Если вы не задаете этот вопрос, вы ограничиваете себя промежутком в несколько секунд. Для многих и этого достаточно. Франкфурт пишет: «Вопросы о том, чем вызваны действия [человека] и его отождествление с их первоисточником, не имеют отношения к вопросам о том, совершил ли он эти действия свободно и несет ли моральную ответственность за их совершение». Или, как пишут Шадлен и Роскис, либетовская нейронаука «может обеспечить основание для возложения ответственности, сфокусированной на субъекте, а не на предшествующих причинах» (курсив мой. – Р. С.).

Откуда берется намерение? Да, из биологии, взаимодействующей с окружающей средой за секунду до того, как разогрелась ваша ДМО. А еще – за минуту до того, за час, за тысячелетие, и это лейтмотив данной книги. Дискуссия о свободе воли не может начинаться и заканчиваться с потенциалов готовности или с того, о чем думал человек, когда совершал преступление^[36]. Почему же я трачу страницу за страницей, в мельчайших деталях разбирая дебаты о значении эксперимента Либета, прежде чем беспечно отмахнуться от них со словами «И все же я считаю, что это к делу не относится»? Потому что эксперимент Либета считается наиважнейшим исследованием, когда-либо проводившимся для изучения нейробиологией вопроса о свободе воли. Потому что практически в каждой научной работе, посвященной свободе воли, неизбежно фигурирует Либет. Потому что вы, может статься, родились в тот год, когда Либет опубликовал свое первое исследование, и теперь, спустя столько лет, вы уже достаточно взрослый, чтобы вашу любимую музыку называли «классическим» роком, да и сами уже, вставая со стула, покряхтываете, как это свойственно людям среднего возраста… а ученые все еще ломают копья, обсуждая эксперимент Либета. Но, как я уже говорил, это все равно что пытаться понять фильм, посмотрев только последние три минуты^{40}.

Это обвинение в близорукости не должно звучать уничижительно. Близорукость – инструмент, с помощью которого мы, ученые, пытаемся отыскать что-то новое, узнавая все больше и больше о все меньшем и меньшем. Однажды я потратил девять лет на один эксперимент; он может стать центром очень маленькой научной вселенной. И я не обвиняю систему уголовного правосудия в том, что она близоруко фокусируется исключительно на наличии умысла – в конце концов, при вынесении приговора учитывается и то, откуда взялся умысел, и биография обвиняемого, и возможные смягчающие обстоятельства.

Где я намеренно пытаюсь звучать уничижительно и даже хуже, так это в тех случаях, когда такой внеисторический взгляд на поведение перерастает в морализаторство. Почему, анализируя чье-то поведение, вы игнорируете все, что происходило с этим человеком вплоть до настоящего момента? Да потому что вам попросту неинтересно, по каким таким причинам он от вас отличается.

В этой книге я нечасто сознательно перехожу на личности, но здесь как раз один из таких случаев – речь идет о рассуждениях Дэниела Деннета из Университета Тафтса. Деннет – один из самых известных и влиятельных философов, ведущий компатибилист, который излагает свои взгляды как в специальных трудах в своей области, так и в остроумных и увлекательных книгах для широкой публики.

Он безусловно принимает эту внеисторическую позицию и обосновывает ее с помощью метафоры, которая часто встречается в его трудах и дискуссиях с коллегами. Например, в книге «Пространство для маневра: виды свободы воли, которой стоит хотеть» (Elbow Room: The Varieties of Will Worth Wanting) он предлагает читателю представить себе забег, в котором один из бегунов стартует с отставанием от остальных. Будет ли это несправедливо? «Да, если речь о забеге на сто ярдов». Но если речь идет о марафоне, то никакой несправедливости Деннет не видит, ведь «в марафоне такое относительно небольшое изначальное преимущество не считается, поскольку можно с уверенностью ожидать, что другие случайные отрывы будут иметь больший эффект». Резюмируя свою точку зрения, он пишет: «В конце концов в долгосрочной перспективе удача усредняется»^{41}.

