Метаморфозы, произошедшие с Тепловым, однако, беспокоили его сейчас куда больше. Дмитрий относился к числу тех друзей, что Корсаков умудрился завести еще в университете. Все школьные и студенческие годы Владимир провел в тени знаменитого отца и блестящего старшего брата. Конечно же, это наложило особый отпечаток на его характер. Многие сверстники находили Корсакова нагловатым и невероятно вредным, не замечая, что для него это был всего лишь способ защиты от калечащей его неуверенности. Те немногочисленные друзья, которые появились у него в гимназии, остались в Смоленске или уехали в другие города. В Москве Владимир оказался совсем один. Это сейчас он научился держать себя с достоинством, чередуя обходительность и легкое ехидство, когда требовалось – мог использовать обаяние или же, наоборот, намеренно вывести человека из себя. Но тогда…

Тогда, в первый год учебы в Московском университете, только Дмитрий Гаврилович Теплов, наследник старинного и богатого семейства, смог разглядеть в хмуром и неразговорчивом юноше задатки верного друга и веселого компаньона. Он принялся вытаскивать Корсакова с собой на званые вечера и светские рауты. Поначалу. К концу первого курса дворянские салоны сменили трактиры и дома с сомнительной репутацией. К началу второго курса Теплов и Корсаков чуть было не попали в полицейскую часть, когда им показалась забавной идеей похитить фуражку у стоящего на посту городового.

На третьем курсе их дороги разошлись. Весной 1877 года Владимир присоединился к отцу и брату с началом военной кампании по освобождению Болгарии, и вернулся Корсаков совсем другим человеком. В университете он восстановился (помогло письмо военного министра), но интерес к формальному образованию Владимир утратил, а экзамены сдал экстерном (случай по тем временам практически неслыханный). Дальше Корсакова ждал Петербург.

Теплов же окончил учебу вовремя и готовился к блестящей карьере, но острый язык и неуемный нрав привели его к небольшому скандалу. Вместо радужных перспектив ему светило назначение в Тарусу, но в последний момент, открылась возможность перебраться во Владимир. Что он и сделал. Эту историю Дмитрий пересказал Владимиру после того, как они определились с планами, прерывая повествование попеременно то смехом, то кашлем.

Причины недуга Теплова на этом этапе Корсаков определить не мог. Слишком много вероятностей. Но в чем он был полностью согласен с другом, так это в слишком уж удачном стечении обстоятельств. Болезнь свалила Дмитрия после отъезда от Маевских. А значит, и источник болезни, скорее всего, скрывался в этом медвежьем углу. Что это было? Яд? Проклятие? Народный сглаз? Какая-то комбинация знахарских трав? В сущности, не важно. Корсаков никогда не забывал добро, а Теплов с самого их знакомства стал для него верным другом. И Владимир намеревался сделать все возможное и невозможное, чтобы ему помочь.

Выехали засветло: до моста за селом Драчево от Владимира было около сотни верст. Поездку начали в экипаже – Дмитрий, уже знающий дорогу, планировал к обеду быть в Судогде, около четырех пополудни сменить карету на лошадей в селе Мошок и проделать остаток пути верхом, чтобы успеть в Маевку до темноты. Однако состояние Теплова ставило этот план под большой вопрос. Он чувствовал себя ослабевшим настолько, что слуги практически на руках отнесли его в экипаж, где он вновь укутался в многочисленные пледы. Даже в таком виде его била мелкая дрожь, а лицо покрывалось холодной испариной.

Путь по дорогам Владимирской губернии (если в отношении этого большака вообще можно было использовать слово «дорога») заставил Корсакова с ностальгией вспоминать купе нижегородского поезда. Экипаж трясло на ухабах нещадно и, что страшнее, нерегулярно. Когда Владимир попытался отпить из фляги, их транспорт подбросило на очередной кочке, в результате чего Корсаков облился водой – к вящему удовольствию Дмитрия, который хохотнул и закашлялся.

