– Без Леа мы не захотели что-либо обсуждать. Интересно, как она там. А я ей сейчас позвоню! – И я хотела выбраться из-под пледа, чтобы взять телефон, но Джун не пустил. Начал целовать в шею, щекотать.

– Потом позвонишь.

– Боишься, что я сорвусь вдруг, если ей понадобится помощь?

– Нет. В таком случае я тоже сорвусь. Просто мы только согрелись, не хочу нарушать идиллию. – Он целовал меня в шею, в щеки, а потом в губы, при этом шептал: – Мне хорошо с тобой.

Я должна была ответить то же самое? Наверное, да. Потому что Джун на секунду замер, рассматривая моё лицо.

– Ты мне ничего не скажешь?

Возможно, сказала бы, но ему позвонили. Телефон Джуна лежал рядом, и он тут же ответил, сообщив мне, что звонит Йонгтен. Сердце моё так и ухнуло вниз. А когда Джун включил громкую связь, я захотела исчезнуть.

– Со мной рядом Инга, – сказал довольный Джун.

– Вот как? И чем вы там занимаетесь?

– Лежим под одеялами, греемся.

Я откашлялась и быстро пояснила:

– Одетые.

Джун рассмеялся. Я раскраснелась, прямо чувствовала, как горят щёки.

– Привет, Инга! – голос Йонгтена весёлый, звучный.

– Да… привет, – бесцветным тоном ответила я и отвернулась, будто Йонгтен мог видеть моё смущение. Но именно Джун разглядывал меня в данную секунду и, по-моему, он заметил изменение моего настроения. А я ничего не могла сделать. Голос Йонгтена на меня плохо влиял: я терялась, появлялось раздражение. – Как поживаешь? Как Нин?

– У нас всё отлично!

– Рада за вас, – ещё более поникшим голосом сказала я.

Джун пристально смотрел на меня, затем переключился на разговор с Йонгтеном. Они обсудили какие-то рабочие вопросы и распрощались. Джун ни о чём не спрашивал, но заподозрил трения между мной и Йонгтеном. Наш диалог звучал как расстроенная музыка. Только дурак не заметит этого.

После разговора Джун молчал. И я ничего не говорила, сердце никак не унималось в груди. Почему же я никак не могу забыть Йонгтена? Почему волнуюсь, стоит услышать его голос? Я не хотела верить в то, что эти чувства называются «любовь». Любовь должна искриться радостью, а моя искрится страданиями.

Позже Джун предложил прогуляться. Мы пошли пешком и по дороге зашли в очень симпатичный ресторанчик, поесть омаров и других блюд с морепродуктами. Он пытался разговорить меня, но я вяло отвечала. Мысли были забиты Йонгтеном и разными воспоминаниями о нём.

В самом разгаре ужина к нашему столику подошёл мужчина. Он знал Джуна и встреча их была радостной. Затем мужчина показал на пианино в углу зала.

– Не сыграешь нам?

Я сделала широкие глаза:

– Ты умеешь играть на пианино?!

– Совсем немного.

– Скромничает! – возразил мужчина. – В школьные годы он учился игре на фортепиано и даже выступал на сцене. Жаль, бросил. Очень талантливый парень.

В сердце моём разгорелись приятные чувства. Удивление от того, что Джун музыкант, тихая радость и столь же тихая гордость за него.

– Ну так сыграй, – скромно попросила я, а перед тем, как Джун ушёл к пианино, я поинтересовалась шёпотом: – Кто этот человек?

– Мой преподаватель по фортепиано, – со смехом сказал Джун.

Я была ошарашена. Организатор концертов и мероприятий сам мог бы стать артистом. Голос у него приятный, пальцы с лёгкостью перебирали клавиши. Я не осталась на месте, а стояла рядом с пианино, улыбаясь ему, выражая своё восхищение. А потом разум снова увёл меня в объятия Йонгтена. Только объятия эти никогда мне не принадлежали. Всего одна туманная ночь, когда я была пьяна. Стоило ли думать об этом?

Последний аккорд, Джун смотрел на меня. Поняв, что песня закончилась и за моей спиной хлопают люди, я широко улыбнулась и тоже похлопала.

Мы доели ужин, обсуждая его увлечение музыкой.

– Дома у тебя нет пианино. Или я не заметила?

– Всё верно. Я давно не играл, но пальцы помнят.

