Представление как раз было в разгаре, и все актеры толпились у сцены. Двор, где они жили, был просторным, но убогим, в нем царила неразбериха – настоящие трущобы. На бамбуковых шестах висели разноцветные театральные костюмы, весьма недурные, а под шестами лежали бамбуковые циновки, на которых сушилась на солнце рыба и хранились соленья. Четверо мальчишек носились взад и вперед по двору, пытаясь отобрать друг у друга конфету. Когда Шан Сижуй шел по двору, один из бесчинствующих мальчишек врезался в него, а вместо извинений лишь сердито толкнул Шан Сижуя и собрался бежать дальше. Служка тотчас же к нему подскочил, схватил мальчишку за шиворот и потянул к себе:

– И побежал! Бежит, словно на похороны матери! Где этот сукин сын Сяо Чжоуцзы?!

Мальчишка принялся лягаться и отбиваться от него, крича во весь голос:

– На заднем дворе стирает пеленки! Вонища страшная! – договорив, он наконец вырвался и убежал, аж пятки засверкали.

Служка, всячески заискивая, пригласил Шан Сижуя с Чэн Фэнтаем пройти на задний двор. Шан Сижуй ничего не замечал вокруг, в то время как Чэн Фэнтай с любопытством осматривался по сторонам, ему казалось, что он угодил в лабиринт. Банки с засоленными в сое овощами, эмалированные тазики для умывания, маленькие скамеечки – все разбросано в беспорядке, словно ловушки, стоит сделать хоть один неверный шаг, непременно обо что-нибудь споткнешься. Воздух казался затхлым, пропитанным ароматом чего-то ветхого. Дорогу им преградила кушетка, на которой дремал старый кот. Когда Чэн Фэнтай проходил мимо, тот открыл глаза и уставился на него золотисто-желтыми зрачками. Чэн Фэнтаю показалось, будто на него смотрит пронзительным взором старик, и по коже у него побежали мурашки.

Пройдя через зал, они оказались в небольшом внутреннем дворике. Там на корточках сидел юноша в изношенной одежде. Тяжело дыша, он усердно отстирывал в большом тазу белое тряпье, рядом стояло еще два таза с уже отстиранными тряпками, неясно было, зачем ему стирать столько ветоши, – ни один новорожденный не прописывает столько пеленок. Шан Сижуй кое-что понимал и потому невольно нахмурился. Юань Сяоди и Дун Ханьлинь рекомендовали ему этого Сяо Чжоуцзы как исполнителя амплуа дань, но ни в одной труппе актерам на женских ролях не поручают такую тяжелую работу, опасаясь испортить их прелестную манеру игры и руки. Шан Сижуй не стал подозревать Сыси-эра в злостных намерениях, а напротив, засомневался, тот ли это Сяо Чжоуцзы, и недоверчиво взглянул на служку. Служка почтительно склонился перед Шан Сижуем, прося его набраться терпения, развернулся и пнул деревянный таз с грязными тряпками, отчего мыльная вода выплеснулась на ноги юноши. Тот, впрочем, даже не поднял головы.

– Вставай-вставай! Важные гости пришли на тебя посмотреть! Вот дурная башка!

Юноша по-прежнему сидел на корточках, отстирывая тряпье, он прошептал:

– Чего на меня смотреть? Смотреть тут нечего. Брат, сделай милость, не шути надо мной. Если я запоздаю с работой, хозяин снова меня побьет.

– Кто это над тобой шутит, вставай же! Тут и правда пришли гости, хотят тебя видеть! – И, не допуская возражений, потянул юношу за руку. Рукав юноши задрался по локоть, и Чэн Фэнтай увидел, что вся кожа под ним была в синяках и царапинах. Он и в самом деле пережил немало.

Шан Сижуй долго смотрел на него, прежде чем спросить:

– Это ты Сяо Чжоуцзы?

Юноша опустил голову и угукнул себе под нос, неясно было, стесняется он или же безразличен к происходящему. От Чэн Фэнтая веяло богатством, а Шан Сижуй выглядел как человек с тонким вкусом, он будто бы весь светился. Должно быть, юноша, который и света-то белого не видел, боялся незнакомцев.

Шан Сижуй снова спросил:

– Так ты выступаешь?

Услышав его вопрос, Сяо Чжоуцзы закусил нижнюю губу и еще долго не разжимал зубы. Казалось, признание в том, что он играет в театре, стоило ему немалых усилий. Но когда он наконец заговорил, голос его звучал твердо:

– Да. Я исполняю амплуа дань.

