Это снисходительное представление, разделявшееся высокомерным итальянским Севером, объяснялось не только непониманием истинного положения дел на Юге. Через семь лет после оглушительной премьеры оперы Масканьи скороспелый сицилийский социолог Альфредо Ничефоро опубликовал книгу «Современная варварская Италия» – исследование «отсталых народов» южной Италии. В этой книге Ничефоро достаточно пренебрежительно охарактеризовал те особенности сицилийской психики, о которых повествовала «Cavalleria»: «В крови сицилийца вечно бурлит недовольство и не знающая границ страсть эго. Каждый сицилиец – мафиозо по природе». Ничефоро, «Cavalleria» и в целом итальянская культура того времени систематически отождествляли Сицилию с мафией. Их последователи, будь то сицилийцы, итальянцы или иностранцы, продолжали и продолжают совершать ту же ошибку, стирая всякие очевидные различия между мафией и тем, что один английский путешественник 1960-х годов назвал «первобытной ментальностью сицилийского бессознательного».

Сицилийскую культуру слишком долго отождествляли с mafiosita (мафиозностью), и это отождествление служило интересам организованной преступности. Абсолютно ясно, что расхожее представление о вымышленности мафии было только на руку незаконной преступной организации, носившей это имя. «Нет никакого тайного криминального общества» – гласило это мнение; «есть лишь очередная теория заговора, придуманная теми, кто не понимает образа мышления сицилийцев». Бесчисленное множество исследователей повторяли этот довод: мол, продолжавшиеся на протяжении столетий набеги заставили сицилийцев с подозрением относиться к чужакам, поэтому они предпочитают разрешать конфликтные ситуации между собой, не привлекая полицию и суд.

«Затирание» различий между мафией и сицилийцами в целом также способствовало тщетности законных мер против преступности. Если во всем виновата пресловутая примитивная сицилийская ментальность, каким образом возможно бороться с мафией – разве что арестовать все население острова. Как гласит итальянская пословица: «Tutti colpevoli, nessuno colpevole», то есть «Если виновны все, то никто не виновен».

Мафия добилась грандиозных успехов в распространении подобных измышлений. Ее усилия на протяжении полутора столетий привели к тому, что в обществе зародились сомнения. В результате сам факт существования мафии долгое время оставался не более чем предположением, теорией, точкой зрения – и был признан на удивление недавно. А желание написать историю «мафиозного менталитета» часто казалось прихотью, заслуживающей не большего внимания, чем готовность сочинить историю галльского остроумия или британской чопорной верхней губы.

* * *

Тем, что миф о сельской чести и, выражаясь фигурально, деревенском рыцарстве наконец-то был развенчан, мы обязаны Фальконе и его коллегам. История, завершившаяся взрывом в Капачи, началась на заре 1980-х годов, когда – менее чем за два года – погибло как минимум 1000 человек: «люди чести», их родственники и друзья, полицейские и ни в чем не повинные случайные прохожие. Кого застрелили на улице, кого увезли в тайное логово и задушили, кого растворили в кислоте, похоронили заживо в бетоне, утопили в море или разрезали на куски и скормили свиньям. Это был самый кровопролитный мафиозный конфликт в истории, но в войну он не перерос – остался кампанией по искоренению. Во главе этой кампании стояла дружина мафиози, группировавшихся вокруг клана Корлеоне. Они организовывали тайные «отряды смерти», чтобы истребить своих противников и установить почти диктаторскую власть мафии над Сицилией.

Среди жертв этой резни оказались двое сыновей, брат, племянник, шурин и зять достаточно влиятельного «человека чести» Томмазо Бушетты. В газетах его именовали «боссом двух миров», поскольку его деловые интересы простирались по обе стороны Атлантики. Впрочем, от корлеонцев не было спасения ни в одном из этих миров. Бушетту арестовали в Бразилии. Будучи выслан в Италию, он попытался совершить самоубийство, проглотив стрихнин, который всегда носил с собой. Попытка едва не оказалась успешной. Поправившись, Бушетта решил покаяться и поведать властям о том самом тайном обществе, в которое вступил в возрасте семнадцати лет. Причем исповедаться он соглашался только Джованни Фальконе.