– Вот как интересно. Ты – организатор. Умеешь играть на пианино и петь. Йонгтен – звукорежиссёр. Умеет танцевать профессионально. А Ли Кали – ведущий. Что он ещё умеет?

– Он только болтать умеет. Наверное, сгодился бы в рэпперы.

Мы расхохотались.

– Ли будет ведущим на нашей свадьбе.

– О! А не рано ли говорить о свадьбе?

– О будущем нужно думать, а у меня к тебе серьёзные намерения. Скажи ещё раз слово «свадьба».

Я сказала, и Джун мило улыбнулся.

– Люблю твой акцент.

– Так-так! Я ведь уверена, что у меня идеальное произношение. Ты поселил во мне сомнения.

– Нет же! У тебя отличное произношение, – обнимая меня, сказал Джун, – но у каждого из нас есть свой уникальный акцент.

– Ладно, объяснение принимается.

По дороге в общежитие Джун погрустнел. Я понимала, что он борется с своими чувствами и поселившимися несколько часов назад подозрениями. А я никаких оправданий не могла предьявить. Надо было сделать вид, что ничего не заметила. Потом убедила себя в том, что Джун уже забыл о разговоре с Йонгтеном и никоим образом не думает о предполагаемой связи. Но вопрос, заданный на прощанье, подкрепил мои изначальные предположения.

– Инга, – шепнул он после долгого поцелуя, – скажи, что не бросишь меня.

– Что за мысли, Джун? Конечно, я не брошу тебя.

– Это не мысли. Это страх… страх потерять тебя. Снова.

– Не бойся, – неуверенно произнесла, прижимая его голову к себе. – Нет повода для страхов. Я с тобой и… буду с тобой.

Джуна устроил мой ответ. А меня – нет. Он, возможно, верил мне. А я сама себе не верила.

Карина

Кисло-горькие слёзы затекали в рот, сбегали по шее и затекали за ворот. Тонкие бледные пальцы скользили по сенсору смартфона. Сомнения всё ещё одолевали её, бродили в разуме. Но она совсем одна и ничего, абсолютно ничего не могла сделать, кроме как плакать, плакать, плакать…

– Алло? – голос Вонга глухой и печальный.

– Я… – Карина сделала вдох, чтобы не разреветься.

– Карина? Карина, ты плачешь?

– Вонг, я… – новая попытка заговорить обернулась неудачей. Собраться с мыслями было крайне трудно. В то, что случилось невозможно поверить. Вонг умолял её сказать что-нибудь, он уже был напуган. На вопрос «Ты дома?» она быстро ответила, что да. – Я одна. Меня никто не подслушивает. Мама, папа… все… в… Они в…

– Что случилось? – Вонг уже подумал, что это из-за него. Декан успел наговорить ей гадости про него. Потом собрался и опровергнул собственные опасения. Она позвонила ему, значит, дело в другом. В чём? – Карина, пожалуйста. Хочешь, я приеду? Я сижу на своём мотоцикле. Надо лишь завести его, и я у тебя.

– Да, Вонг. Да. Приезжай. Пожалуйста. Я открою тебе ворота. Только побыстрее.

– Скажи, что ты в порядке.

– Я… я здорова. Но… ты мне нужен.

– Лечу!

Через две минуты в главные ворота позвонили. Карина ждала на подъездной дорожке, укутавшись красивой кашемировой шалью. Бросив мотоцикл у ворот, он бегом добрался до Карины, присел на корточки и взял её руки в свои.

– Что случилось? – прошептал он, рассматривая её мокрое от слёз лицо, бледное, но очень красивое.

– Случилось страшное. Я и представить себе такого не могла. Это… ужасно…

И снова слёзы. Вонг встал на колени, чтобы Карина смогла обнять его. Он хотел утешить свою девушку, хотел забрать всю её боль себе. Первый поцелуй пришёлся в висок. Карина не шевельнулась. Тогда он взял её голову и прижался к её пухлым губам. Поцелуй не продлился долго, но и этого было достаточно, чтобы Карина успокоилась.

– Тхэяна арестовали, – наконец сказала она.

– Что? Но за что?

– Я сама толком не знаю. Полицейские сказали отцу, что Тхэян задержан по обвинению в… изнасиловании. Я позвонила Юне, его девушке, но она отказалась со мной разговаривать.

