– Эльвира Сабировна, вы прекрасно все организовали, даже официанты не успевают за вашими пожеланиями, – улыбнулась, рассматривая, как носятся ребята. Свекровь слишком многого от них требовала: то подавать десерт, то притормозить, потому что мужчины пляску начали, и нужно срочно отыгрывать назад.

Свекровь фыркнула и поджала губы.

– Как же у меня сердце болит за Давида, – приложила платочек к глазам. – Видный и зрелый мужчина, и так долго траур по жене держит. Так и вся жизнь пройдет, – повернулась ко мне.

Я только неопределенно кивнула. Что тут скажешь? Это решение Давида, и не нам его обсуждать. Он и сейчас стоял в кругу и хлопал сыну и братьям, но сам бесшабашного веселья не демонстрировал. Он часто улыбался, но его улыбка давно не доходила до глаз.

– Я ему столько невест сосватать пыталась, а он ни в какую! – жаловалась свекровь.

– Думаю, если Давид решит жениться, то сам выберет достойную женщину, – очень дипломатично ответила.

– Ха! – неприятно хохотнула. – Знаю я, каких они находят, угу-угу, – и на меня посмотрела надменно. – Адель вот приводил мне невестку до тебя, буквально за месяц.

Я стиснула ножку бокала с облепиховым морсом: неужели ее? Вроде бы свыклась с мыслью, что у моего мужа есть другая женщина, давно и прочно обосновавшаяся в его сердце, но так стыдно слышать об этом от посторонних. От свекрови точно не очень приятно.

– Такая фифа! – продолжала Эльвира Сабировна. – Наглая и дерзкая. Не из наших! Никогда бы не приняла русскую, тем более настолько деловую. Женщина должна быть женщиной! – сокрушалась она.

Я не знала, что ответить, да и не пришлось: к нам шли Адель с Амиром. Я смотрела только на мужа: ворот рубашки свободно распахнут, черные волосы взлохмачены, под губой испарина, а в глазах веселье.

– Мама, – Адель протянул руку матери, приглашая на танец, отдавая сыновий долг.

– Меня старший должен был пригласить, – недовольно ответила, высматривая в зале Давида. Адель закатил глаза и повел ее в круг.

– Майя, – Амир пригласил меня. Его жена на последней неделе беременности и сейчас лежала на сохранении в роддоме.

У нас с младшим Черкесовым всегда были теплые дружеские отношения. Он относился ко мне как к младшей сестре, поэтому я с удовольствием приняла приглашение.

Моими явными достоинствами всегда были роскошные русые волосы и умение грациозно двигаться. Сегодня я надела золотое платье со свободной струящийся юбкой, изящно и красиво, но достаточно целомудренно, чтобы у старейшин не возникало вопросов.

Сначала мы танцевали парами, менялись партнерами и поддерживали темп, но музыка ускорялась, и один за одним круг начал редеть. Я обожала танцевать, отдаваться музыке, уходить за ней, не оглядываясь. Так и сейчас: я осталась одна, подбадриваемая одобрительным свистом и аплодисментами. Я знала, что сейчас очень красива и притягательна, но…

Музыка оборвалась, и я в последний раз тряхнула густыми волосами, затем попыталась в толпе гостей взглядом найти Аделя. Он стоял далеко, хмурился и говорил по телефону. На меня не смотрел. Я тоже отвернулась и подала руку деверю, который повел меня к столу и подал стакан воды. Я выпила с жадностью.

– Готов стать папочкой? – улыбнулась Амиру. Из трех братьев он единственный балагур и весельчак. Да и внешне не так похож на старших: светлее и больше с фигурой пловца, нежели борца.

– Да ссыкотно что-то. Вроде четверо племянников, а своего как-то боюсь, – пожал плечами.

– Это не страшно, я проверяла. Главное, будь рядом с женой. Поддержка очень важна.

– У нас няня, и мать Лейсан собралась на время переехать.

– Это не то… – шепнула. – Ей нужна именно твоя поддержка.

У меня не было опоры в виде любящего мужа, который говорил бы, что я красивая, несмотря на лишний вес, мешки под глазами и отрыжку на майке. Но у меня была Зара, она очень мне помогала. Очень. Правда, у меня вся жизнь впереди: возможно, еще появится такой человек, когда-нибудь…

– Поехали домой, – минут через пятнадцать Адель сам нашел меня и, взяв за руку, повел прощаться с именинником, родителями, важными гостями.

