– Ладно, доктор. Все это мне надоело. Да, и это словечко «невозможно». Я понадеялся, что мне наконец-то достанется простое дело, без затей. Никаких запертых комнат или трупов на снегу и прочей чепухи. И первое, что я слышу, – «невозможно»! Ничего невозможного нет в том, чтобы подмешать в напиток яд, не так ли? Для этого есть сотня способов, верно? И если я выясню, что все же…

Едва мужчины вышли из лифта в тускло освещенное фойе, как услышали скрип вращающейся двери. Стараясь не стучать подошвами по мраморному полу, к старшему инспектору устремился молодой человек, в котором Сандерс признал сержанта уголовного розыска Полларда. Казалось, тот был чем-то взволнован.

– Вам лучше вернуться на Грейт-Рассел-стрит, сэр, – сказал он. – Тот малый, Фергюсон, исчез.

Мастерс с силой натянул на голову котелок. После долгой паузы, словно вспомнив, где находится, он сердито прошипел:

– Исчез, значит? Вот просто так взял и исчез? И вы позволили ему уйти прямо через парадную дверь?

– Нет, сэр, – тихо ответил Поллард. – Через парадную дверь он не выходил, впрочем и через черный ход тоже.

– Ты, главное, не волнуйся, Боб, – участливо прошептал Мастерс. – Не бери в голову! Куда он мог подеваться?

– Понимаете, сэр, я не подумал послать кого-то следить за ним. Но все же у парадной двери дежурил Райт. Когда я в последний раз видел Фергюсона, он сидел в своей конторе, дожидаясь вашего возвращения. Сказал, что в случае необходимости мы сможем его там найти. Несколько минут назад я спустился и открыл дверь – его там не было. На столе лежали холщовые нарукавники, которые надевают клерки, а также очки. И никаких следов Фергюсона.

– Я тебя спрашиваю, – нажимал Мастерс, – как он оттуда выбрался?

– Должно быть, вылез через заднее окно, сэр. Но спуститься таким образом довольно сложно – во время пожаров с этим бывают проблемы. Вероятно, он спрыгнул.

– Господи ты боже мой, – потрясая кулаками, прошептал Мастерс. – Человек в летах в темноте спрыгивает с высоты сорок футов, потом встает и уходит?

Сандерс безуспешно пытался вообразить себе такую картину. Каким-то образом этот мрачный клерк, с его бабьей суетливостью и нелепыми обвинениями, вырос в загадочную фигуру, вокруг которой сосредоточилось все дело.

– Действительно, выпрыгнуть из окна нелегко, – сказал Поллард. – На влажной земле следов не найти. Но черный ход заперт изнутри на задвижку и цепочку, а у парадной двери постоянно дежурил Райт. Так что Фергюсону оставалось только выпрыгнуть из окна.

– Черт знает что! – воскликнул Мастерс. – Поговорим об этом позже, дружок. А пока…

– Но это еще не все, – собравшись с духом, продолжал сержант. – Похоже, человека по имени Фергюсон не существует.

Мастерс снова стянул с головы шляпу. Казалось, весь этот нелепый диалог, произнесенный вполголоса в гулком фойе больницы, подготовил инспектора к любому развитию событий.

– Разыскивая этого типа, – продолжал Поллард, – мы разбудили сторожа, который спал в подвале, ирландца по имени Тимоти Риордан. Он подозрителен, как все ирландцы, к тому же изрядно накачался виски… Понятно, почему его не разбудила кутерьма наверху: он был в стельку пьян. Но…

– Послушай, Боб, какого черта ты мне это говоришь?

– Так вот, сэр. Он сказал нам, что в конторе мистера Шумана нет никого по фамилии Фергюсон. Служащие в английском отделении мистера Шумана (у него есть еще отделение в Каире) – это два ассистента, и один из них – египтянин, проработавший у него десять лет. Фергюсона не существует, вот и все.

Глава четвертая

К одиннадцати часам утра Сандерс вернулся на Грейт-Рассел-стрит, где у него была назначена встреча со старшим инспектором. Он не ночевал дома. На службе, в Институте Харриса, у него был диван, на котором он иногда спал, если работал допоздна. А Мастерс попросил его как можно быстрее сделать анализы.