– Он изнасиловал собственную девушку?

– Нет! Не знаю, – в отчаянии ответила она.

– Ты веришь в его вину?

– Не хочу верить. Не хочу… Тхэян такой добрый, он и мухи не обидит. Всегда был вежлив с Юной. Я не могу представить его таким…

Вонг больше не задавал вопросов, чтобы не расстраивать Карину ещё больше. Вместо этого он обнимал её, всеми силами передавая своё желание быть рядом. Что бы ни случилось…

Вонг

– Ченни!

Вонг поднимался по лестнице, снимая на ходу мотоперчатки. Брата он нашёл в спальне, читающего какие-то книги по учёбе.

– Тебя учили стучаться?

– Дело важное. У тебя есть шанс проявить свои знания. Не зря же учишься на юриста.

Вонг был настолько взволнован и нервничал, что Ченни оставил свой сарказм, отложил книгу и выпрямился.

– Ну?

– Если человека обвинили в изнасиловании, ему грозит тюрьма?

Минутное молчание. Ченни изучающе взглянул на лицо Вонга.

– Ты кого-то изнасиловал?

Вонг сплюнул, затем выругался.

– Ты сдурел? Я никого не насиловал. Но у моей девушки беда.

– У твоей девушки? – Нет, Ченни не мог сдержаться. За пару минут Вонг сказал несколько несуразных вещей. Нельзя на это реагировать иначе.

– У моей девушки брата задержали по обвинению в… Мне просто надо знать, если какая-то девушка написала на него заяву, то суда не избежать?

– Нет, конечно. Просто так заяву не накатают.

– А есть хоть малая вероятность, что она его с кем-то перепутала или… решила за что-нибудь отомстить?

– В любом деле существует какая-нибудь вероятность, тут надо разбираться.

– Чёрт! – бесился Вонг. – Ты даже успокоить меня не можешь.

– А что ты от меня хочешь? Ты спросил, я ответил. Как я могу тебя успокоить, если дело очень серьёзное. Сам знаешь законы Южной Кореи. Крепись! Я всего лишь студент, а не судья или адвокат со стажем. И это не шутки. Раз девушка написала заявление, обвиняя его в таком страшном преступлении, значит, оно имело место быть. Брат твоей девушки будет наказан, но сначала проведут следствие.

Не сказав брату «спасибо», Вонг сорвался с места и вышел прочь. Если бы наказание понёс только Кимчи, Вонг не стал бы переживать. Но… «Я бы не хотел рецидива…».

А если этот случай с братом сломит психическое состояние Карины? Если парализует всё её тело?

В своей жизни Вонг испытывал реальный панический страх лишь однажды – когда Ченни по его вине подавился конфетой и едва не задохнулся. Им было по восемь-девять лет. И вот теперь он чувствовал его снова… Страх удушающий, парализующий. И горькое осознание. Чему быть, того не миновать.

Розанна

Розанна привыкла держать обещания. Утром в понедельник она отправилась на киностудию к Эшли Квон. Для этого Розанна попросила своего помощника договориться о встрече с Эшли заранее. За субботу и воскресенье Розанна успела обзвонить несколько своих важных знакомых и даже побеседовала с отцом, чтобы заручиться помощью. Она не стала лукавить и рассказала ему историю Леа.

– Она талантлива, пап. А этот Со ей не муж, чтобы указывать. Причём он сделал это по-тихому, подослал к Эшли кого-то. Как думаешь, мы сможем повлиять на её решение?

– Думаю, можем. У меня есть идейка.

Розанна обожала отца. Он не только хороший чиновник, справедливый и добрый. Но ещё и лучший отец в мире. Да, иногда они спорят, не сходятся во мнениях, но он редко отказывает ей, в отличие от матери. И Розанна была рада, что мать их сейчас не слышит, иначе отговорила бы дочь «заниматься дуристикой».

Эшли Квон ждала её в своём кабинете. А если быть точнее, то за ширмой на съёмочной площадке, куда для неё поставили стол, стул, еду и компьютер.

– Ты не возражаешь, если я позавтракаю, пока мы будем болтать? – размахивая палочками, спросила Эшли. – Я с утра ничего не ела. Когда я голодная, то зла на весь белый свет.

– Конечно, ешь.

– Будешь? – она придвинула к Розанне тарелку с крокетами.