Виктор рассмеялся над своей собственной шуткой, но Лене было не до смеха. Она так явственно ощутила, как снимает картину со стены в магазине, заворачивает в два слоя бумаги и прижимает к себе, что у нее даже закололо кончики пальцев.

– Вить, – сказала она дрогнувшим голосом, – только давай с самого утра пойдем. Чтобы ее до нас не купили.

– Да уж, крепко тебя зацепило, – покачал головой Дорошин. – Висела эта картина там месяцами, если не годами, и вот обязательно завтра ее должны купить.

– Ее уже покупали два раза, – кинулась на защиту портрета Елена. – Ты же слышал, что покупатели возвращали ее обратно, потому что девочка с портрета за ними следила.

– А ты у нас, значит, слежки не боишься. – Виктор снова зевнул. – Хотя ты у нас ничего не боишься. Я тебе торжественно обещаю, что мы завтра пойдем в этот магазин прямо к открытию и купим этот портрет. А сейчас давай спать, а?

Успокоенная его обещанием, Лена вернулась в кровать и спустя пять минут уже крепко спала. До самого утра сновидения ее больше не тревожили, и проснулась она бодрая и полная сил. За завтраком они объявили хозяевам и Нине Невской, что отправятся покупать картину, но вскоре вернутся.

– Какую картину? – с живым интересом спросил Эдик. – Его произведения живописи интересовали и с профессиональной точки зрения, и как страстного коллекционера. – Чья работа?

– Не знаем, – призналась Лена. – Сигнатуры нет. Но рука кого-то известного. Вот только я никак не могу вспомнить чья. Может, у тебя получится.

– Может, и получится, – улыбнулся Киреев.

Он по праву считался одним из лучших экспертов живописи в стране и очередному подтверждению своего высокого уровня каждый раз радовался словно ребенок.

– Таня, ничего, что я исчезну ненадолго? – поинтересовалась Лена у хозяйки. – Тебе, наверное, помощь нужна в подготовке к вечернему приему. Но я быстро вернусь. Только туда и обратно. Не хочу ждать до завтра, боюсь, что картину купят.

– Иди спокойно, – улыбнулась Татьяна. – Никакая помощь мне не нужна. Во-первых, у нас заказан профессиональный кейтеринг, так что возиться у плиты не придется. А во-вторых, мне Нина поможет.

– Конечно, помогу, – с готовностью подтвердила Невская.

* * *

Картина, к счастью, висела на том же месте, где вчера они ее оставили. Лена даже выдохнула, настолько она, оказывается, боялась, что портрет уплывет из-под ее носа. Нарисованная девочка встретила ее как добрую знакомую, только что не кивнула. Лена бы голову отдала на отсечение, что, пока они расплачивались у кассы и пытались хотя бы минимально выяснить провенанс работы, она следила за ней внимательным взглядом, не отводя голубых глаз.

Отследить путь портрета не удалось. В арт-галерею его, по заверениям директора, вызванного в зал продавщицей по требованию Дорошина, сдала некая Лариса Власова, заявившая, что картина ей досталась в наследство от отца. Так как никаких подтверждающих документов при этом Власова не предъявила, полотно было выкуплено у нее художественным салоном за тридцать тысяч рублей.

В первый раз картина ушла покупателю четыре месяца назад за сумму в пятьдесят тысяч рублей, но спустя неделю вернулась обратно. Покупательница утверждала, что не может находиться с ней в одной квартире и начинает задыхаться при одном только взгляде на проклятый портрет.

Спустя полгода картину купили во второй раз, и только после того, как она была уценена до тридцати четырех тысяч рублей. Правда, при этом владелец салона заменил родную раму на более дешевую. Однако спустя четыре дня и вторая покупательница вернула портрет обратно, утверждая, что изображенная на картине девочка за ней следит. С тех пор прошло еще несколько месяцев, и теперь девочка переходила к Елене Золотаревой и Виктору Дорошину за вновь сильно урезанную сумму.

– Я бы хотел заключить договор, – твердо сказал Дорошин.