– Мы рано ушли, – заметила уже в машине. – Что-то случилось?

– Нет, – муж влился в поток, – мне показалось, что ты устала, – повернулся ко мне. – Мама не сильно тебя прессовала?

Я вспомнила наш разговор с его матерью о его же невесте. Да, сломала я им планы на достаточно продолжительный срок. Даже не знаю, может, виноватой себя чувствовать начать? Или кто виноват? Я этого не хотела. Адель вроде бы тоже. Случай? Да, наверное так. Но скоро все закончится. Через полгода Кариму пять лет. Мне сложно определить эмоции относительно неминуемого расставания с мужем, но сын… Это угнетало.

Ни разу за пять лет замужества мы не озвучивали вслух условия, которые поставил Адель в нашу брачную ночь, но я успела изучить его: он никогда не отступал и слов на ветер не бросал. Возможно, если бы полюбил меня, а так… Нас друг с другом держал только сын и его нежный возраст, и я больше всего боялась, что его будет растить другая женщина. Зачем? Ну пусть она родит ему их ребенка! От любимой женщины дитя желаннней. Ведь так?

– Нет, все нормально, – рассеянно ответила, отворачиваясь к окну. – Твоя мама за Давида переживает сильно.

– Ясно, – бросил, глядя исключительно на дорогу. – Даву она достала повторной женитьбой. – Солнце … – повернулся ко мне, сказать что-то хотел, но его телефон завибрировал на подстанции.

Адель резко сорвал его, но я успела увидеть абонента «Каролина». Это она. Слишком часто это имя всплывало в нашей жизни. Адель неизменно отвечал на ее звонки, в любой ситуации.

– Слушаю? – отрывистое. – Хорошо. Я буду, – отбил вызов и ко мне повернулся. – Мне отъехать нужно. Буду поздно.

– Ясно, – ответила максимально равнодушно. Вопросов не задавала, сцен не устраивала. У нас же фиктивный брак: с умопомрачительным сексом, но без глубинных чувств. Вероятно, эмоции для сердца и души он добирал на стороне. Да и судя по резкой характеристике моей свекрови, эта Каролина не цветочек. Явно мой муж предпочитал самодостаточных стерв. Я не такая, да и никогда не хотела быть такой. Мне завтра двадцать шесть, вся жизнь впереди: Адель точно не последний мой мужчина. Мы просто две случайности в жизни друг друга, которые умудрились неплохо прожить целых пять лет.

– Приехали, – зарулил к нашей подъездной дорожке. Вся семья Черкесовых жила в Серебряном бору, но максимально удаленно. Ну, насколько это в принципе возможно.

– Наши не спят, – кивнула на окна детской. Карима стало совсем непросто уложить на ночь. – Пойду, – схватилась за ручку двери. Как-то неловко отпускать мужа к любовнице. Это если официально. А так даже не знаю, у кого из нас более главенствующее положение. Я жена, а она в его сердце.

– Майя, – Адель накрыл мою руку, удерживая, – поцелуй за меня сына, – и потянулся к моим губам. Это не был долгий поцелуй, но собственнический и властный. Иногда я Аделя совсем не понимала.

На улице было прохладно: вроде бы апрель пришел, а ночью воздух по-зимнему ледяной, даже почки с трудом пробивались на редких плодовых деревьях возле дома. Зато маленькие голубые ели и лиственницы радовали.

Мне нравился наш дом: уютный и нежный; летом как глоток свежего воздуха, а зимой как теплое пушистое одеяло в снеговой шапке. Построен в стиле прованского шале: в золотом багрянце осени прекрасен, новогодняя сказка изумительна, простор, зелень, сладкий запах цветов с розовых клумб, а в июне у нас цвела черешня, потом крупные абрикосы… Это место стало по-настоящему родным.

Дом строился Аделем. Без меня. Мы переехали в него через два месяца после свадьбы. Шале было полностью облагорожено и отдекорировано. Только с детской и моей спальней пришлось повозиться: видимо, Адель не планировал так быстро становиться отцом, ну и спать с женой раздельно.

