– Именно, – Мильчина заговорила быстрее и увереннее. – Мне, барышня, велено у вас забрать…

Она осеклась, так и не договорив. Вероятно, её осенило, что ошиблась. Перепутала одну рыжую смолянку с другой. Быть может, разглядела, что у Вари веснушек нет или что волосы не такие медные и кучерявые, как у Эмилии. Оставалось лишь гадать, какими описаниями Мильчина руководствовалась.

– Вы меня простите, я, вероятно, обозналась, – пробормотала она, пятясь. – Я лучше пойду. Не стану вам мешать.

Анастасия Павловна отвернулась, чтобы поспешно уйти, но Варя поймала её за запястье. Стиснула руку женщины мёртвой хваткой, а когда Мильчина попробовала вырваться, заверила с твёрдостью в голосе:

– Попытаетесь скрыться, я закричу так, что сюда сбежится весь Смольный. Сторожа вызовут полицию. Лучше вам на все мои вопросы ответить и с миром уйти, нежели объясняться с ними.

Мильчина ойкнула и перекрестилась свободной рукой. Её глаза так и забегали в поисках путей к спасению.

– Вы знаете, что вам должны передать? – строго вопрошала Варвара.

Так она разговаривала с младшими братьями, когда тем взбредало в голову несносно шалить. Срабатывало безотказно. Главное, не давать слабину.

– Нет, помилуйте, барышня, – взмолилась Анастасия Павловна, на глазах которой уже вскипали слёзы. – У меня трое деток. Пощадите. Я только ради них и согласилась.

Варя вскинула брови.

– Вам угрожали?

– Нет. Просто обещали щедро заплатить, если я полученную от смоляночки вещицу положу к хозяйским ценностям. – Мильчина выглядела так, словно с ней вот-вот случится обморок. – Умоляю! Я о дурном не помышляла. Мне денежки нужны детям на учёбу.

– А где живёт ваш господин?

– Умоляю! – Женщина захныкала. – Не надо. Меня выгонят. Я думала, это игра какая. Или проделки поклонницы. Мало ли что у господ на уме, я никогда не вмешиваюсь. Не моё это дело.

– Mon Dieu. Успокойтесь. Я про вас не расскажу. – Варя вздохнула. – Но мне нужно побеседовать с вашим Борисом Ивановичем. Кажется, он в беде. И ситуация носит крайне деликатный характер.

Воронцовой подумалось, что они теперь все в беде: она сама, Эмилия Карловна, Мильчина и Обухов в особенности. Потому что кто-то, очевидно, замыслил подбросить ворованную наградную брошь одного дворянина другому. Обухов вряд ли заказал кражу сам. Уж слишком много звеньев в цепочке. И как минимум двое из них – особы женского пола в трудном положении. Виновный мог надавить на каждого из них, случись что. Но случайно в сие уравнение лишней переменной попала Варя, и теперь ей чудилось, что все рискующие стороны, так или иначе, зависят от неё.

– Не тревожьтесь, Анастасия Павловна. Просто назовите адрес. А с Борисом Ивановичем я пообщаюсь так, что никто не узнает о вашей причастности.

Мильчина молчала, глядя на девушку с неподдельным ужасом, будто та обернулась вдруг палачом и уже готовила гильотину.

– Сколько вам обещали за… кхм… работу?

Исподволь женщина прошептала сумму.

Непроизвольный шумный вздох сорвался с Вариных губ.

– Столь крупными средствами вас не обрадую, но дам половину, если удастся всё утрясти. И вы не будете замешаны в истории, которая может довести до каторги, любезная Анастасия Павловна. И кто тогда оплатит учёбу детям? Так что же, вы согласны мне помочь?

Разумеется, ничего иного ей не оставалось. Мильчина и без того была напугана, а малейшее упоминание каторги привело в ужас. Севшим голосом она пробормотала адрес. Варя повторила его вслух пять раз, чтобы лучше запомнить. Мысленно она прикинула, насколько далеко от Смольного находился дом Обухова.

– А теперь ответьте, вы знаете нанявшего вас человека?

– Нет, он передавал мне записки через одну прихожанку в храме, куда я хожу по воскресеньям.