С погодой им, впрочем, повезло. Из Владимира выезжали еще в прохладном утреннем тумане, но вскоре солнце вышло и разогнало белесую дымку. От Корсакова не укрылось, что чем больше они удалялись от города, тем легче становилось Дмитрию. Уже в Судогде его друг скинул с себя пледы и подставил лицо солнечным лучам. Поймав удивленный взгляд Корсакова, Теплов лишь недоуменно пожал плечами. Сил выйти из повозки ему, правда, не хватило. Корсакову пришлось принести ему горячего бульона из местного трактира.

Зато по приезде в Мошок Дмитрий уже самостоятельно вышел из экипажа. Вид он имел удручающий и держался на ногах нетвердо, но уже гораздо меньше напоминал живого мертвеца, которого выносили на руках из его владимирского дома.

– Уверен, что выдержишь езду в седле? – спросил его Корсаков.

– Ну, экипаж по дороге между болот не пройдет, а пешком я не дойду точно. Значит, выдержу. В крайнем случае – привяжешь к коню, чтобы не свалился, – усмехнулся Теплов.

* * *

Карета предыдущего чиновника особых поручений Исаева так и осталась лежать на дне оврага, разве что выглядела еще более потрепанной.

– Напомни мне, а что ты сказал его высокородию по поводу пропавшего? – спросил Корсаков, имея в виду губернатора. Владимир подъехал к краю обрыва и подозрительно обозревал открывшуюся картину.

– Что установил место пропажи где-то в районе Драчева и испрашиваю разрешения вернуться и продолжить поиски. Сам понимаешь, болезнь внесла свои коррективы.

– Про карету, естественно, не обмолвился?

– Я же не хочу заявиться в усадьбу невесты в компании исправника и казачьего разъезда, – фыркнул Дмитрий. Улучшившееся самочувствие лишь подстегнуло его природное ехидство, в котором он мог потягаться с Корсаковым.

Владимир спешился и огляделся в поисках более пологого спуска на дно оврага.

– Что ты задумал? – спросил Теплов.

– Хочу спуститься и посмотреть на карету поближе, – рассеянно ответил Корсаков. – Может, увижу что-то интересное.

«Не объяснять же ему, что мне нужно коснуться повозки и посмотреть, что подскажет мой дар», – подумал про себя Владимир.

– Только побыстрее, – попросил Дмитрий. – Скоро начнет смеркаться. И, поверь мне, ты не хочешь проделать остаток пути в темноте. Я подожду тебя на другой стороне. Помоги-ка!

Опершись на руку Корсакова, он слез с коня. Опять Владимир заметил, как быстро к его другу возвращаются силы – Дмитрий почти не шатался, а мертвенная бледность постепенно начала сходить с лица. Теплов, похоже, был так же удивлен, внимательно рассматривая свою ладонь.

– Надо же! Я уже и думать забыл, что руки могут не трястись… – протянул он.

Корсаков лишь ободряюще улыбнулся. На душе, однако, скребли кошки. Нет, он был рад, что Дмитрий чувствует себя лучше, но его стремительная поправка по мере приближения к землям Маевских выглядела подозрительно. Еще утром Владимир переживал, что друг испустит дух по дороге. Сейчас же Теплов переводил лошадь под уздцы через крутой мост. Да, не совсем уверенно. Да, довольно медленно. Но даже это представляло разительный контраст с утренним состоянием Дмитрия. А значит, дело действительно нечисто. И теперь Владимиру предстояло понять, что же такого сотворили Маевские с его другом. Коль скоро они способны манипулировать здоровьем Теплова, чем еще они могут управлять?

Но времени и впрямь терять не стоило. Балансируя на коварном песчаном откосе и кляня свою новоприобретенную неловкость, Корсаков все же спустился к речушке на дне оврага. В своих высоких сапогах он смог, не промочив ног, дойти по неглубокому руслу до лежащего на боку тарантаса и коснуться его рукой.

Ночь. Ненастье. Тьма и дождь кругом. Экипаж стоит. Задрогший кучер, глазами которого Владимир смотрит на мир, напряженно вглядывается в беспросветный мрак вокруг. Сзади раздается окрик пассажира:

– Голубчик, сколько можно ждать?

– Вашвысокородие, да куда ж тут ехать, не видно же ни зги!

– Я, кажется, плачу не за то, чтобы ночевать в твоей развалюхе посреди леса! – возмущается пассажир. – Пшел, давай!