Я в дом привнесла только какие-то мелочи: в столовой у нас общие снимки с сыном и родней, напольные вазы с роскошными сухоцветами и золотыми колосьями, шторы и приятные мелочи из поездок. Обычно мы путешествовали втроем: я, Карим и Зара – море, горы, воздух. Адель всегда присоединялся, но ненадолго, пара-тройка дней. Слишком занят.

Я не хотела думать, насколько часто он брал в командировки свою женщину. Как часто ездил с ней отдыхать. Ночи, когда приходил поздно, всегда были с ней? Я могла только предполагать.

Я попросила и одновременно выдвинула всего лишь одно условие мужу, когда наш брак был официально консумирован: не приходить ко мне ночью после этой женщины. Это слишком унизительно, а я и так достаточно унижена. Конечно же, я считала, что ночи врозь – признак их близости. Первое время я даже считала: между мной и этой Каролиной образовался даже некий паритет. Адель как истинный мусульманин старался не обижать обеих своих «жен».

Я вошла в дом, в гардеробной на первом этаже скинула верхнюю одежду и, вымыв руки, поднялась в детскую.

– А кто это у нас не спит?

– Мама плисла! – Карим тут же вскочил, даже планшет с мультиками бросил. Адель, когда видел, что иногда я (и Зара тоже) укладывала сына на ночной сон с гаджетами, высказывал недовольство. Он никогда не кричал и не истерил, но умел несколькими точными фразами донести мысль: твердую как сталь и острую как нож.

Никаких гаджетов, солнце

Я тоже была против телефонов и айпадов в раннем возрасте, но иногда у Карима настолько капризное настроение, что иначе никак. Я не волшебница и тоже уставала, а Адель ни разу еще не укладывал сына в одиночку. Если он был дома около девяти, то сидел в детской и смотрел на нас: если Карим под сказку легко засыпал, то довольно кивал и улыбался одобрительно, а если истерил… Адель уходил из детской и ждал меня на разговор. Он считал, что либо с Каримом что-то не так, либо я где-то и чего-то ему не додавала.

О, Аллах, и этот мужчина собирался забрать сына на воспитание! Кто, интересно, заботиться о нашем ребенке будет? Каролина? А оно ей надо? Или няня? Тогда смысл?!

Нет, Адель не плохой отец: он обеспечивал нас материально сверх всякой меры, ни в чем не отказывал. Карима любил и баловал, играл с ним, если время было, плавать учил – тоже когда время было, гулял на воздухе… да, тоже если не занят работой. Конечно, меня злила эта «занятость» и минимальное внимание семье. Ладно я, но сын!

Естественно, ревнивая женщина во мне предполагала, что его время принадлежит той женщине. Но за пять лет мой муж очень поднялся по лестнице богатых и успешных – такого не бывает с ленивыми и порочными сластолюбцами. Работал Адель действительно много.

– Маленький, – поцеловала сына в щечку, – давай почитаю тебе, м?

– Не хоцю, – протянул недовольно. Карим вполне хорошо говорил уже, но с шипящими и буквой «р» пока трудности.

– Давай тогда расскажу интересную историю.

Сын задумался, но через несколько секунд кивнул и позволил Заре забрать планшет.

Я на ходу придумывала сказку, устроившись в ногах сына и разминая маленькие ступни. Ему было и щекотно, и приятно.

Карим уснул, и я осторожно соскользнула с кровати. Свет погасила, но звездный ночник оставила. Было очень тяжело приучить Карима спать в детской и не бегать ко мне в спальню от каждого шороха. Спит мой мальчик очень беспокойно. Ночник стал частичным решением.

Адель, естественно, был недоволен: пацан и девчачьи страхи! Но когда Карим пару раз прибегал, заставая в пикантных моментах со своим отцом – тот смирился. Понял, что его голая задница более травмирующая вещь, чем ночной свет.

– Где Адель Каримович? – спросила Зара, когда я вышла из детской. Она ждала меня на этаже.

Я бросила на нее долгий красноречивый взгляд. Зара погладила меня по руке. Моя любимая тетя, почти мама жалела и переживала за меня. Она уважала хозяина этого дома, но испытывала материнскую обиду за меня. В каком-то смысле Адель честнее любого другого изменника: он сразу обозначил правила – никаких глубинных чувств ко мне, любовь у него с НЕЙ.