– Не удивлена. Сможете её описать?

Мильчина задумчиво нахмурилась.

– Высокая, пожилая, костлявая. Одета как гувернантка или учительница. Нос с горбинкой, будто после перелома. Вот тут, – она показала на себе, постучав указательным пальцем чуть ниже переносицы. – Волосы какие у неё, не видела, они всегда под косынкой были. Косынки каждый раз повязывала разные. Больше ничего. Я её всего трижды видела. Последний раз в позапрошлое воскресенье. А на минувшей неделе её в храме уже не встретила.

Последнее Варю не удивило. Вероятно, ту женщину использовали столь же ловко, надавив на её потребности. Вряд ли она объявится вновь. До воскресной службы уж точно. Значит, у Вари были в запасе три дня, чтобы найти способ покинуть Смольный и наведаться в дом Обухова. В то, что причастен он сам, Воронцова не верила. Нелепо вовлекать столько народа, да ещё и приказывать положить брошку к собственным личным ценностям. По первому впечатлению она бы с уверенностью сказала, что драгоценность пытаются ему подбросить.

– Ступайте домой, Анастасия Павловна. Ведите себя тихо. Если с вами выйдут на связь, скажите, девица пришла с пустыми руками и призналась, что посылку она не получила. Но лучше в воскресенье в церковь не ходите вовсе. А если меня в доме у Обухова вдруг встретите, притворитесь, что впервые видите.

– Поняла, – с готовностью ответила Мильчина.

Но, по совести, вряд ли она действительно поняла хоть что-то, просто хотела убраться поскорее и подальше.

Женщина жалостливо свела вместе брови и слабым голосом взмолилась:

– Барышня, вы позволите мне уйти? Я более ничего не знаю.

Она сказала это так, словно вопрос денег её и вправду теперь не беспокоил. Только стремление выйти из сложившейся ситуации без последствий.

Варя мысленно перетасовала колоду вопросов, которые мучили её, и пришла к выводу, что Мильчина не ответит ни на один. Вряд ли она знала того юнкера или каким-то образом была связана с Куракиным и его окружением. И уж тем более не имела понятия о реальной ценности броши, которую ей велели пронести в хозяйский дом.

Воронцова оглянулась на тропинку, чтобы убедиться, что никто поблизости не объявился, и наконец отпустила женщину. Доверять ей всецело Варя не собиралась, но и причин держать её дольше более не осталось.

– Идите. Но не забудьте о нашем уговоре. Поверьте, надёжнее получить меньшую сумму от меня, нежели большую от человека, который втянул вас в подсудное дело.

Мильчина присела в торопливом реверансе.

– Прощайте, сударыня, – пробормотала она, опустив голову, а затем развернулась и засеменила прочь.

Варя проводила её задумчивым взглядом.

Солнце стремительно садилось. Сумерки густели, и глубокие синие тени пролегли промеж садовых деревьев. Но возвращаться в Смольный Воронцова не торопилась. Она решила переждать ещё пару минут после ухода Анастасии Павловны прежде, чем идти обратно. Остальные девочки наверняка уже возвращались с прогулки.

Варя прислонилась спиной к ивовому стволу. Вновь перевесила с локтя на другой локоть мешающий зонтик. Погрузилась в размышления.

Итак, ниточка вела в дом Обухова. Воронцова о нём знала не столь уж много, и то по большей части из рассказов отца.

Первое: Борис Иванович Обухов был отставным генерал-лейтенантом. И второе: он был хозяином нескольких металлургических заводов на Урале. Обуховский завод много лет оставался одним из наиболее важных звеньев в производстве паровозов. Отец Вари, граф Николай Михайлович Воронцов, служил в Министерстве путей сообщения, поэтому ему доводилось иметь дело с Обуховым. О Борисе Ивановиче папенька отзывался исключительно с уважением и называл его надёжным и порядочным человеком. Но о его семье или приватных делах Варя осведомлена не была. В свете Обухов бывал редко в силу возраста, и то в тех кругах, которые с кругами общения самой Варвары не пересекались.