Шан Сижуй кивнул:

– Мне посоветовали посмотреть на твое выступление, когда будет твоя очередь играть?

Сяо Чжоуцзы показал наконец лицо и посмотрел на Шан Сижуя, тот, воспользовавшись случаем, принялся его разглядывать. У Сяо Чжоуцзы было типичное лицо для исполнителей женских ролей: с правильными чертами, несколько печальное, в форме тыквенного семечка. Пусть он и не обладал несравненной красотой, все же для мальчика подобная внешность была редкостью. Когда взгляды этих двоих встретились, в тот же миг между ними возникло скрытое от глаз посторонних понимание, смешанное со взаимным одобрением.

Сяо Чжоуцзы снова опустил голову и обиженно проговорил:

– Ни в один день мне не дают играть…

От его слов Шан Сижуй затосковал, но помочь был не в силах, лишь печально глядел на него.

– Пожалуй… пожалуй, в следующем месяце очередь дойдет и до меня.

Шан Сижуй изумленно выпалил:

– В труппе «Юньси» ведь не так много людей, почему же тебе приходится ждать так долго?

Сяо Чжоуцзы молчал, стоя с опущенной головой, он казался совсем сломленным под тяжестью обрушившихся на него невзгод.

Шан Сижуй вздохнул и с улыбкой проговорил:

– Хорошо. Когда подойдет твоя очередь, отправь кого-нибудь к северу переулка Логусян, дом тридцать один, сообщи мне. Моя фамилия Шан.

Когда Шан Сижуй вышел за ворота, Сяо Чжоуцзы продолжил стирать ветошь, но тут душу его взволновало смутное предчувствие. Он все стирал, как вдруг руки его ослабли, и он уронил мыло в воду, но даже не стал его поднимать. Одна мысль поразила его, он догадался, кем был тот человек.

Глава 5

Прошло не так уж много времени после их визита в труппу «Юньси», а Чэн Фэнтай успел уже выбросить из головы изящного и хрупкого Сяо Чжоуцзы, этого мальчика для битья. Весь его интерес к китайской опере был целиком и полностью сосредоточен на Шан Сижуе. Станет ли Сяо Чжоуцзы сокровищем артистических кругов Бэйпина или же превратится в очередной рубец на страницах его истории, его совершенно не заботило.

Прошел целый месяц, пока одним ранним утром Шан Сижуй не позвонил в усадьбу Чэнов – это был его первый телефонный звонок Чэн Фэнтаю. Трубку подняла Ланьхуа, служанка второй госпожи. Шан Сижуй сказал по телефону:

– Сегодня первое число, прошу второго господина Чэна проверить товар.

Ланьхуа заглянула в соседний флигель и осмотрелась, Чэн Фэнтай еще не вставал с постели. Она спросила:

– Хорошо, как ваша фамилия?

Шан Сижуй задумался на мгновение:

– Моя фамилия Тянь.

Ланьхуа попросила его подождать и, желая сделать как лучше, повернулась к спальне и тихо прокричала:

– Второй господин! Некий господин Тянь просит вас проверить товар!

Она крикнула еще дважды, но ответа так и не получила. Тогда молоденькая служанка, позабыв о приличиях, начала выкрикивать «Второй господин!», голос ее звучал все звонче. В этот миг занавесь вдруг отбросили, в комнату ворвалась личная служанка второй госпожи Инхуа, руками она изобразила, будто перерезает себе горло. Ланьхуа не успела ничего сообразить, как в комнату с сердитым видом вошла вторая госпожа, сощурив раскосые глаза, она принялась браниться:

– Чем дальше, тем все больше забываешь о приличиях! Что за крик подняла! На севере ты тоже так себя вела?

Ланьхуа, держа в руках трубку, стояла с опущенной головой, она не смела даже вздохнуть, а глаза ее покраснели от слез. Чэн Фэнтай, разбуженный их галдежом, не мог больше оставаться в постели, шаркая домашними тапочками, он направился к телефону, чтобы ответить на звонок. Волосы у него были всклокочены, глаза еще не открылись после сна, и про себя он жаловался: у него ведь нет друзей по фамилии Тянь, все его друзья в это время или в объятиях женщин, или спят крепким сном! Только те, кто занимают у него денег или торопят с доставкой товара, могли его искать. Взяв трубку, Чэн Фэнтай нарочно улыбнулся Ланьхуа, чтобы успокоить ее. Не прошло и несколько лет, как ее купили на севере, а она по-прежнему оставалась неуклюжей деревенской глупышкой, и потому ей часто доставалось. Чэн Фэнтай обращался с ней особенно ласково. Завидев его улыбку, вторая госпожа тотчас помрачнела и с решительным видом села за рукоделие, чтобы не покидать комнаты. Дрожащая от страха Ланьхуа тихонько прокралась к выходу, не зная, что ждет ее дальше.