– Простите, что? – Владелец салона непритворно удивился.

– Договор, – терпеливо повторил Дорошин. Он вообще умел быть терпеливым, когда дело касалось юридических тонкостей. – Купли-продажи произведения искусства. Его предметом должен быть сам арт-объект с его описанием. Раз отсутствует имя автора и название произведения, то именно так и нужно указать. Добавляем, что дата написания работы неизвестна, вставляем словесное описание и делаем фотографию.

– Зачем?

– Просто описать в договоре картину как «кисти неизвестного автора» недостаточно, – развел руками Дорошин. – В случае спора существует риск признания договора незаключенным.

– Простите, какого спора?

Дорошин вздохнул.

– Этот портрет, несомненно, является произведением искусства, хотя автор его и неизвестен. Я, видите ли, профессионально занимаюсь поиском украденных ценностей, поэтому не могу себе позволить оказаться втянутым в скандал. Экспертизу мы, конечно, проводить не будем. Не та цена работы, чтобы заморачиваться. Но так как наличие прав на произведение вы, как продавец, доказать не можете и провенансом картины не владеете, то в договоре мы просто укажем ваши заверения, что картина принадлежит вам на законных основаниях, а также что наложенные на нее обременения отсутствуют. Если заверения окажутся недостоверными, то мы с женой будем вправе требовать возмещения убытков. Также прописываем, что исключительное право на произведение переходит к нам как к покупателям.

– Вить, а это не слишком для картины стоимостью в двенадцать тысяч рублей? – тихонько спросила Елена у мужа.

Она знала его въедливость и дотошность, а сейчас имела возможность лишний раз в них убедиться. Дорошин пожал плечами.

– Вовсе нет. Я же тебя знаю. Ты будешь разбираться с происхождением этого портрета, пока не докопаешься до сути. И после этого вполне может статься, что его цена вырастет кратно. И я не хочу потом доказывать ни в одном суде, что купил ее законно, а не обманом выудил у этого святого человека. – Он кивком показал в сторону владельца арт-салона.

– Да уж, ваш подход вселяет уважение, – крякнул тот. – Вынужден признать вашу правоту. Сейчас все оформим, коллега. Поверьте, нам совершенно нечего скрывать и нечего бояться.

Из-за всех юридических проволочек из салона Лена и Дорошин вышли только через час после того, как переступили его порог. Упакованную в бумагу и перевязанную бечевкой картину Виктор бережно нес под мышкой. В доме Киреевых покупку торжественно установили на стул в гостиной, распаковали, и девочка в голубом платье предстала любопытным глазам Киреевых и их гостьи.

Эдик с профессиональным интересом впился в портрет взглядом. Дорошин с легкой улыбкой наблюдал за старым другом. Несмотря на пятидесятилетний юбилей, Киреев совершенно не изменился. Все то же удлиненное лицо, чуть раскосые глаза, взлохмаченные вихры, полные, четко очерченные чувственные губы и длиннющие ресницы на зависть девицам.

Осмотрев портрет, он чуть слышно присвистнул.

– Слушай, Вить, а ведь вы, пожалуй, купили довольно ценную штуку.

– Ты можешь определить авторство?

– С одного взгляда? Нет конечно. Но твоя жена права. Это кто-то очень знакомый.

Он сделал шаг назад, открывая обзор стоящей за ним Нине. Невская бросила взгляд на картину, ойкнула и прижала руку к губам.

– Этого просто не может быть! – воскликнула она. Еще раз посмотрела на картину и повторила все в том же изумлении: – Этого совершенно не может быть. Это невозможно.

Глава вторая

Елена Золотарева против своей воли чувствовала какой-то душевный трепет. Привороживший ее портрет девочки, не успев попасть в дом Киреевых, сразу произвел неизгладимое впечатление. По крайней мере, Нину Невскую ему удалось потрясти довольно сильно. Вон стоит, хлопает глазами, будучи не в силах членораздельно объяснить, что именно совершенно невозможно.