Да нет же, не усредняется^[37]. Предположим, вы родились у матери, злоупотреблявшей наркотиками во время беременности. И что, стремясь уравновесить это невезение, общество спешит обеспечить вам воспитание в относительном достатке и предоставляет всевозможное лечение, чтобы помочь преодолеть отставание в неврологическом развитии? Нет, в подавляющем большинстве случаев вы родитесь в бедности и в ней же и останетесь. Ну тогда, говорит общество, давайте хотя бы позаботимся о том, чтобы мать вас любила, была бы психически стабильна и располагала бы массой свободного времени, чтобы читать вам книги и водить по музеям. Да, конечно; насколько нам известно, мать ваша, скорее всего, захлебывается в ужасных последствиях своего жизненного невезения, и о вас, скорее всего, не будут заботиться, будут подвергать насилию и перекидывать из одной приемной семьи в другую. Но, может быть, общество хотя бы соберется с силами, чтобы уравновесить это дополнительное невезение, обеспечив вам жизнь в безопасном районе с отличными школами? Нет, вероятнее, в вашем районе орудуют банды, а школа не получает достаточного финансирования.

В нашем мире вы начинаете марафон, отстав на несколько шагов от остальных. И вопреки утверждению Деннета, примерно через полкилометра, поскольку вы все еще заметно отстаете, именно вас хватает за пятку какая-нибудь дикая гиена. На восьмикилометровой отметке, в палатке для восстановления водного баланса, почти закончилась вода, и вы можете сделать лишь несколько глотков подозрительно мутной жижи. На шестнадцати километрах у вас скручивает желудок. К тридцати двум километрам путь вам преграждают люди, которые считают, что гонка закончена, и уже подметают улицу. И все это время вы наблюдаете за удаляющимися спинами остальных бегунов, каждый из которых считает, что имеет право, что заслужил приличный шанс на победу. Удача не выравнивается со временем, и, по словам Леви, «мы не можем устранить последствия случая с помощью другого случая»; вместо этого наш мир практически гарантирует, что и везение, и невезение со временем только усугубляются.

В том же абзаце Деннет пишет, что «хорошему бегуну, стартующему позади группы, если он действительно настолько хорош, чтобы ЗАСЛУЖИТЬ победу, вероятно, выпадет достаточно шансов преодолеть первоначальное отставание» (выделено мной. – Р. С.). Это даже круче веры в то, что Бог придумал бедность, чтобы наказывать грешников.

Но и это еще не все! Послушайте, как Деннет подытоживает свою моральную позицию: переключаясь с легкоатлетических метафор на бейсбол и предполагая, что вы считаете, будто есть что-то несправедливое в том, как устроены хоум-раны, он пишет: «Если вам не нравится правило хоум-ранов, не играйте в бейсбол; играйте в какую-нибудь другую игру». Да, я хочу другую игру, говорит наше уже повзрослевшее дитя наркоманки из предыдущего абзаца. На этот раз я хочу родиться в обеспеченной, образованной семье трудяг из IT-сектора в Кремниевой долине, которые, как только я решу, что мне нравится, скажем, фигурное катание, оплатят занятия в спортивной секции и будут подбадривать меня с первых шатких шагов на льду. К черту эту жизнь, в которую меня бросили; я хочу сменить игру.

Считать, будто нам достаточно всего лишь знать о намерении в настоящем, – это не просто интеллектуальная слепота. Это даже хуже, чем верить, будто намерение – это самая первая черепаха, висящая в воздухе. В таком мире, как наш, это еще и серьезный этический изъян.

Пора посмотреть, откуда берется намерение и как удача и близко не выравнивает положения в долгосрочной перспективе^{42}.

3
Откуда берется намерение?