Шан Сижуй так и не дождался ответа, не в силах терпеть тишины, он принялся напевать себе под нос отрывок из оперы, чтобы развлечься, он напевал всякий раз, как у него появлялась свободная минутка. Едва Чэн Фэнтай взял трубку, как тут же услышал приглушенное пение с другой стороны – мягкое и проникновенное, словно губами певец прижимался к уху, щекоча их, это была куньцюй. Чэн Фэнтай рассмеялся, но, испугавшись, что его смех заметит вторая госпожа, повернулся спиной и нарочно принялся кричать на пекинском диалекте:

– Тянь-лаобань сегодня в недурном настроении, раз решили позвонить мне по телефону. Чем могу вам служить?

Шан Сижуй изумленно вскрикнул:

– Я не сказал еще ни слова, как ты понял, что это я?

Чэн Фэнтай ответил:

– Кто, кроме нашего Тянь-лаобаня, может петь так красиво?

Шан Сижуй тотчас же ликующе рассмеялся, он не в силах был сдержать воодушевления, и смех его полнился детским озорством:

– Есть кое-кто! Хотя и уступает немного Тянь-ла-обаню!

Чэн Фэнтай рассмеялся вслед за ним:

– И в самом деле появился товар, способный меня поразить?

– И впрямь появился.

– Тогда в котором часу встретимся?

– Сейчас.

– Сейчас? – Чэн Фэнтай взглянул на часы, была четверть первого, не рано и не поздно. Но по правилам традиционного китайского театра самые стоящие пьесы ставили вечером, а знаменитым артистам отдавали заключительные номера в представлениях:

– И какой стоящий товар может быть в это время?

У Шан Сижуя не осталось терпения говорить, он лишь добавил:

– Ты просто приходи! Приходи скорее! А если опоздаешь, я уйду один.

Чэн Фэнтай повесил трубку, впопыхах оделся и отправился на встречу, выражение лица у него было совсем иным, чем когда он шел обсуждать деловые вопросы. Вторая госпожа озадаченно глядела на него, подумывая позвать Лао Гэ, чтобы тот подготовил машину. Лао Гэ как раз обедал с женой, на столе стояло горячее, одет он был в старую домашнюю кофту с жирными пятнами, волосы и лицо у него тоже все засалились, и, пока он переоделся бы и собрался, прошло бы время. Но не такой у Шан Сижуя был нрав, чтобы ждать. Чэн Фэнтай не простоял у порога и минуты, прежде чем сам не выдержал, потуже затянул галстук и сел за руль. Так или иначе вторая госпожа что-то заподозрила: на деловые встречи он не отправлялся без водителя, самое важное для Чэн Фэнтая – пустить пыль в глаза.

Подъехав к дому Шан Сижуя, Чэн Фэнтай дважды посигналил, и Шан Сижуй тут же выпрыгнул из ворот и ворвался в машину:

– Едем! Труппа «Юньси»!

Чэн Фэнтай и не подумал тронуться с места, а хмуро улыбнулся:

– Давай-давай, садись рядом со мной. Бросил меня за руль, заставил вести машину, а сам уж и превратился в барина!

Вытянув шею, Шан Сижуй вгляделся в его лицо:

– О! Это второй господин! И в самом деле виноват, не заметил тебя. А где Лао Гэ?

Чэн Фэнтай в раздражении закатил глаза: ну что за человек! Все мысли только об опере, а его даже и не замечает. Не говоря ни слова, Чэн Фэнтай ухватил Шан Сижуя за воротник и силой усадил рядом с собой. Хорошо еще, что тело у Шан Сижуя гибкое и податливое, с громким криком он свалился на сиденье, а усевшись, собрался было уже ругаться. Чэн Фэнтай приказал:

– Не шуми! Сиди смирно!

Увидев, что Чэн Фэнтай и правда недоволен, Шан Сижуй тотчас же присмирел и уселся прямо, он хорошо понимал, когда стоило помолчать.