Однако же девушка и не думала отказываться от идеи посетить Бориса Ивановича с целью личной беседы. Возможно, подобный дерзкий поступок в Смольном расценили бы как вопиюще скандальный и неподобающий, но если Обухова действительно решили подставить, при этом втянув уйму посторонних людей, эта история выглядит дурно. А ещё по меньшей мере странно.

Варя оттолкнулась от ивового ствола и пошла в сторону института, решив, что времени прошло достаточно, а смеркалось буквально на глазах. Её накажут за опоздание, чего доброго. Тогда о поездке к Обухову можно будет забыть.

Высокая пожухшая трава у реки росла вдоль тропинки шелестящим ковром. Она колыхалась на ветру и мягко шуршала, вторя плеску воды. А ещё цеплялась за подол платья, словно заставляя Варю идти помедленнее. Не спешить с берега обратно в сад, в глубину тенистых аллей и дорожек. Серые, помертвевшие метёлки качали головами на стебельках-былинках.

Воронцова ступила под сень яблонь, размышляя о том, как могут быть связаны Куракин и Обухов. Оба вроде бы служили в Русско-турецкую войну, но князь оставил службу, едва всё завершилось. Были ли они знакомы? Быть может, вели совместные дела или же состояли в родстве. Это предстояло выяснить.

Варя миновала четверть пути в тишине, никем не замеченная и погружённая в размышления, как вдруг произошло нечто совершенно чудовищное.

Всё, что девушка успела разобрать, это шорох позади себя. Высокая тёмная фигура, скрывавшаяся за деревом, стремительно отделилась от него.

Мужчина напал на её сзади быстрее, чем Варя успела опомниться.

Одна рука крепко перехватила её поперёк туловища, прижала к себе и заставила уронить зонтик в траву возле тропинки. Другая грубая горячая ладонь зажала ей рот.

Незнакомец ловко подхватил Варю, оторвал от земли и поволок в сторону, игнорируя попытки вырваться, укусить, лягнуть или закричать. Бедная, перепуганная до смерти Воронцова извивалась изо всех сил, но негодяй держал её словно в тисках. Будто бы он не первый раз таскал сопротивляющихся девиц против их воли.

От страха Варю замутило. Она представила все наихудшие ужасы, которые только могут обрушиться на невинную девушку в подобной ситуации, и от этого сердце зашлось в груди. Все попытки унять страх и придумать, как освободиться и спастись, успехом не увенчались. Незнакомец с ней не церемонился. И ещё страшнее было от того, что Варя не видела его лица.

От него горько пахло смесью пороховой гари и сапожной ваксы, а ещё немного лимоном.

Они оказались под деревьями, когда Варе наконец удалось издать сдавленный писк, но мужчина лишь перехватил её крепче. Стиснул так, что стало нечем дышать.

Он прижал её к широкой груди и пробормотал прямо в ухо:

– Тише, барышня. Не шумите. Вам ничего не грозит, если вы скажете мне, куда дели брошку.

Варя замерла. Она безошибочно узнала голос.

Это был тот самый «юнкер», который танцевал с ней вчера на балу.

Глава 4

– Только в обморок не упадите. Это затруднит жизнь нам обоим.

Но девушка падать в обморок и не собиралась. Напротив, осознание того, что пленитель ей знаком, парадоксально придавало ей уверенности.

Первой мыслью было продержаться во что бы то ни стало до того момента, когда её начнут искать. А второй, как ни странно, стало наблюдение: кожа на ладони юноши, которой он зажимал ей рот, огрубела, как у человека, привыкшего к тяжёлому физическому труду. На балу из-за лайковых перчаток она этого не заметила. Теперь же всё встало на свои места: отросшие волосы, гладко выбритое лицо, скованность движений во время танца, да и вообще манеры. Ей следовало испугаться, но Варя необъяснимым образом пришла в восторг.

«Юнкер» же, крепко прижимавший девушку к широкой груди, подождал, пока она перестанет трепыхаться, как рыба в сетях, и тихо произнёс ей на ухо так, что Варя почувствовала кожей жаркое дыхание:

– Не хотелось бы вас задушить. Я сейчас уберу руку, и вы не станете кричать, договорились? Потому что, если вздумаете пикнуть, мне придётся вести беседу иными методами, и они вам, поверьте, не понравятся.