Из-за того, что нам ужасно нравятся всякие либетовские штуки, мы усаживаем вас перед двумя кнопками; вы должны нажать одну из них. Но о том, что будет впоследствии, вы получаете самую общую информацию: говорят только, что в результате неправильного выбора погибнут тысячи. Теперь выбирайте.

Ни один скептик в отношении свободы воли не возьмется утверждать, будто бывает так, что вы формируете намерение и уже тянетесь, чтобы нажать соответствующую кнопку, но тут вдруг ни с того ни с сего молекулы, составляющие ваше тело, толкают вас под руку и вынуждают нажать другую.

Напротив, в предыдущей главе было показано, как в рамках либетовской парадигмы обсуждается, когда именно вы сформировали намерение, когда вы осознали, что сформировали его, активировались ли к этому моменту нейроны, отдающие команды мышцам, и в какой момент вы еще могли наложить вето на свое намерение. Плюс ведутся разговоры о ДМО, лобной коре, миндалевидном теле (или миндалине) и базальных ядрах – что́ им становится известно и когда. Тем временем в соседнем зале суда юристы спорят о природе вашего намерения.

Предыдущая глава заканчивается заявлением, что все эти миллисекунды не имеют ни малейшего отношения к вопросу о том, почему свободы воли не существует. Потому-то мы и не стали вставлять в ваш мозг электроды, прежде чем усадить перед двумя кнопками. Они нам не сообщили бы ничего существенного.

Все потому, что либетовские войны не ставят наиважнейший, фундаментальный вопрос: почему вы сформировали именно такое намерение?

В этой главе будет показано, что в конечном итоге вы не властны выбирать, какое намерение сформировать. Вы хотите что-то сделать, намереваетесь это сделать, а затем так и поступаете. Но как бы горячо и отчаянно вы того ни желали, у вас не получится заставить себя захотеть сформировать другое намерение. Вы не отыщете выход и уровнем выше – вы не можете успешно использовать инструменты (скажем, бо́льшую самодисциплину), которые помогут вам выбрать, чего желать. Никто из нас на такое не способен.

Вот почему нет никакого смысла вставлять электроды вам в голову, чтобы посмотреть, чем заняты нейроны в те миллисекунды, когда вы формируете намерение. Чтобы понять, откуда взялось намерение, нужно знать, что происходило с вами в те секунды или минуты, что предшествовали появлению намерения нажать на одну из двух кнопок. Еще следует знать, что происходило с вами на протяжении часов и дней, предшествовавших этому моменту. А также на протяжении лет и даже десятилетий до него. А еще – что с вами происходило в отрочестве, детстве и в утробе матери. И что случилось, когда сперматозоид и яйцеклетка, которым суждено было стать вами, слились воедино, сформировав ваш геном. И что происходило с вашими предками столетия назад, когда они создавали культуру, в которой вас воспитывали, и с вашим биологическим видом миллионы лет назад. Да-да, вот это все.

Все эти черепахи одна на другой показывают, что намерение, которое вы формируете, как и личность, есть результат всех предшествующих взаимодействий биологии и окружающей среды. От вас здесь ничего не зависит. Каждое влияние плавно вытекает из всех влияний, что предшествовали вашему намерению. В этой последовательности нет такой точки, куда можно было бы вставить свободу воли, которая находилась бы в этом биологическом мире и вместе с тем не принадлежала бы ему.

Давайте же посмотрим, каким образом то, кем мы являемся, есть результат предыдущих секунд, минут, десятилетий и геологических периодов, не подвластных нашему контролю. И почему везение и невезение никогда не уравновешивают друг друга.

ЗА СЕКУНДЫ И МИНУТЫ ДО…

Для начала вопрос о происхождении намерения мы поставим следующим образом: какая сенсорная информация, поступавшая в мозг в предыдущие секунды и минуты (в том числе неосознаваемая), помогла вам сформировать намерение?^[38] Ответ может быть очевидным: «Я сформировал намерение нажать на кнопку, поскольку услышал жесткое требование сделать это и увидел пистолет, направленный мне в лицо».