Ни в какую мистику Елена, разумеется, не верила, но о силе художественного образа знала не понаслышке. Кем бы ни была голубоглазка на портрете, в ее жизни, несомненно, произошло что-то трагическое. А запечатлевший ее неизвестный художник обладал огромным талантом, раз сумел выразить мучительный ужас в глазах безмятежного, казалось бы, ребенка.

– Чего не может быть, Ниночка? – ласково спросила Татьяна.

Лена уже успела выяснить, что Невская приходилась Эдику Кирееву крестницей, а потому и он сам, и его жена относились к молодой женщине с искренней теплотой.

– Такого совпадения, – объяснила Нина.

Понятнее не стало.

– Вы уже где-то видели эту картину? – предположил Дорошин.

– Да. То есть, конечно, нет. Она просто очень похожа на другую. То есть девочка похожа, не картина. Хотя и картина тоже, просто я в этом не очень разбираюсь.

– Нина, может быть, ты нам все объяснишь, а то мы совсем запутались? – Киреев добродушно улыбнулся.

Невская провела рукой по лбу.

– Да, конечно. Простите, я себя так глупо веду. Просто это все очень-очень странно. Видите ли, за неделю до Володиной гибели мы с ним отправились в путешествие. Мы обожали так проводить выходные. Садились в машину, несколько часов ехали по дороге, болтая обо всем на свете. Заранее прокладывали маршрут, чтобы захватить как можно больше интересных мест. Потом доезжали до конечной точки, останавливались в отеле, ужинали в ресторане. Назавтра мы осматривали все достопримечательности, проводили вторую ночь, а наутро отправлялись в обратный путь. Мы и в Новгороде были, и в Твери, и в Вологде, и в Суздале. А в тот, последний раз это был Рыбинск.

Лена слушала внимательно. Отчего-то все, что говорила Нина, казалось ей очень важным. И муж, она видела, тоже навострил уши, хотя обычно он не был охоч до чужих житейских историй. Если они не были связаны с произведениями искусства, конечно.

– Мы остановились в частном отеле, – продолжала свой рассказ Нина. – Он был новый, только открылся. Его владелец выкупил комплекс старой усадьбы, довольно сильно разрушенной, и восстановил ее, пусть и не полностью. Это была такая чудесная усадьба, расположенная в черте города, но при этом создающая иллюзию, что ты за его пределами. Ныряешь в ворота – и оказываешься в другом измерении. Когда-то там был сад. Точнее, он никуда не делся, просто принадлежит теперь муниципалитету. А в частном владении остался лишь бывший барский дом, в котором и размещен отель, а также флигель, в котором, кажется, обосновался его владелец. Еще беседка есть. Чудесная. Мы в ней вечером сидели. Там воздух такой волшебный. Пахнет липами и соснами одновременно. Представляете?

Лена вздрогнула. Липами и соснами пах воздух в ее сегодняшнем сне.

– В общем, в отеле, в простенке лестницы между первым и вторым этажами, висела картина. Портрет мальчика лет тринадцати. Такой… дореволюционный. Ничего особенного. Мальчик в белой рубашке, сидящий в беседке, наподобие той, что стояла во дворе. Но дело в том, что этот мальчик был точной копией нашего сына Никиты. Просто одно лицо. Мы с Володей даже глазам своим не поверили. Возникало стойкое ощущение, что этот портрет писали с нашего сына, если бы это было возможным сто лет назад. Ну и Никита был, конечно, младше, чем мальчик на портрете, но это не уменьшало сходства. Разумеется, мы захотели узнать историю картины. Обратились к девушке на стойке регистрации, она пригласила владельца отеля. Он очень приятный человек. Рассказал, что картину нашел в одной из забитых хламом кладовок, когда осматривал здание перед реставрацией. Она оказалась кисти довольно известного в прошлом художника, поэтому владелец отеля решил ее оставить. Портрет нуждался в небольшой реставрации, но в целом сохранился неплохо. В общем, когда мы объяснили, в чем дело, и показали фотографии Никиты в телефоне, этот человек подарил нам портрет.

– Просто взял и подарил? – удивился Киреев. – Несмотря на то что знал о его ценности?