Кучеру кажется, что он видит дорогу, ведущую дальше. Он свистит и дает лошадям кнута. Те послушно трогают, разгоняются и… Раздается волчий вой. Лошади хрипят, шарахаются. Земля уходит из-под копыт. Вместе с тарантасом, кучером и пассажиром они падают вниз с обрыва. Возница срывается с козел и летит вперед головой. Удар. Темнота.

Владимир вздрогнул. Нечасто его дар показывал ему последние мгновения жизни человека. Привыкнуть к этому было невозможно – ощущение, словно все тело выстыло на морозе. Первое время Корсакову пришлось стоять и хлопать глазами, отчаянно пытаясь убедить себя, что он просто видел чужую смерть, а сам – вот он, живой и здоровый. Наконец Владимир сделал несколько шагов вперед, вышел из потока и опустился на колени перед острым камнем на берегу.

– Что ты там нашел? – окрикнул его Теплов с берега.

– Не знаю, – покривил душой Корсаков, пытаясь придумать убедительное объяснение. В глаза ему бросились бурые запекшиеся пятна на поверхности камня. – Здесь кровь! Предположу, что карета сорвалась в обрыв. Скорее всего, в темноте или из-за непогоды они не видели, куда править. Кучера выбросило с козел, и он ударился головой об этот камень.

– Почему кучера? Точно не пассажира?

– Ни в чем нельзя быть уверенным, но, думаю, пассажир все-таки был внутри тарантаса и наружу бы не вылетел, – ответил Владимир. Пусть лучше друг думает, что он дошел до этих выводов благодаря собственной наблюдательности. – После такого падения не выживают.

– Тогда где его тело?

– А вот это очень хороший вопрос, – мрачно констатировал Корсаков.

Подъем занял у него даже больше сил и времени, чем спуск. Трость не помогала – она лишь проваливалась в вязкую глинистую почву. Последний этап ему удалось преодолеть только благодаря протянутой руке Теплова, который помог другу подняться. От усилий они повалились на землю.

– Кто б увидел нас со стороны – позора не оберешься! – усмехнулся Дмитрий. – Куда нас понесло? Два немощных инвалида! Что скажешь по поводу экипажа?

– Не нравится мне это, – пытаясь отдышаться, заметил Владимир. – Карета и лошади сорвались в овраг, в этом сомнений нет. Но где тогда тела?

– Думаю, варианта два, – мысля вслух, подхватил Дмитрий. – Унести течением их не могло. Если бы их сожрали волки, то утащить с собой туши двух лошадей им бы не хватило сил. Мы увидели бы хотя бы их останки. Значит, либо сюда пришли поживиться драчевцы, и тогда мой проводник намеренно мне врал. Либо…

– Либо карету и ее пассажира нашли родичи твоей возлюбленной, после чего уволокли тела к себе, что тоже, знаешь ли, на благодушные мысли не настраивает, – мрачно подтвердил Владимир. – Ну что, продолжим путь?

Как и обещал Теплов, за мостом юная зелень начала быстро сходить на нет. Вместо травы путников окружал мрачный ковер из размокших прошлогодних листьев, превратившихся в вязкую бурую грязь. Деревья, тянувшие к ним свои изломанные ветви, похожие на костлявые руки скелетов, были лишены почек. Пение птиц, сопровождавшее их всю дорогу, также замолкло. А затем вновь, как перед отъездом из Владимира, опустился туман, скрадывая даже те немногие звуки, что были слышны. Клубы беловато-серой дымки мешали видеть, слышать, даже дышать. В самом тумане было что-то неправильное. Не говоря уже о тех созданиях, что могли таиться за его пеленой.

Корсакова охватило муторное чувство неясной тревоги. Он был бы рад списать его на печальное окружение, но на деле все обстояло сложнее. В чаще леса, куда вела их тропа, таилось нечто, пьющее жизнь из окрестных земель. Он уже ощущал подобное – почти год назад, на Каме, и потом в особняке Ридигеров. Опасения Дмитрия оказались не напрасны: семейство его суженой и впрямь обитало в очень нехорошем месте. Либо оно и было причиной здешних странностей.