Из квартиры Феликса Хэя Сандерс привез в контейнере примечательную коллекцию стаканов и бутылок. Большую часть ночи и все утро он провел за исследованием их содержимого и получил поразительные результаты.

Однако усталости он не чувствовал. Было прекрасное апрельское утро, в прохладном воздухе пахло весной, а из-за старых домов показался краешек солнца. В доме на Грейт-Рассел-стрит закипела обычная деловая жизнь: по нижним двум этажам сновали Мейсон и Уилкинс, дипломированные бухгалтеры, а также агенты по недвижимости, сыновья Чарльза Деллинга. Однако дверь Англо-египетской импортной компании была заперта, и подле нее стоял полицейский. В квартире Феликса Хэя молодого врача встретил гладковыбритый, оживленный и невозмутимый Мастерс. Кроме него, там находился лишь сержант Поллард. Солнечный свет, струящийся с улицы через небольшие окна, оживлял гостиную, хотя на ней оставалась печать таинственности.

– Доброе утро, сэр, – бодро произнес Мастерс. – Доброе, доброе, доброе! А мы с Бобом уже и не надеялись вас увидеть. Долго провозились с анализами?

– Идите к черту, – беззлобно огрызнулся Сандерс. – Похоже, вы, полицейские, черпаете свои идеи из детективов. В книгах инспектор всегда говорит химику: «Сделай такой-то анализ». Химик идет в лабораторию, почти сразу выходит и тут же выдает результат – наличие или отсутствие некоего малоизвестного яда. Вы имеете хоть какое-то представление о том, сколько времени занимает подобное исследование?

– Да ладно вам, – примирительно сказал Мастерс. Один за другим мужчины вошли в гостиную – застывших фигур за обеденным столом больше не было. – Главное – хорошие новости вы принесли или плохие?

– Скорее, плохие.

Лицо Мастерса омрачилось.

– А-а. Собственно, я этого ждал. Ну, что у вас?

Сандерс извлек из контейнера никелированный шейкер для коктейлей, из которого прошлой ночью разливались напитки. Шейкер стоял тогда на журнальном столике у стула Феликса Хэя и был наполовину пуст.

– Трое из них, – сказал Сандерс, – пили коктейль «Белая леди». Состав: джин, ликер «Куантро» и лимонный сок. Но в остатках напитка на дне шейкера атропина нет. Вообще.

Старший инспектор присвистнул:

– Но это означает…

Кивнув, Сандерс выставил три стакана для коктейлей.

– В остатках жидкости в стаканах, – продолжал он, – количество атропина варьируется от одной пятидесятой до одной десятой грана. Судя по остаткам, Шуман принял самую большую дозу, Хэй – вторую по величине, а миссис Синклер досталось меньше всех. Видимо, яд влили прямо в стаканы.

Затем Сандерс выставил на стол бокал без ножки:

– Как вы знаете, сэр Деннис Блайстон пил «Американский хайбол», то есть ржаной виски с имбирным элем. Он выпил лишь половину бокала, и в остатках было около трети грана атропина. И наконец, ни в одной из бутылок, из которых наливали ингредиенты – джин, виски, «Куантро», – и даже в выжимках лимона я не обнаружил атропина.

– Следовательно, надо понимать, что раз яда не было в шейкере и ни в одной из бутылок, значит атропин добавили в каждый из четырех стаканов.

– Получается, преступник обошел вокруг стола и добавил яд во все напитки, после того как их смешали?

– Да.

– Казалось бы, – помолчав немного, сказал Мастерс, – трудно придумать что-то более рискованное. Кто-то добавляет атропин в четыре стакана, и гости ничего не замечают. Это можно незаметно проделать один раз или, допустим, два. Но четыре! – Инспектор задумался. – Кстати, доктор, какова смертельная доза этого зелья?

– Обычно полграна.

– А в этих стаканах, даже после того, как гости выпили, – не унимался старший инспектор, – вы обнаружили до трети грана? Чудеса, да и только! Но ведь злоумышленник мог прикончить их всех одним только атропином?

– Вполне вероятно.

Мастерс уставился на обеденный стол, словно еще раз пытаясь представить себе четырех сидящих за ним жертв. Солнечные лучи, проникавшие сквозь узкие окна, подсветили декоративные панели на стенах и фрески по обе стороны от камина. На изумительных фресках XVIII века в нежных акварельных тонах были изображены нимфы у пруда.