Последний вырос в добропорядочной семье из полуразвалившегося в то время центрального палермского квартала Ла Кальца. Однажды он обронил, что с детских лет привык к запаху мафии. В местном клубе юных католиков он играл в настольный теннис с Томмазо Спадаро, позднее – известным мафиозо и торговцем героином. Любовь родителей уберегла Фальконе от подобных искушений; он вырос приверженцем долга, церкви и патриотизма.

Свою судебную карьеру он начал в должности магистрата в суде по банкротствам, где отточил умение разбираться в сомнительных финансовых проводках. Это умение легло в основу ставшего знаменитым «метода Фальконе». Впервые Фальконе воспользовался своим методом в 1980 году, расследуя попытку провоза через границу крупной партии героина. После этого дела его перевели в криминальную полицию Палермо. В 1982 году он добился семидесяти четырех обвинительных приговоров по героиновому делу – оглушительный успех для острова, где практика запугивания свидетелей, судей и присяжных разрушила не одно тщательное подготовленное обвинение.

Бушетта снабдил Фальконе внутренней информацией о мафии. «Для нас, – говорил Фальконе, – он был кем-то вроде профессора языкознания, отправляющего своих студентов в Турцию и запрещающего пользоваться языком жестов». Благодаря многочасовым допросам Бушетты Фальконе и его группа смогли составить реальное представление о преступном синдикате. Они терпеливо прослеживали связи между личинами, именами и преступлениями. Постепенно складывалась совершенно неожиданная картина – структура мафии, методы управления, образ мышления…

Сегодня сложно представить, сколь мало было известно о сицилийской мафии до того, как Томмазо Бушетта решил исповедаться Джованни Фальконе. Первым откровением стало название организации, данное ей самими ее членами: «Коза ностра» – наше дело. До той поры даже те немногочисленные следователи и полицейские, кто принимал мафию всерьез, искренне полагали, что это название применимо исключительно к американской мафии.

Бушетта также рассказал Фальконе о пирамидальной структуре управления мафией. В самом низу находятся солдаты, разбитые на десятки; ими командует capodecina (десятник). Каждый каподечина подчиняется избранному боссу местной банды, или семьи; у этого босса имеется заместитель и один или несколько consiglieri (советников). Три семьи, контролирующих соседние территории, образуют mandamento (район). Главы районов входят в состав комиссии – этого мафиозного парламента или «совета директоров» провинции Палермо. В теории провинциальный парламент подчиняется региональному, составленному из главарей мафии со всей Сицилии. Однако на практике Палермо доминирует в мафии: почти 50 процентов из (ориентировочно) 100 мафиозных семей на Сицилии контролируют часть территории Палермо, а председатель комиссии Палермо является негласным лидером всей сицилийской мафии.

К тому моменту, когда Бушетта начал давать свои показания, сицилийская мафия насчитывала около 5000 «людей чести». Значимые убийства – полицейских, политиков или других мафиози – планировались на самом верху и совершались лишь с высочайшего одобрения, что гарантировало совместимость этих преступлений с общей стратегией синдиката. Для обеспечения стабильности комиссия внедрила свод правил по урегулированию конфликтов внутри семей и районов. Уровень внутренней дисциплины в мафии привел следователей в изумление.

«Босс двух миров» неплохо ориентировался и в делах американской «Коза ностры». Он поведал Фальконе, что у сицилийской мафии и у американской, которую первая и породила, схожая структура. Однако они являются независимыми друг от друга организациями: член сицилийской мафии совершенно не обязательно окажется членом мафии американской. Крепость дружеских уз между двумя мафиями обеспечивают кровь и совместные деловые интересы, а не организационные связи.

