

– Ну, говори, – я все-таки обнял ее.

– Гера что-то замышляет. Мне очень тревожно. Мне и Афине. И многим, с кем она не в ладах. К Гере начал часто являться Гермес. Хотя с Вестником все понятно – он всем готов услужить. Говорят, вчера она провела больше часа у Вечной Книги и громко поскандалила с Громовержцем. Даже посмела сказать ему, что Зевс был умнее его, и она его больше любила. Ее эринии что-то делали в вашем мире, что-то искали. Несколько дней назад она наведывалась в Индийское Семицарствие в древний храм Шамус Хунтам. Жрецы поднесли ей там какую-то важную вещь. Что-то происходит, Астерий! Да, кстати, что для тебя особо важно!.. – богиня положила мне руку на грудь. – Гера была у твоей матери. Вчера вечером. И задержалась у нее надолго. Я теряюсь в догадках. Афина сейчас пытается узнать, что она делала в индийском храме, но это не так просто. Гера слишком хитра – умеет не оставлять следы.

Вот теперь уже разволновался я, после того как она сказала о визите Геры к Елене Викторовне. Вернуться к этому я решил чуть позже, сейчас же, сохраняя спокойствие, сказал:

– Вчера она вертелась возле меня, конечно, не весь день, но неожиданно много побаловала вниманием. Сообщила много полезного для нашей миссии в Лондоне. Серьезно помогла мне на вокзале. Но ее помощь вполне объяснима: ей важно, чтобы я добился здесь успеха и случилось это поскорее. Причин ее спешки я не знаю. А под вечер, уже в ее владениях на нее что-то нашло: начала проявлять странные капризы, сердиться. В общем, перед тем как мы вернулись в Лондон, я успел подпортить с ней отношения. Но, ладно, последнее мало имеет отношения к делу. Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил? – я отошел к плите, глядя на остатки кофе в кастрюльке – его еще вполне можно было пить и он даже был горячим.

– В первую очередь, я хочу знать, что ты пообещал ей принести из Хранилища Знаний! Думай, Астерий! Что это может быть?! – она, чуть сведя брови, строго смотрела на меня. – Может, ты пообещал ей такое, что уничтожит нас всех? Она странно себя ведет. Будто чувствует за собой какую-то силу. Не считается даже с Громовержцем! Она всегда легко играла им, но сейчас прямо дает ему понять, что он для нее перестал иметь значение! Понятно, что она злится из-за того, что Лето заняла ее место и своим поведением мстит Перуну, но это точно еще не все. Она что-то замышляет. Очень важно, чтобы ты сказал, что она хочет получить из Хранилища Знаний!

– Уже говорил тебе: она сама не знает, название этой вещи. Или делает вид, что не знает. О ее назначении она так же не говорит. Еще раз повторю, условия моего договора с ней таковы: эту вещь я достану ей в том случае, если она не нанесет вреда ни лично тебе, ни моей стране, и никому из моих близких, – напомнил я Охотнице то, что говорил раньше и добавил: – Насколько я помню ее слова, Гера сказала, что это не оружие и не имеет никакой пользы для людей. Использовать этот артефакт могут только боги. Вот и все, что мне известно. Сведения скудные.

– Астерий, ну как ты мог на это пойти?! Ты же никогда не был легкомысленным в таких вопросах! Я не помню, кому-то удавалось тебя раньше перехитрить? Кажется, нет. Гера будет первой?! – с колкостью спросила она. – Нашел с кем заключить договор!

– Я заключил с ней вполне нормальную сделку, и если бы ситуация повторилась, то поступил бы точно так же, – ответил я, тоже начиная сердиться, что Артемида так несправедливо поворачивает этот вопрос. – Ты прекрасно знаешь, что тогда мы были во власти Посейдона, и на кону стояла моя жизнь. И черт бы с ней, с какой-то там жизнью, но со мной была Ольга! Это одно. Второе… – я взял чашку на столе. – По условиям сделки, эта вещь не должна представлять опасности, ни для тебя, и ни для кого из близких мне людей, – вынуждено повторил. – Если окажется, что Гера обманула меня на этот счет, то и я буду в праве обмануть ее. Будь уверена, я – не бездумная игрушка в ее руках, и просто так не отдам ей эту вещь. И есть еще кое-что…

– Мне ты кофе не предлагаешь? – Артемида смягчилась, и лицо ее стало тут же милее.

– А ты такое будешь? – удивился я, и поймав ее кивок и даже слабую улыбку на лице, достал из серванта еще одну кофейную чашку. Наверное, Арти поняла, что без причин нажала на меня и решила таким милым способом исправиться.

– Ты сказал, есть кое-что еще. Что ты имел в виду? – спросила Охотница.

– Еще это кое-что, – я рассмеялся, наливая кофе. – Аппетит у Геры разгорается, и она ровно вчера попросила еще об одной веще. Все оттуда же – из древнего Хранилища Знаний. Правда в этот раз все проще: она желает, как бы в дополнение к первому артефакту, название которого упорно скрывает, штуковину, называемую «Кархан Насли Бонг». И я вынужден помочь ей с этим, потому как, если честно, она мне очень помогла на вокзале Майл-Энд. Причем помогла не без вреда для себя: получила пулевые ранения и еще засветилась, нарушая едва ли не все Небесные правила.

– Что такое «Кархан Насли Бонг»? – Охотница нахмурилась, принимая исходившую паром чашку кофе.

– «Кархан Насли Бонг» в переводе с моего почти родного языка означает «Камень Нового Бога» – древний, еще долемурийский артефакт. Если верить легендам, с его помощью из любого человека можно сделать бога, изменяя его энергетику и наращивая число тонких тел то ли до двенадцати или даже до восемнадцати, – я сделал глоток кофе. – Кстати, то ли в шутку, то ли всерьез она предлагала «Кархан Насли Бонг» использовать для трансформации в бога меня. Да, да, я бы мог пополнить ваш небесный сонм. Сама понимаешь, что я ответил. Если говорить об этих камешках то, опять же по легенде, их имелось не менее семи штук – все разной силы. Полагаю, «Кархан Насли Бонг» ей нужен для того же, что и первая вещь. Остается гадать для чего. Подумай над этим с Афиной. Да, и… есть еще кое-что…