Интересно, подумал Сандерс, каково было первоначальное назначение этой комнаты, находящейся на последнем этаже городского дома? Над камином красовалась резная полка, на которой теперь в беспорядке были разбросаны книги в ярких обложках.

На одном из журнальных столиков лежала открытая коробка сигар, а на обеденном столе стояли две пепельницы. Зонтик с ручкой из красного дерева лежал теперь на столе, напоминая клинок.

– Смертельная доза яда, – настойчиво продолжал Мастерс, – в каждом стакане. А вы помните, что сказала ночью миссис Синклер? Она, мол, готова поклясться, что ни в один из стаканов не могла попасть никакая отрава. И зачем она вылезла с этим замечанием? Зачем так торопилась сказать нам это? Ведь не может быть, чтобы все гости знали, что пьют отравленные коктейли, правда?

– Вряд ли такое возможно, – заметил Сандерс. – Опасное вышло бы развлечение. Вы нашли что-то еще?

Старший инспектор скептически ухмыльнулся:

– Богатый урожай отпечатков пальцев, но, вероятно, бесполезных. От ручки этого зонтика толку никакого. Думаю, вы и сами хватались за нее, доктор, поднимаясь по лестнице. Безусловно, это оружие, которым закололи Хэя. Но, похоже, никто не знает, чей это зонтик и откуда он взялся. Я это выясню после допроса свидетелей. Утром их выписали из больницы, и теперь у меня развязаны руки.

– А как же Фергюсон?

– Хватит меня изводить, доктор, – огрызнулся Мастерс. – Пока я знаю о Фергюсоне только то, что он действительно пропал. Придется, видно, обратиться к сэру Генри. Боб был прав: ни через парадную дверь, ни через черный ход этот тип не уходил. Утром я осмотрел всю заднюю стену. Там есть водосточная труба, но далеко от окон, и Фергюсону, чтобы добраться до нее, надо было обладать обезьяньей ловкостью. Получается, он выпрыгнул из окна, не оставив следов на земле. У нас есть лишь одна зацепка.

– Какая?

– Он забыл очки, – буркнул Мастерс, – а на очках оставил свои отпечатки. Хотя вряд ли это нам хоть немного поможет. Если только его нет в картотеке Скотленд-Ярда, что маловероятно. Так что прогресса никакого. Кстати, у меня есть адрес поверенного Хэя, и я пошлю к нему сержанта. Я же сам намерен еще раз сразиться с миссис Синклер. Желаете присоединиться ко мне, доктор?

Сандерс желал – он чувствовал, что заслужил это. Они поехали в Челси на полицейской машине, и, когда свернули на набережную Темзы, Сандерс заметил, что даже сейчас, весной, река выглядит по-осеннему.

Можно было предугадать, каким окажется жилище Бониты Синклер. И действительно, оно выглядело как загородный коттедж или кукольный домик. Между темными кирпичами аккуратными линиями белел известковый раствор, на многих окнах висели ящики для цветов, в которых летом, вероятно, цвели розы. На зеленой двери красовалось латунное кольцо в виде кошки.

Однако не это заставило Мастерса с излишней резкостью дернуть рукоятку ручного тормоза, когда он остановил машину. Несмотря на то что была весна и на деревьях распускались почки, в высоких окнах справа от двери мелькали отсветы горящего камина. Мимо одного из окон неторопливо проследовала мужская фигура.

– Похоже на сэра Денниса Блайстона, – заметил Сандерс.

– Это и есть сэр Деннис Блайстон, – пробурчал старший инспектор. – Ну и болваны! Говорил ведь я Сагдену не спускать с него глаз. Я велел установить слежку за всеми тремя, чтобы они не общались друг с другом. И смотрите, что делается! Он все-таки улизнул. Пойдемте.

Опрятная горничная взяла у Мастерса визитную карточку. Их провели в гостиную, напоминающую беседку, где по обе стороны от камина сидели Бонита Синклер и сэр Деннис.

Все выглядело по-домашнему. Хозяйка, одетая в просторный голубой пеньюар, потягивала утренний херес. При свете камина ее красота выигрывала еще больше, или же дело было в несколько театральной обстановке. Блайстон резко встал со стула.

– Доброе утро, миссис Синклер, – начал Мастерс. – Доброе утро, сэр. Вы быстро идете на поправку.

– К счастью, да.