Другие «люди чести» последовали примеру Бушетты, пытаясь с помощью государства защититься от корлеонцев и их «отрядов смерти». Вместе со своим коллегой Паоло Борселлино Фальконе методично проверял признания мафиози и собрал 8607 страниц документов – основу легендарного «макси-процесса», который состоялся в специально выстроенном бронированном зале суда Палермо.

16 декабря 1987 года, после двадцати двух месяцев судебных слушаний, судья огласил обвинительные приговоры 342 мафиози и приговорил их в совокупности к 2665 годам тюремного заключения. В ходе процесса «теорема Бушетты» (как называли скептики информацию последнего о структуре «Коза ностры») получила многократное подтверждение.

Впрочем, официального подтверждения этой «теоремы» пришлось подождать до января 1992 года, когда, вопреки чаяниям и упованиям «Коза ностры», кассационный суд – Верховный суд Италии – оставил в силе первоначальные приговоры. Это было самое сокрушительное поражение, которое когда-либо терпела сицилийская мафия. В ответ корлеонцы отправили «отряды смерти» на охоту за следователями. Фальконе погиб через несколько месяцев после оглашения вердикта. Менее двух месяцев спустя Италия вновь испытала шок – Паоло Борселлино и пятеро сопровождавших его коллег погибли при взрыве автомобиля у дома матери следователя.

Трагическая гибель Фальконе и Борселлино имела последствия, которые ощущаются и по сей день. Прежде всего, их смерть явилась подтверждением поражения, понесенного мафией; существование же организованной криминальной структуры под названием «Коза ностра» перестало быть теорией.

Если «Коза ностра» существует, у нее должна быть история; а если у нее есть история, как заметил однажды Фальконе, она когда-то началась и когда-либо закончится. Благодаря усилиям Фальконе, Борселлино и их товарищей, равно как и благодаря развенчанию мифа о деревенском рыцарстве, историки сегодня могут изучать историю мафии, опираясь на куда более достоверные свидетельства, чем раньше.

По мере того как реальность «Коза ностры» становилась все более очевидной из показаний Бушетты и прочих участников «макси-процесса», немногочисленные историки, в большинстве своем сицилийцы, двинулись в том же направлении, что и следователи – стали изучать данные, которыми пренебрегали ранее, и разыскивать новые свидетельства. Перед ними мало-помалу открывалось новое поле деятельности. В 1992 году, после того как кассационный суд подтвердил «теорему Бушетты» (и невольно способствовал гибели Фальконе и Борселлино), написание истории мафии внезапно перестало быть чисто академическим занятием: пришло осознание смертельной угрозы гражданскому обществу, а с ним – стремление показать уцелевшим магистратам, что они не одиноки в своей борьбе.

Первая история сицилийской мафии была опубликована в Италии в следующем же году. В 1996 году книгу переиздали, с исправлениями и дополнениями; с тех пор выяснились многие новые подробности. Желание рассказать публике историю мафии шло рука об руку с желанием отомстить «Коза ностре» за кровавую жатву 1992 года. На Сицилии к истории относятся серьезно.

Вероятно, сицилийцы с одобрением отнесутся к тому, что историю мафии узнают и за пределами Италии. Моя книга – первая история сицилийской мафии, от ее возникновения до наших дней, написанная не на итальянском языке. В ней представлены самые свежие результаты расследований, история мафии излагается именно так, как рассказывают ее итальянские специалисты. Кроме того, в ней содержится ряд абсолютно новых данных. В последние несколько лет стало возможным подготовить гораздо более полную версию истории сицилийской мафии, чем даже несколько лет назад. Картина, которую рисовали размашистыми социологическими кистями – «менталитет», «парагосударственные функции», «агрессивная субституция», – ныне содержит подлинные имена, места, даты и преступления. И чем отчетливее становится эта картина, тем более тревожными кажутся выводы, которые из нее вытекают: тайное общество, основополагающим принципом деятельности которого является убийство, стало неотъемлемой частью итальянского образа жизни с середины девятнадцатого столетия.